Марго Батурина


БЕЛАЯ
(новелла)

    
    
     Я отчаялась встретить тебя. И пишу, пытаясь побороть тоску. Не думала, что встречу здесь того, кто бу-дет мне так дорог. Теперь, прихожу в этот мир, раз за разом, рождение за рождением, ищу тебя, но не могу найти. Безумный мир. Как можно найти человека, который не знает, что его ищут? Ведь между нами легли тысячи лет. Неужели больше тебя не увижу? А может, ты близко? Тоже ищешь, проклинаешь судьбу?
     На-ивная попытка, написать “послание” и отправить... Только, где адресат? Я боюсь состариться, но не встретить тебя. Боюсь, не узнаю, при встрече.
     Только вера в чудо, дает силы для новых рождений. Надежда на новую встречу, заставляет жить. Два чувства, помогают писать, продолжать поиски. Может ты случайно, прочитаешь, вспомнишь всё, и поймёшь ....
    
     Небо высоким шатром накрывало землю. Только в степи, небосвод, словно ку-пол. Там виден весь мир. Человек, весь как на ладони. Степь, дарит чувство бес-крайней свободы. Разве, ещё только море. Мне не пришлось видеть море, ни ра-зу. Тысячи лет, много рождений, я приходила на землю. И не видела море. Но верю тем, кто утверждает это.
     Незабываемый день. И сейчас, прикрыв глаза, снова вижу то утро. Чувствую за-пах степной травы. Слышу утреннюю трель жаворонка. Велика человеческая память, но почему, я снова должна страдать? Неужели, тысячи лет мало для на-казания? Никто не помнит свои прежние рождения, только мне дана тяжесть та-кого проклятия. За что, Богиня-Мать?
     В то утро, тысячи лет назад, небо так же розовело. Край солнца выглянул, слов-но неведомый бог, открыл глаз спросонья. С каждой минутой, Око мира, все выше вставало над землей. Темное, тонкое облако, ресницей, нависало над солнцем. Постепенно таяло, светлело. Земля прекрасна в это время суток. Всё вокруг непорочное, нереально красивое. Всё замирает перед новым днём. При-рода ждёт изменений. Но меня это утро не радовало, начинался страшный день моей жизни. Я боялась, и до сих пор боюсь, всего нового. Неважно, хорошие или плохие, перемены меня пугают. Как говорят, умные люди: "Плохо жить в эпоху перемен".
     Сегодня, я стану взрослой. Это сейчас, в нашем мире, нестрашно. А тогда был Обряд! Мне предстояла первая брачная ночь. И кровь этой ночи, принесут в жертву Богине-Матери. Все девушки, боятся этого. Для меня, кроме этого страха, был ещё один. Даже не страх, ужас. Я боялась человека, решившего жениться на мне. Он не был монстром, и нормальным его не назовёшь. Самый сильный, Первый Охотник племени, одинокий волк. Его темные, бездонные глаза… до сих пор, вижу их в своих снах. Он был сумасшедшим. Поэтому хотел взять меня в жё-ны.
     Дело в том, что я была не-простой девушкой. Постараюсь объяснить. Я была Белая. Белая ворона, среди чёрных ворон. У меня не было родителей, их не могло быть вообще. Все в пле-мени были смуглыми, с карими глазами. До того, как я попала в племя, там не видели белых людей. Попала я туда загадочно. Шестнадцать лет назад, охотни-ки нашли меня в степи. Одну, под бесконечным небом. Лежала в траве, на не-высоком кургане, у ног статуи Богини-Матери. Мне было около года. Одна, но не плакала, улыбалась всему миру. И выглядела сытой и здоровой. Охотники не осмелились оставить меня там, где нашли.
     В племени, Белой называли Смерть. Это были слова синонимы. А Богиня-Мать, распоряжалась жизнью, и смертью. Когда охотники принесли находку, народ Племени заволновался. Собрались на совет, долго думали, чем это может гро-зить Племени? Хорошего ждать от богов, или это предупреждение? Нельзя от-казаться от дара Богини-Матери. Но и оставлять такого странного ребенка, страшно! Кто возьмет себе в кибитку саму Смерть? Вождь племени, вместе с Женщиной, Говорящей с небом, решили, надо оставить. Богиня так велит. Если не принять, Великая Мать рассердится.
     Меня посвятили Великой Матери, отдав на воспитание Женщине, Говорящей с небом. Она одна, имела смелость взять меня в кибитку. Её я и звала “мамой”. Остальные избегали меня, боялись разговаривать. У меня никогда не было дру-зей, подруг. Меня не принимали в детские компании. Поэтому я выросла на от-шибе, разговаривала только с мамой и с Богиней-Матерью. Я не считалась не-вестой. И мысли такой никто не допускал. Я и невеста! Всё равно, что Смерть взять в жены. Поэтому, в то время, когда все девушки моего возраста, были давным-давно замужем, имели детей, я даже и не собиралась быть женой.
     Год назад, он стал смотреть на меня, исподтишка. Ты хочешь знать его имя? Всегда Первый. Смешное имя, но именно так его звали. Первый так Первый, пусть будет так. Как я говорила раньше, он был первым охотником племени. Считался завидным женихом. Вы-сокий, сильный, смелый. Один ходил на охоту, и не возвращался с пустыми ру-ками. Любая бы девушка, с радостью, вышла замуж за него. И не только из на-шего племени. Во всех племенах рода, он был не последним человеком! На еже-годных праздниках, в честь Богини-Матери, выигрывал все состязания. Его сва-товство считали бы за счастье. Ему было уже около тридцати, а он все не же-нился. Многих это удивляло. Теперь ещё смешней, Первый захотел меня! Пер-вому никто не отказал. Он же Первый, Всегда Пер-вый!
     Даже Первый, за своё желание, обязан заплатить цену. Его ждало жестокое, опасное испытание. Во-круг моей талии, жрицы повяжут пояс. Пояс символ, это оковы Богини-Матери. Я, будущая жрица Богини! Даже не пояс, целая кольчуга. Оковы Богини-Матери, в виде сложной, переплетенной сетки узлов, охватят тело от груди, до середины бедер. Долгая Церемония одевания Священных Оков судьбы, состо-ится утром. Вечером, того же дня, Первый должен руками порвать Оковы. Всего три попытки. Всё племя будет свидетелями, как он совершит это. Если попытки будут неудачны, судьба его будет трагична! Как вероотступника, его привяжут к хвостам двух молодых кобылиц. И отпустят их в степь. Жестокая кара, он погибнет, на том же самом ремне...
     Задача казалась, невыполнимой. Людям не по силам рвать Оковы судьбы. Я даже в легендах, не слышала о подобных случаях. Первый безумец! Зачем он пошел на это испытание? Зачем я ему нужна? Мало что ли девушек вокруг? Я боялась его... и волновалась за него. Меня не любили в племени. Боялись, да. Но не любили. А если он погибнет из-за меня? Это не прибавит мне популярности. День не сулил мне счастья.
     Вот оно, мучительное утро. Пора идти на Церемонию. Мама шла со мной ря-дом. Весь мир казался сном. С каждым шагом, я уходила прочь от свободы. Одинокая и свободная! Так никогда больше не будет. Мамин голос: "...И помни Белая, пояс должен быть порван. Если Первый решится на уловку, а ты помо-жешь скрыть это, то будешь, виновата в грехе..." Мама наставляла меня, перед важным событием. Она хотела как лучше. Нашелся безумец, который, поможет мне вырваться из круга судьбы. Радость её не знала предела! А я, боялась рас-плакаться.
     Маму можно по-нять. Судьба Говорящей с небом, незавидна. Она не стала бы матерью, если бы не я. Такое счастье даётся не всем жрицам. Не каждый день находят подкиды-шей, у ног статуи Богини-Матери... Она не допускала мысли, что я несчастна! И как боюсь...
     Странно, я не пы-талась избежать Церемонии. Не было сил бороться. Послушно, загипнотизиро-ванной жертвой, шла на площадь. Ноги с трудом повиновались мне. Если бы не мама, я упала. Всё племя стояло вокруг. Для всех, это великий праздник! О та-ких событиях, рассказывают своим детям и внукам! Всем было любопытно. Ря-дом с Вождём, на возвышении, находился Первый. Он был красиво одет, во все самое лучшее, это же его Праздник! Я смотрела себе под ноги, старалась не поднимать глаз. Даже спиной, чувствовала его взгляд. Недаром ему везло на охоте. Звери сами падали, от его “ ласкового” взгляда. Змей, в человеческом облике!
     Вождь встал с сиденья, только он мог сидеть на таких Церемониях, и поднял руку. Голоса людей стихли, все замерли, ждали слов Вождя.
     --Люди! Всегда Первый, сын добрых родителей, лучший охотник, долго застав-лял нас мучиться в догадках, почему избегает он свадьбы! И только на Празд-нике Первой Луны, он открыл своё сердце. Ему мало просто жену, он посягнул на Великую Мать! И попросил позволить ему, пройти обряд разрывания Священных Оков судьбы. Я хочу надеяться, у него это получится! Пусть Великая Мать, отдаст ему свою благосклонность и молодую жрицу! Если сегодня вечером, Всегда Первый порвет пояс Белой, руками, она будет принад-лежать ему! Я всё сказал! — Вождь окинул народ взглядом, а я поразилась, как похожи они, Первый и Вождь! Не внешностью, выражением глаз.
     Настала пора стать глав-ным “блюдом” на Празднике. Мама подтолкнула меня, незаметно, к центру кру-га. Ещё предстояло пережить несколько неприятных минут. Я вышла в центр и остановилась. Тут же раздались ритмичные звуки. Это люди, все как один, на-чали хлопать в ладони. Они отбивали ритм для жриц. Со всех соседних племен собрались Говорящие с небом, на это редкое событие. Приехало около полусот-ни, молодых и старых. Под эти ритмичные звуки, они выходили в центр, отго-раживая меня от чужих глаз.
     Только Первого пустили в круг. Так и стояли мы с ним в центре. А вокруг кру-жились в танце Говорящие с небом. От пестрых костюмов зарябило в глазах. Водоворот лиц, разноцветных нарядов, голоса людей, ритмичные звуки, вызы-вали головокружение. Ещё немного и я упаду. Волей-неволей, пришлось смот-реть прямо перед собой. Передо мной был Первый. Мы с ним были одни, не-подвижны. Словно только он и я остались в мире. Страх, холодными мурашка-ми охватил меня. Как мне с ним жить, если я чуть в обморок не падаю, от его взгляда?
     Три, особенно старых и заслуженных жрицы, приблизились ко мне. Медленно, я подняла вверх руки. Одна из старух поставила на землю, грубый, бронзовый таз. Я переступила че-рез край, а две другие, стянули с меня белую рубаху служительницы Богини-Матери. Под рубашкой, ничего не было, поэтому глаза Первого, стали ещё бе-зумней. Хотя куда больше, больше не бывает! Я стояла и не ощущала себя раз-детой, наверное, мне подмешали травки в еду. Поэтому, странно себя чувство-вала. Как во сне. И мысли были какие-то глупые: “Показывают товар лицом, как скотину на торгах! Интересно, это для того, чтобы у него желания больше бы-ло? Или вроде демонстрации будущего владения… О чём я думаю? Великая Мать!” Холодная, чистая вода, полилась мне на голову. Это привело в чувство. Я резко вскинула голову вверх и зажмурилась.
     “Великая Мать! Пусть всё это быстрей кончится!“ — мысль крутилась в голове. А Первый смотрел, и глаза его ещё больше темнели. Эти глаза, казались черней бездны Ада. Слава Матери! На меня надели голубую рубаху невесты. Страшная часть утреннего представления, прошла. Дальше, до самого вечера, всё уже не так страшно!
     Мою белую ру-башку, отдали на хранение маме. Вечером, если Первый не порвёт Оковы судь-бы, снова её одену. Желание Первого, взять меня в жены, не принесло позора. Мама аккуратно свернула рубашку и спрятала за пазуху. Я опустила голову. Потому что снова, старые жрицы подошли ко мне. Теперь надо было собрать волосы в пучок. Раздалась заунывная песня, Говорящие с небом, прощались, словно я умерла для них:
     “Бе-лые волосы, белая кожа… откуда ты, странница?
     Я от Великой Матери по-сланница!
     Что сказала своим детям, Богиня-Мать?
     Своё пришла я, для Великой Матери забрать!
     Оставь нам сестру нашу, подожди…
     Ей дорогу в небо, закроют дожди!
     Оставь тогда, нам память о ней…
     Ей тяжело будет в мире людей!”
     Слова песни тяжестью отдавали в душе. Это про меня поют сестры. Мне тяжело будет в мире людей. Но внешне, держалась спокойно, даже ни разу не сбилась, вовремя подхватывала свою строчку в песне прощания. И не заметила, когда прическа была закончена. Живое кольцо, окружавшее меня и Первого, рассту-пилось. Теперь я подняла глаза, сейчас будет последняя часть Церемонии. На площадь вынесли пояс Священных Оков судьбы. Это был ремень, из лучшей кожи. Длинный, не менее пяти метров. Шириной, с палец взрослого мужчины.
     Пояс обнесли вокруг площад-ки, чтобы все могли убедиться, что он настоящий, крепкий и целый. Каждый мог потрогать его. Только Первый, даже не посмотрел на пояс. Он не отрывал глаз от моего лица. Со всех сторон раздавались шутки, выкрики. Люди на пере-бой оценивали возможности Первого, и давали ему советы. Один бойкий юно-ша, попробовал кожу на прочность. Но только порезал себе руку и под хохот окружающих, был вынужден ретироваться со стыда. У меня сжалось сердце от нехорошего предчувствия. Как этот умалишенный, собирается рвать Оковы судьбы? Только лицо моё оставалось непроницаемым. По крайней мере, мне так хотелось думать.
     Говорящие с небом, начали оплетать тело ремнём. В кои годы, на меня одели такую краси-вую рубашку, и то всю красоту спрячут под поясом! Ни одной вышивки не бу-дет видно. Обидно! Я чуть не рассмеялась, когда так подумала. Великая Мать! Да у меня сейчас будет истерика! Этого только не хватало. Собрав всю волю в кулак, терпеливо выстояла положенное время. Стоять пришлось очень долго. На каждый оборот вокруг талии, приходилось семь узлов. В некоторых местах, ремень пропускали через металлические, бронзовые кольца. Узлы завязывали так, чтобы никто не мог понять, как они завязаны. По окончании Церемонии, я чувствовала себя, как в кольчуге. Свободны были руки, плечи, шея, грудь, ноги. Ниже груди начиналась сплошная кожа. Узелки больно давили на тело, впива-лись в кожу при каждом движении. Только ниже середины бедра ноги были свободны. Каждый шаг давался с трудом. Дай мне силы, Великая Мать, дожить до вечера!
     Когда Обряд закон-чился, я походила, на гусеницу в коконе. Лучше затянули бы, этот пояс вокруг моей шеи. Все проблемы бы кончились, так и не начавшись! По окончании ут-ренней части, Первому позволили поговорить со мной, наедине, несколько ми-нут. Если считать уединением, с полдюжины глаз, подсматривающих у входа в шатер. Да и мама стояла рядом.
     --Я никогда тебя не буду обижать…
     --…..
     --Что ты молчишь? Ты боишься? Не бойся, я порву этот пояс, ты не вернёшься к Говорящим с не-бом. Я тренировался, целый год. Мы долго будем жить с тобой. Я не обижу те-бя, Белая. У нас будут дети…
     Ничего не говорила в ответ. Просто опустила голову и молчала. Что я должна сказать? Что у меня язык “замёрз”, и нет никакой надежды, на его оттаивание, в ближайшие сто лет? Спасибо маме, она взяла меня за руку и повела за собой. Первое свидание было окончено. Я не перестала его бояться. Наоборот, страх охватывал меня всё больше. Страх перед Первым… жуткий взгляд его, застав-лял впадать в панику. Страх перед вечером… что со мной будет? Страх перед непонятной жизнью, если Первый порвёт пояс. Страх перед злобой людской… если он не сможет его порвать. Великая Мать! Ведь если порвёт, мне придётся пережить обряд принесения в жертву крови. А я знала, как этот обряд дик и жесток. Сама принимала участие, пока служила Богине-Матери. Но теперь-то, мое участие пойдёт гораздо дальше, чем просто: “ Белая, подай нож! Белая, держи ей руки…”
     Побывав на одном таком обряде, можно вылечиться от желания, стать женой! Невесты нашего племени, считались посвященными Великой Матери. Обряд дефлорации совершали Говорящие с небом. Кровь, отданная в жертву, должна наполнить жену плодовитостью. Может, за это, Говорящих с небом, так ненавидели и боя-лись, все женщины? Я принимала участие в нескольких свадьбах, как помощ-ница мамы. И мне невозможно забыть, крики боли! А теперь, эта участь грозила мне.
     Почему Первый захо-тел именно меня в жены? Других ему мало? За них не надо проходить Обряд разрывания Священных Оков судьбы. Может, это его и подстегнуло? Ведь он Всегда Первый! О таких, должны слагаться легенды… Точно, у него просто, мания величия! За мыслями, я не заметила, как мы с мамой, пришли в нашу ста-рую кибитку. Она стояла в стороне от поселка, на самом краю вытопной пло-щадки. Там нас уже ждали, Говорящие с небом. Мне ещё предстоял поход к Бо-гине-Матери. Надо было совершить омовение Её, и попросить Её заступничест-ва. Мама подала мех с водой, чашу, и благословила меня. Я пошла в степь. Од-на, на встречу судьбе.
     Раньше, до этого дня, я любила ходить одна в степь. Белая рубашка Говорящей с небом, служила хорошей защитой. Никто не обижал жриц. Мы находились под защи-той Великой Матери. Кому охота связываться с Богиней? Поэтому, я чувствова-ла себя в безопасности. А сегодня, было немного неуютно и непривычно. Хотя конечно, не думай я о предстоящем вечере, то была бы рада. Сколько слёз про-лила в детстве из-за того, что не могу одеваться, как все. Играть с другими детьми… больше всего меня расстраивало, что не могу просто побегать с ними. И вот, детские мечты мои сбылись, скоро стану как все. Где же радость? Всегда так, мечтаешь о чём-то, а когда исполнится заветное желание, пустота и недо-умение, остаются горьким осадком в сердце.
     Я поднялась на холм. Вот она, статуя Великой Матери. Место моего появления на свет. Все же, как я оказалась в этом мире? Ведь не с неба упала! А если и упала, кто скинул меня с небес? И главное, за что? Чем я тебе не угодила, Мать моя… за чем ты посылаешь эти испытания? Конечно, за всё в жизни надо пла-тить. Но не нужно перемен, не хочу жить, среди простых людей. Не хочу быть женой Первого!
     Вот опять, как вспомню о нём, о его глубоких глазах, мороз по коже. Почему так его бо-юсь? Ведь не так он страшен, даже симпатичный. Если приглядеться… высо-кий, выше меня на голову. Густые, черные, длинные волосы, собранные в хвост на темени. В отличие от других охотников, никогда не видела его не причесан-ным! Значит, аккуратный. Лицо… смуглое, с высокими скулами. Прямой нос, полные губы. Брови в разлёт, на левой небольшой шрам. Миндалевидные глаза. Да, если бы он чаще улыбался, не был так суров с виду, был бы очень прият-ный.
     Ну, о чём думаю! Надо дело делать, а я тут размечталась. Мама часто говорила, что я точно, с неба упа-ла. Могла, вот так сидеть и смотреть на степь, целый день. Я встала и соверши-ла все нужные обряды. Благо они не были обременительными. Статуя была не очень высокой, около полутора метров. Из грубого камня, тёмная от времени. Она изображала коренастую, широкую в кости женщину. С широкими бедрами. В руках Великая Мать держала сосуд для приношений. На голове у неё, был странного вида убор. Больше одежды не было. Каждую весну, в Праздник Пер-вой Луны, мы, служащие Ей, надевали на статую белую рубашку. Эта рубашка делала Богиню-Мать заметной издалека. И каждую новую луну, если племя ко-чевало рядом со статуей, приходили сюда. Надо было совершить омовение, принести дары, попросить о ниспослании всех благ. Перед омовением рубашку снимали, поэтому, во время таких церемоний, нельзя было присутствовать по-сторонним. Вот и сейчас, я стояла возле Великой Матери совершенно од-на.
     Последние капли упали на плечи Богини. Рубашка одета. Цветы положены к подножию. В чашу, что дер-жит она в руках, я положила самое дорогое, подвеску из красивого камушка. Эта подвеска была у меня всегда, меня с ней нашли. Прозрачный, белый каму-шек, с отверстием посередине. Сквозь это отверстие пропущена тонкая жила. Мне нравился этот камень. Он так красиво переливался на солнце… но для по-лучения милости от Богини, была готова на всё! Я рухнула к ногам статуи и го-рячо зашептала:
     --Великая Мать! Помоги своей неразумной дочери. Спаси меня от этих испытаний! Не хо-чу быть женой. Тем более, женой Первого. Я хочу служить только тебе. Если он не пройдёт это испытание, его убьют в твою честь. И тогда мне тоже жизни не будет! Я не хочу его смерти. Ведь ты, дающая жизнь, не можешь хотеть смерти. Умоляю, избавь меня от выбора, между жизнью и смертью. Я убью себя, если он порвет пояс, и убью себя, если не порвет! Я запуталась…--слезы градом ка-тились из глаз.
     --Да, я мечта-ла раньше о любви. Но не такой ценой. Не надо мне такого счастья… может своими детскими грёзами, я оскорбила тебя, Великая Мать! Прости тогда меня. Но избавь от всего этого…
     --Пошли мне знамение, что Ты, именно такую волю изъявляешь. И я смирюсь с судьбой. Быть его женой! Не хочу…
     --Лучше бы меня не нашли тогда охотники! Ни одного счастливого дня, не могу вспомнить из своей жизни. И все же, эта жизнь больше мне подходит, чем та, что будет завтра. Великая Мать, пожалей! Не лишай меня радости общения с тобой…
     --Разве я плохо служила тебе? Чем не угодила тебе, Дарующая жизнь и смерть. Яви чудо, или смири меня с мыслями о Первом. Я боюсь его, от его рук приму смерть, только не любовь. Что мне делать, Великая Мать? — слова мои становились всё сбив-чивей и тише. Я выплакалась, излила душу. Мне стало спокойней. Мне часто, около статуи, было намного уютней, чем среди людей. Вот и сейчас, словно не-бесная заступница услышала мои мольбы, я успокоилась и заснула. Обняв ноги статуи, лежа на вершине холма, как шестнадцать лет назад…
     Когда открыла глаза, солнце уже стояло у самого горизонта. Неведомый бог, собирался закрыть глаз. Всё те-ло болело от пояса. Не знаю, как себя сейчас чувствовал Первый, но мне было очень не хорошо. Садизм, да и только. Интересно, кто придумал Священные Оковы, сам носил это жуткое изобретение? В нем даже просто ходить, целая проблема, а что-то делать вообще каторга. Мысль мелькнула здравая, но тут же я устыдилась. Итак, Великая Мать мной недовольна, зачем усугублять своё по-ложение? Надо попросить смиренно о чуде, а не критиковать Её волю! Поэтому, ещё раз припала к ногам статуи:
     --Великая Мать, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что я могу, и мудрость отличить одно от дру-гого.
     Слова молитвы замерли, я ждала чуда. Хоть какого-нибудь знамения… но чуда не последовало. Хочешь, не хочешь, пора идти в поселок. Первый наверно заждался! Я вздохнула, собра-ла пожитки, принесенные с собой, и начала спускаться с холма.
     Вечерняя степь, начало лета. Трава ещё не пожелтела от зноя. Невыгоревшие от солнца цветы, украшают землю, до самого горизонта. И небо, высокое-высокое, темно-синее, не выцвет-шее ещё. Запах цветущей земли, стрекотанье кузнечиков. Так далеко видно! Ничто не давит на глаза, ни одного препятствия. Поэтому дышится легко… низкое солнце, словно расплавляется, касаясь виднокрая. Закат, прозрачный, зо-лотистый, с тонкой полоской бирюзового края. Завтра будет ясный и солнечный день. Хороший день… только не для меня! Я лучше убью себя, но не стану его женой! А если он проиграет, тем более стоит умереть. Девушки нашего племе-ни, уже смотрят зверем на меня. С самого Праздника Первой Луны. С тех самых пор, как Первый попросил меня у Вождя.
     Приняв решение, успокоилась. Теперь было не важно, чем всё это закончится. Я просто вернусь туда, куда уходят все люди. И откуда возвращаются они в жизнь… на Родину, к Великой Матери. Душа моя стала легче пуха, сердце пе-рестало болеть. Чего зря страдать? Всё будет прекрасно, я больше не буду пла-кать!
     Повеселев, пошла к по-сёлку. Даже начала мурлыкать себе под нос, какую-то песенку. Идти было тя-жело, пояс мешал. Руки были заняты чашей и пустым мехом, из-под воды. Я не смотрела по сторонам. Никого не боялась. Кого мне бояться, в двух шагах от родного поселка? Тем более вон он, уже видно нашу кибитку. По-моему, даже маму видно. В небе стоял дым от множества костров. Пахло так вкусно, празд-ничный ужин готовят! Хоть наемся перед смертью, до отвала! Предвкушая пир, заторопилась. Да и искать начнут скоро, я задержалась у Великой Матери. Вот тут и началось самое интересное. То, что перевернуло всю жизнь. И эту, и все последующие…
     Словно смерч, неведомая сила, подхватила меня. Небо и земля поменялись местами, не сразу поняла, что случилось. Стук копыт, пестрая лента степи, почему-то, перед гла-зами… меня похитили! Я лежу поперек конской спины, а чья-то сильная рука прижимает меня. Неужели Первый пошел на это, боясь неудачи? Заколки, удерживающие волосы, остались где-то в прошлом. Узел прически распустился, пряди задевали за траву. Потому, не могла видеть похитителя. Я попыталась крикнуть, но чужая рука оборвала крик, зажав рот. Мне не оставалось ничего другого, как куснуть эту руку. Только тут до меня дошло, это не Первый, это чужой. Другой запах! У нас в племени, люди не так пахнут! Вот тут я испуга-лась и потеряла сознание.
     В себя пришла оттого, что меня берут на руки и куда-то несут. Чужой! Я стала отбиваться, но веселый смех мне был ответом. Именно веселый, не злой. Тогда осторожно, приоткрыла, зажмуренные от страха глаза. И остолбенела… Ты был Белым, как я!
    
     Не хочу называть имя, принадлежавшее тебе. Пусть оно будет паролем при встрече. Мы меняемся в каждом новом рождении. Не сильно, но меняемся. Только твоё имя внушает надежду, я смогу узнать тебя. Так боюсь оши-биться. За долгие годы, прошедшие с того дня, только имя осталось на па-мять. Разрушились культуры, построились новые, тоже стерлись в прах. На обломках возникали, крепли, другие цивилизации. Обломки их, покры-лись забвением… но твоё имя не стерлось, я помню его и живу этой памя-тью. Мне тяжело отдать последнюю драгоценность миру.
     Пусть оно останется со мной…
    
     Как мне называть тебя? Я назову тебя Охотник. Ведь ты им и был, охотник за невестой. Тогда принят был такой обычай. Вполне объяснимый, с точки зрения целесообразности. Племена были небольшими, в трех-четырех поколениях замкнутых браков, можно было увидеть первые признаки вырождения. Вот и возник обычай, охота за невестой. И чем дальше от родного племени добудешь жену, тем больше оценят твою доблесть.
     Охотник далеко забрался, впервые увидела человека, такого светлого как я! Сказать, что была потрясена, значит, ничего не сказать. Ты появился, похожий на меня, именно после молитвы, тебя послала Великая Мать! Остолбеневшая, смотрела на тебя. Белый… я не верила своим глазам! Протянула руку и потро-гала, хотела убедиться в реальности твоего существования. Под ладонью билось сердце, значит ты живой. Не сон, не наважденье и не морок. Тепло кожи давало уверенность, а глаза всё не верили. Осторожно обошла вокруг, осматривая тебя со всех сторон. Надо же посмотреть, кого мне послала Боги-ня.
     Хороший подарок! Вы-сокий, такой же высокий, как Первый. Волосы кудрявые, ещё одно чудо. Моло-дой, чуть старше меня, года на два, на три. Глаза серые и смеются. Небольшая бородка, мягкая… очень даже ничего! Пока я осматривала, обходила тебя, тро-гала руками, ты стоял не двигаясь. Но потом не выдержал и расхохотался. Ещё бы, кто из нас был добычей? Ты или я? Я до сих пор уверена, добычей был ты.
     Охотник со смехом обхватил меня и поднял на руки. Заразительный смех! Я тоже расхохоталась, до меня дошло, что веду себя не типично для добычи! По идее, должна брыкаться, виз-жать, царапаться, и так далее, и тому подобное. А я осматриваю, хороший ли достался мне Охотник! Но мне совершенно не было страшно, наоборот, такое счастье! Я встретила человека, сотворенного из одного со мной теста. Я больше не одна. Не белая ворона! Если есть ты, есть и другие такие же, белые. А значит, я не с неба упала.
     Ты что-то мне сказал. Я не поняла слов, поняла смысл: “ Как тебя зовут? “
     --Белая.
     -- Бела? — ты смешно коверкал моё имя.
     --Нет, Белая. Повтори, Бе-ла-я!
     --Бе-ла…--дальше последовал целый поток слов, непонят-ных.
     --Да, у нас будут про-блемы с взаимопониманием! — сидела у тебя на руках, и совершенно не чувст-вовала себя скованно. Словно, знакома с тобой, сотни лет. Меня пока волновало одно, как мы будем разговаривать?
     Я оглянулась вокруг. Уже стемнело, над головой бездонность звёздного неба. Свет маленького костра освещал небольшой распадок. Неподалеку пасся стре-ноженный конь. Ночь… ночь! Уже ночь, значит, меня ищут! Первый не оставит этого просто так! Он обязательно будет искать! Как сказать тебе об этом? Ты же не поймешь меня…
     Замеша-тельство и волнение, отразившиеся на лице, озадачили тебя. Ты опять попытал-ся меня расспросить, но я только тихо заплакала. Как тебе объяснить, что скоро мы умрем? Что надо уносить отсюда ноги. Ведь меня ищут. Первый, разумеет-ся, нас найдет. Это дело времени. И не могу даже предположить, что он сотво-рит с тобой. Тебе это вряд ли понравиться! А мне и подавно. Я освободилась из твоих объятий и подошла к костру. Что же делать?
     Постояв немного в растерян-ности, ты тоже присел рядом со мной. Лицо у тебя было ошарашенное. Кого хо-чешь, ошарашит, такое нетипичное поведение добычи. То смеётся, то плачет… и главное, непонятно из-за чего! По-моему, ты немного обиделся на меня, или рассердился. Сурово сдвинул брови и знаками показал, пора спать. Спать, так спать. Я не спорила. По-твоему, не умела говорить, а по-моему, ты не понимал. Противное ощущение, как собака, всё понимаю, сказать не могу! Будь что бу-дет, не мне бороться с судьбой. Это Первый умеет рвать Оковы, а я просто сла-бая женщина. Великую Мать не обманешь. Если нам положено спастись, мы спасемся. Если нет, знать судьба такая! Я свернулась калачиком и заснула.
     Мне приснился страшный сон. Это сон-предсказание. Бескрайняя серая равнина, страшная в своей без-жизненности и пустоте. Туман, лоскутными щупальцами, окутывает все, стре-мится проникнуть в душу. Не видно ни неба, ни земли. Не понятно, где верх, где низ. Поэтому страх постепенно побеждает, вместе со страхом, проникает туман. Он как живое существо. Да, он живой. И очень злой! Паника охватила меня и я побежала. Куда можно убежать от бесконечности? Но я всё равно бе-жала… выбивалась из сил, пот разъедал глаза, падала, поднималась и снова пы-талась убежать. Но чем дальше рвалась и стремилась, тем больше увязала в рав-нодушной пустоте серого тумана. Слезы отчаяния, хлынувшие градом, не при-несли облегчения. Не осталось надежды. Я рыдала взахлеб… и проснулась от рыданий.
     Свет, мелькнувший во сне, как призрачная звезда, оказался светом костра. Ты прижимал меня к себе и пытался успокоить. Гладил по голове, что-то шептал… я всхлипывала, не прислушиваясь, но что-то вдруг заставило меня вздрогнуть. Ты успокаивал ме-ня на нашем языке! Ты умел говорить по-нашему!
     --Не плачь, успо-койся, всё будет хорошо! — конечно, немного коверкая слова, говорил вполне понятно.
     --Ты знаешь мой язык?
     --Немного, просто долго кружил по степи в поисках. Волей-неволей, чуть-чуть научился. Надо же знать, о чем разговаривают у костра охотники. Чтобы не попасться им на глаза!
     --И ты сразу, мне ничего не сказал!
     --Теперь гово-рю.
     --Идиот! Да если бы знала, я сразу бы сказала! Не была потеряна целая ночь! Как далеко можно уе-хать за ночь? У тебя сильный конь, мы могли бы быть ещё дальше от стойбища! Немедленно собирайся, нам надо убраться как можно дальше от Перво-го!
     --Вот это да! Ты ещё ру-ководить будешь своим похищением? — оттолкнув меня, отвернулся, -- И по-чему я “идиот”? Потому что стащил такую занозу? Что такое первый, или кто это? И почему, должен тебя слушать? Вообще, сейчас свяжу, заткну рот, поло-жу на коня, и ты будешь просто девушка. Тоже мне, атаманша! Ты должна быть напуганной, робкой… мне так кажется. Но уж ругаться, точно не должна! — обиженно ворчал Охотник. Стало стыдно, чего я так накинулась?
     --Прости…--я прижалась к спине, обняла -- Это от испуга, так себя веду. Но не тебя боюсь. Дело в том, ты сам не знаешь, кого похитил. Я Говорящая с небом. Сегодня Обряд разрывания Священных Оков судьбы. Всегда Первый должен был разорвать пояс моего служения Великой Матери. И я стала бы его же-ной…
     --Стоп, поподробней, пожалуйста! Какой обряд? — ты прислушался внимательней, к моим словам. — Ты жрица Матери-Земли? Обалдеть! Похитил, так похитил! А я ещё удивился, что это на тебе столько кожи намотано. Так это защита, от таких, как я! Ха-ха!
     --Ничего смешного! Пер-вый пошел на такое испытание, чтобы получить меня в жены. Думаешь, он спо-койно стерпит исчезновение невесты? Да он всю степь перевернет! И я не уве-рена, что встреча будет радостной…
     --Что ты заладила, “найдёт, найдёт!”. У нас тысяча дорог, а у него одна. Зато я как отличился, своровал жрицу! Такого у нас ещё никто не вытворял. Вот это номер! То-то я удивился, откуда в племени смуглых, как головешки, такая бе-ленькая лапочка! Слушай, он что, собирался порвать этот хомут? Здоровый, на-верное, мужик! Интересно, я смогу тоже вот так, голыми рука-ми…
     --Ты что, не понял? Да он тебя порвет, не задумываясь, не то, что шнурок какой-то!
     --Ого! Сначала меня най-ти и поймать надо. Это, во-первых. Потом, ты за меня боишься? Пережива-ешь… уже хорошо. Так и до любви недалеко. Шнурок, ничего себе шнурочек! Я смотрю, ты не сомневаешься в его силах. Он тебе так дорог? Может, ты его лю-бишь? Так не надейся, я что, зря вокруг племени, четыре полных луны отирал-ся? Теперь ты моя. А пояс мы сейчас чикнем! — с этими словами, ты разрезал ножом Оковы.
     Я вздохну-ла:
     --Великая Мать рассер-диться, надо было руками. Теперь нас, ничто не спа-сёт!
     --Не вешай нос. Я так понял, он тебя любит, но ты теперь моя! А я ничего не отдаю. Всё моё, это только моё. И потом, я не принадлежу к детям вашей Великой Матери. Мне она нет никто, это для вас она богиня. У меня другие боги, они мне помогут. Ведь помогали раньше, я живу и здравствую. Мы приедем ко мне домой, сыграем свадьбу, ты тоже станешь слушать моих богов.
     --Осталось малое, не попасть в лапы Первому. И тогда всё будет хорошо. Тем более, нам надо ехать!
     --Успокойся, ночью всё равно никуда не поедем. Дорогу не видно, конь может поранить ноги. На рассвете, тронемся в путь, я должен привезти тебя к себе до-мой. Свадьбу не в голой степи играть будем. А пока спи, впереди долгая дорога. — Охотник обнял меня и накрыл плащом,--Пусть тебе приснится твой новый дом!
     --А у тебя дома краси-во?
     --Очень.
     --А как у вас играют свадьбу? Надеюсь, ваши невесты не посвящаются Великой Матери? Мне не бу-дет больно?
     --Причём тут Мать-Земля? О какой боли ты говоришь?
     В общих словах, рассказала о наших свадебных обычаях. Ты даже подско-чил:
     --Ничего себе! И после этого, у вас ещё женятся? Зверство, какое. Нет, у нас тебе не будет больно. Мы с тобой просто дадим клятву верности друг другу. И ты моя жена. Ну, ещё конеч-но все нас поздравят, попируем, дня три-четыре. Насколько еды хватит. А у ме-ня и на неделю хватит! В общем, спи, повеселимся дома! — ты зевнул и засо-пел. А я думала, хорошие у вас обычаи. Думаю, мне понравится быть твоей же-ной.
     Над головой глубокая, перевернутая чаша, звёздного неба. Млечный Путь расчертил небо надвое. Это дорога к моему будущему дому. Там светло, там не будет больно и страшно. Там ты всегда будешь рядом, так же шутить и подкалывать. И обнимать… хо-рошо, спать чувствуя защиту. Только с тобой я была защищенной. Даже под от-крытым небом, посреди степи. Незаметно заснула, мне больше не снились кош-мары.
     Я проснулась на рас-свете. Вкусно пахло едой, жареным мясом. Повернув голову, увидела тебя. Охотник сидел вполоборота ко мне и над костром жарил зайца. Что-то напевал. Картина приятная, за мной редко кто ухаживал. А про завтрак в постель, даже думать не могла. Не имела права. Охотник обернулся на шо-рох:
     --Проснулась, соня. Ночью кричала: “поедем, поедем”, а сама спишь до полудня! Вставай, а то всю жизнь проспишь.
     Заяц был вкусным, хорошо прожаренным. Мы ели, шутили, смеялись. Мне никогда и ни с кем не было так легко и свободно. Единственное, что немного расстраивало, ты всё же, не до конца понимал меня. Надо срочно учить твой язык. Вот по дороге и выучу.
     --Учи меня гово-рить, по-вашему.
     --Это ты придумала правильно. Дорога длинная, успеешь выучиться немно-го.
     --Длинная, это сколько дней?
     --Не дней, недель. Полторы луны.
     --А в какую сторону?
     --На закат, и не-много на север.
     --Там же край Земли. Там Большая вода.
     --Тоже мне большая, река конечно не малая, но за ней ещё много места. Там не кончается мир. И там живут люди.
     --Такие белые, как ты и я?
     --Да, все такие белые. Я ещё немного загорел, пока отирался в степи. На моей Родине все светлые.
     --Странно, я всю жизнь росла с убеждением, что белых людей нет. А я с неба упала. Так мама говорила. А другие считали, что я Смерть. Поэтому и назвали Белая.
     --При чём тут смерть?
     --У нас цвет траура и смерти, белый. Как говорили сестры – это цвет безжизнен-ный.
     --Глупость. Никакая ты не смерть. У нас ещё белей девушки. Дома тебя будут считать смуглой. Волосы только у тебя точно, белые. Мне это сочетание понравилось больше всего. — Охотник посмотрел на меня и покраснел. Тебе шло краснеть, ты трогательно выглядел. Я рассмеялась, надо же, меня будут считать темной! Опять буду ни как все.
     --Что тебя развесе-лило?
     --Это моя судьба, быть немного не от мира сего. У себя я белая, у тебя серая. А когда и где, я буду счи-таться нормальной?
     --Так это хорошо, значит ты единственная…
     Последние слова, Охотник проговорил тихо, почти прошептал. Я не заметила, когда он так близко подсел ко мне? Видела только его лицо, губы. Мне стало очень тепло, захотелось сделать что-то очень хорошее. Например, погладить по щеке… но я боялась шевельнуться. Не хотелось спугнуть такое призрачное, хрупкое счастье. Охотник сам меня поцеловал. А я только не сопротивлялась. Это был самый счастливый момент в моей жиз-ни.
     Странно, глаза Охотника тоже потемнели, но они не казались мне страшными. Нет, совсем наоборот, только нежность вызывали твои потемневшие глаза. Хотелось смотреться в них вечно. И целовать, целовать…
     Наверное, мы много времени потеряли. Солнце было высоко, когда мы трону-лись в путь. За спиной осталась прошлая жизнь и обрывки пояса. Если бы знала, как они нас подведут, я бы их съела, закопала, сожгла! Но мы с тобой просто впали в счастливое безумие. Ни ты, ни я, не подумали о заметании следов. И напрасно. До сих пор раскаиваюсь в своём легкомыслии. Или это не легкомыс-лие, а кара Великой Матери? Ведь ты не порвал, разрезал, тот чёртов по-яс…
     А тогда, просто была сча-стлива, сидела у тебя за спиной, обнимала, смеялась. Ты так смешно коверкал слова. Потом, пытался учить меня своему языку. У нас получалось. Твой язык не был сложным, а может, попалась талантливая ученица. К вечеру, усталость взяла своё. Я задремала, положив тебе голову на плечо. Даже на коне, мне спа-лось лучше, чем на самой мягкой кровати. Ведь под щекой, чувствовалось твоё тепло.
     --Хватит спать, смот-ри как красиво! — я подняла голову от этих слов. Мы выехали на утес. Внизу протекала река. Такой обзор бывает только в степи. Линия горизонта терялась в дымке. Небо сливалось с землей, а наступающий вечер размывал границы. Не-понятно, где кончается земля и начинается небо. У меня дух захватило от кра-соты.
     --Ты все-таки живешь на небе. Смотри, туда, куда ты меня везешь, уходит солнце!
     --Небо, так небо. Мне там нравится жить. Тебе тоже понравится. А пока спрыгивай. Я должен позаботить-ся об ужине. Подожди меня здесь, хорошо?
     --Хорошо. Жаль только, что пришлось проснуть-ся.
     --Ну, ты и соня! Ночью надо спать, чем ночью заниматься будешь, если целый день про-спишь?
     --Ну, я что-нибудь придумаю… мало ли интересных занятий! — Охотник странно посмотрел на меня, покраснел, и резко отвернувшись, послал коня. Я сначала, недоумевающе и растерянно, открыв рот, застыла на месте. А потом до меня дошел двойной смысл шутки. На меня напал дикий хохот, пошутила! Что он подумал! Ха, кто из нас больше порочен, я или он? Смеясь, спустилась к реке, пока Охотник до-бывает ужин, искупаюсь. Вчера целый день, пояс тиранил мое тело узлами. Се-годня пропиталась запахом коня. Искупаться не меша-ло.
     Охота длительное занятие, наверное, успею постирать, свою нарядную рубашку-платье. И работа закипела. В узлах, которые Охотник скинул с коня, нашла его смену одежды. Штаны с меня слетали, а вот рубашка смотрелась неплохо. Доставала почти до колен. Я переоделась и принялась полоскаться в воде. Через полчаса мое платье и все что нашлось из грязного в узле, сохло развешенное по прибрежным кустам. Оглядев дело рук своих, решила, что от меня есть маленький толк. И с чувством выпол-ненного долга, пошла, купаться сама.
     Прохладная вода приятно холодила тело. Глубоко заходить боялась. Я не умела плавать. Поэтому зашла по пояс, и то, мне было страшновато. Казалось, что под водой могут быть духи реки. Вот сейчас подплывут и схватят за ноги! Поэтому, когда почувствовала, чьи-то руки, хватающие меня за ноги, взвизгнула громче раненого зайца! Охотник вынырнул, отфыркиваясь и смеясь. От всей души стукнула его по голове.
     --Дурак! Я же чуть не померла от страха! На ком бы ты тогда женился?
     Потирая шишку на голове, виновато смотрел на меня:
     --Прости, я не думал, что ты так испугаешься. И потом смотри, как пострадал за глупость. У тебя тяжелая рука. Чуть голову мне не проломила!
     --Где? Покажи, бедный, я же убить могла! Дай, посмотрю…--мне стало жаль тебя. Я совсем забыла о том, что раздета. Показалось, что у тебя кровь. Только увидев, как потемнели твои глаза, вспомнила, что на мне нет одежды. Ты отвернул-ся:
     --Да ничего страшного, были бы мозги, было бы сотрясение. Выходи из воды, а то замерзла. Вон, уже губы дрожат. Я искупнусь, — и отплыл как можно дальше. А я пошла, одевать-ся к берегу. Мы с тобой ещё стеснялись друг друга.
     В этот вечер ужин прошел в тишине. Я чувствовала себя виноватой. У тебя на голове, шишка точно оста-лась. А ты просто жевал и смотрел на огонь. Задумался. Иногда, мужчину надо стукнуть по голове, и он начнет думать.
     --Бела, а ты сама хочешь стать моей женой? Или из-за обстоятельств прихо-диться? — Охотник выдал на гора, перед сном, хорошо поужинав. Да, удар по голове, плюс сытный ужин, вот составляющие филосо-фии.
     --Я сама хочу стать тво-ей женой. Ты мне нравишься. Хотя, не всегда точно тебя понимаю. Но, некото-рые всю жизнь живут, и не слышат друг друга. А мы с тобой, умудряемся при минимальном количестве слов, и наборе жестов, объяснять многое! Я не готова сказать, люблю тебя или нет. Но знаю, с тобой я счастлива. Это для меня очень много значит.
     --А что ты имела в виду, говоря про ночные занятия?
     --Имела в виду, что можно больше слов новых узнать! А вот что ты поду-мал?
     --Да ничего, просто спросить хотел. Наверное, то же, что и ты…--Охотник смутился. А я расхохота-лась. С тобой, за эти сутки, смеялась больше, чем за всю прошлую жизнь. Вот и сейчас мы смеялись, лежа в обнимку, укрытые одним плащом. Над головой мерцали звезды, казалось, тысячи глаз смотрят на наше сча-стье.
     --Мы завтра переберем-ся за реку?
     --Нет. Завтра по-едем на север. Тут очень широкая река. Там севернее есть более узкое место. И остров на середине. Легче будет перебраться. Ты ведь не умеешь пла-вать.
     --Да, не умею. И боюсь духов реки. Так и кажется, сейчас схватят за ногу и утянут на дно.
     --Вот поэтому поедем на север. Немного ещё посмотришь на степь. У меня дома степи нет.
     --А что у тебя дома?
     --Лес.
     --Лес? Что это та-кое?
     --Это много, много де-ревьев. До самого края мира, только деревья.
     --В лесу страшно! Там же не видно ничего.
     --Но и тебя не видно! Легко спрятаться. Я научу тебя не бояться леса.
     Мы заснули под утро, вволю наговорившись. И нацеловавшись.
     Утром снова продолжили путь. Чем дальше уезжали от племени, тем свободней себя чувствовала. Словно понемногу освобождалась от тяжелых оков. Может, просто больше привыкала к тебе? Сидя за твоей спиной, готова была ехать на край Земли. Даже дальше. Мне было не важно, куда ты меня везешь. Где мы ос-тановимся вечером, только чтобы ты был рядом.
     Когда солнце начало клонить-ся к горизонту, предчувствие беды охватило меня. Внезапный, жуткий страх, заставил оглянуться. Великая Мать! Зачем я огляну-лась…
    
    
     Никогда не оглядывай-тесь назад, особенно в тот момент, когда вы счастливы. Наше прошлое ждет за плечами, оглянувшись, мы выпускаем на волю, призраков минув-шего. Мне казалось, что всё позади, нас никто не догонит. Если бы не огля-нулась тогда, может, так и было. Но я огляну-лась…
     За спиной оставался Первый. А он не любил оставаться в проигрыше. Он ведь Всегда Пер-вый!
    
     За спиной была погоня. Я еще не увидела, просто почувствовала, Первый идет за нами. Он уже рядом. Охотник обернулся ко мне. В его глазах увидела пони-мание. Зачем нам вообще слова? Мы друг друга понимали без слов.
     --Ты их ви-дишь?
     --Нет, они ещё не по-казались. Но они уже знают, в какую сторону мы едем. И нас немного разделя-ет, полдня пути.
     --Откуда ты это знаешь?
     --Мне кажется, я связана с Первым ниточкой. Уже целый год, могу предсказать, день его возвра-щения из похода. Если бы я его любила, это было бы понятно. Но я только бо-юсь его. Он словно, слышит стук моего испуганного сердца, с другого края Земли! И сейчас, зря оглянулась. Я сама дала ниточку…--слезы капали из глаз. Охотник пришпорил коня, и степь замелькала, пролетая назад. Конь летел, мне иногда казалось, что копыта его, не касаются земли. Обнимая, уткнулась лбом в твою спину, в голове крутилась одна мысль: “Как же так, почему он нашел нас?” Степь большая, Охотник прав. А Первый уже за плечами. По запаху, что ли он идет? Волк, точно волк!
     У тебя был сильный конь, до самой темноты, безумный темп не спадал. Только в почти кромешной тьме, мы остановились. Я была без сил, конь тоже, да и ты устал. Костер мы не разводили, легли спать без ужина. Только сна не было, ни в одном глазу.
     --Охотник, ты должен оставить меня. Если Первый меня найдет, он не будет тебя преследо-вать! Тогда ты сможешь вернуться домой.
     --Ага! Сейчас! Все дела брошу и кинусь тебя оставлять! Удумала. Нет, никому тебя не оставлю. Не для этого украл. Столько времени потерял, а теперь “оставь меня”! Не дождется твой Первый. Я же тебе говорил, свое не отдам! Жадный я, понятно?
     --Он убьет те-бя…
     --Не успеет. Чего ты так его боишься?
     --Не знаю. Просто у него такой взгляд. Я как кролик перед удавом, перед ним. Он смотрит на меня, и я становлюсь деревянной. Куклой в его руках. Я не хочу твоей смер-ти, поэтому лучше отдай меня.
     --Не отдам. Ни за что. Никогда. Все, даже не думай об этом. Спи, завтра труд-ный день…
     --Конь сильный, но он долго не выдержит. А у Первого всегда два коня. Он, без заводного, не отправляется из лагеря. Нас догонят, завтра, к полудню.
     --К полудню, это хорошо. Только бы не раньше. В полдень мы оторвемся от них. Первый верит бо-гам?
     --Да, наверное. Я не знаю, во что он верит, а во что нет. Я с ним всего один раз говорила. Несколько минут, в то утро.
     --Должен верить. Иначе не пошел бы на этот бред с поясом. Если он догонит нас завтра в полдень, мы будем спасены. Если раньше, я умру. Все, теперь спи! — Охотник обнял меня, и я успокоенная заснула. Он что-то придумал, он спасет меня от рук Первого.
     Душа моя, птицей вырвалась из груди, в черное, безлунное небо. И устремилась на восток. Я даже во сне, пыталась узнать, предугадать, любое действие Первого. Боялась за тебя. Несколько минут полета, и вот он, Первый. Он сидел на земле. Не спал, не отрываясь, смотрел в ночь. В сторону нашего ночлега. Словно знал, что мы там находимся. С ним были воины моего племени. Много, почти три десятка. Они-то спали. Только Первый сидел. Заглянула в его глаза. Великая Мать! Меня ослепила ярость, бушующая в них. Огнем такой ярости, можно испепелить всю Землю!
     Он что-то держал в руке. Я опустилась пониже, это был обрезок пояса. Первый мял его, ремень ше-велился, как живая змея в руках. И вдруг он порвался! А Первый даже не заме-тил. Бросил обрывки, и достал ещё один кусок Оков судьбы. Вот тут поняла, Первый порвал бы пояс, как паутинку. Он не зря, не сомневался в своих силах. Но сейчас, именно эти обрывки, вводили сердце Первого в ярость.
     Обрывки! Они на-вели на след. Дальше уже элементарно. Сколько водопоев в степи? Достаточно узнать первичное направление, потом ехать и проверять места водопоев. Вот как он нас нашел! Мы сами указали ему путь! Надо проснуться, сказать Охот-нику.
     Первый поднял голо-ву. Он смотрел на меня, он меня видел. Не понимаю, как он мог? Мама говори-ла, в таком обличье, Говорящих с небом никто не видит. Но он видел! Глаза его прищурились, стали похожи на лезвия. Огненные лезвия. Ярость вырывалась наружу, искала выход. Она сожгла ему душу.
     --Посмотрела? Теперь лети обратно. Завтра я с тобой поговорю наяву. Ты не улетишь от меня, Белая!
     От его слов, птица стремительно понеслась обратно. Как только она нырнула мне в грудь, я открыла глаза и вскрикнула. Он догонит, даже в ад пойдет, но догонит!
     Мой вскрик разбудил тебя. Спросонья, ты покрепче меня обнял, словно пытался отогнать кошмар, напу-гавший меня.
     --Он дого-нит.
     --Кто догонит? — Охотник приоткрыл глаза,--Ты опять видела страшный сон?
     --Нет, я узнала, где они, сколько их и верит ли Первый богам.
     --И что?
     --Их три десятка. Они очень близко. Первого не остановит ничего. Он даже в ад, не задумываясь, пойдет, но догонит меня! Нас, он нашел из-за обрывков пояса. Они у него. Он крутит по одному такому обрезку в пальцах, пока не порвет от ярости. Потом, достает следующий.
     --Тогда пора в путь, раз он близко. Небо уже светлеет на восто-ке.
     Восток заалел. Цвет крови капал росой с небес. Казалось, это не солнце встает, а разгорается ярость Первого. Он был как раз там, на востоке. Я смотрела на раненую зарю, пока ты собирался в дорогу. Отстань от нас, Первый! Пожалуй-ста…
     Охотник подошел и тронул меня за руку. От прикосновения вздрогнула. Словно очнулась от гипно-за. И вот я уже за твоей спиной, на коне. Мы снова пытались обмануть судь-бу.
     --Нам надо свернуть. Первый идет по прямой, проверяет каждую, подходящую, для ночевки стоянку. Если мы свернем в безводную степь, он потеряет ненадолго след.
     Охотник оглянулся на меня и задумался:
     --Ты пра-ва, только у нас нет запаса воды. Первый нас не найдет, нас смерть найдет. Так что поехали к реке. За ней, по-вашему, кончается Земля. Воины могут отказать-ся переплывать её. А Первый переплывет. Но на той стороне, мы будем равны. Один на один. Вот там и разберемся с твоим кошмаром,--Охотник пришпорил коня,--Я все правильно придумал!
     --Ты не продумал одного, он сотрет тебя в порошок! Я боюсь за тебя! Не хочу тебя терять…--мои слезы промочили тебе всю спи-ну.
     --Бела, он не сможет ме-ня стереть в порошок. Ты раньше меня утопишь, в слезах. Прекрати плакать! Ты мне сердце изранила. Мне больно, когда ты плачешь. Не плачь, прошу тебя! Лучше улыбнись, в полдень мы станем свободны. И никто уже не разлучит нас. — Охотник гнал коня вперед, к реке. Великой реке. Там, за рекой, новая жизнь, новый дом, новый мир. Только Первый меня туда не пустит. Согласна, пусть не пускает, только не убивает тебя.
     Мужчины не сдаются. Они отстаивают свое, до последнего, и компромиссы их не касаются. Иначе они не были бы мужчинами! Мне надо самой решиться. Я не могу допустить твоей смерти. С тобой моя душа, с тобой моя жизнь. И ты должен жить. Пусть меня рядом не будет, но достаточно знать, что ты есть. Я приняла решение, осталось немного подож-дать.
     Впереди блеснула река, широкая, свободная, спокойная, степная река. Над ухом просвистела стрела. Это Первый! Он дал знак остановиться, если бы хотел попасть, то попал. Я по-благодарила Великую Мать, что сижу за твоей спиной. Если бы сидела впереди, он убил тебя, не задумываясь. Ты обернулся ко мне, в глазах плясали чёртики. Они смеялись, словно, ты веселое представление смотрел, а не убегал от смер-ти!
     --Ого! Меткий твой по-клонник! Хороший выстрел, стреляет, почти как я! Разозлился, прекрасно! Те-перь точно поплывет за нами. Держись, Бела! Сейчас конь войдет в реку, как только почувствуешь, что он плывет, соскальзывай с него и держись руками за гриву. Он не даст тебе утонуть.
     --А ты?
     --Я сам поплыву, ря-дом. Я умею плавать. Жаль, что не хватило времени, смастерить хоть маленький плот. Тебе придется потерпеть, плыть самой. Река большая… только не бойся, там нет злых духов. Я их знаю, они добрые! Они не будут хватать тебя за но-ги.
     Тем временем, конь стре-мительно врезался в реку. Брызги веером разлетались в стороны, от конской груди. В мгновения ока, вода охватила меня. Тебя уже не было, ты плыл рядом. Я судорожно ухватилась за гриву. Большим усилием воли, подавляя панический ужас перед бездонной рекой. Охотник часто подныривал, спасаясь от града стрел. В мою сторону не стреляли. Оглянувшись, увидела, ты был прав. Воины остановились на берегу. Только Первый не задержался. Он уже в воде. Я отвер-нулась, стараясь сосредоточиться на плавание. И посмотрела в твою сторону. Сердце замерло. Там, где ты только что нырнул, расплывалось пятно крови. Попали, они все-таки попали в тебя! Неуже-ли…
     Охотник вынырнул. Из плеча торчала стрела. Твой план не удался. Теперь ты точно не справишься с Первым. Прости меня, Охотник! Отпустила гриву и закрыла глаза. Лучше уто-нуть, чем стать причиной твоей смерти! И утонула бы, будь река горной. Но эта спокойная, величавая вода, просто подхватила меня.
     Я судорожно плескалась, как кутенок. Уже не различала, где верх, где низ. Ужас справился со мной, па-ника мешала понять, где нахожусь, что делаю. Потому быстро выбилась из сил. Перед лицом пронеслась гирлянда пузырей. Серебряные, переливающиеся ша-рики. Странно, они стремительно летели вниз. Туда, где светило солнце. Разве солнце под ногами? Словно со стороны, видела, как медленно опускаюсь на дно. Лицом вверх. В последние мгновения жизни, чья-то сильная рука, ухватила меня за шкирку и потянула наверх. А потом мрак обморока. Я потеряла созна-ние…
     Солнце брызнуло в гла-за нестерпимо ярким светом. Я жива, раз мне больно. Но где я? Открыла глаза пошире и снова их зажмурила, уже от страха. Мои глаза встретились с глазами Первого. В них уже не горела ярость, они были ледяны-ми.
     --Ты зачем так посту-пила со мной? — вопрос, конечно интересный. Но ответа у меня на него не бы-ло. Так же, как и на остальные вопросы. Поэтому, решила молчать. Что я могла сказать ему? Ничего.
     --Что молчишь, сказать нечего? Белая, скажи просто, он украл тебя. Силой удержи-вал, ты не могла сбежать. Я пойму, ты ведь просто женщина. Слабая, худень-кая…--Первый словно успокаивал сам себя. Он искренне хотел верить в то, что говорил.
     Что меня дернуло за язык сказать правду? Невозможность предать тебя. Я не могла поступить иначе.
     --Он украл меня, но я сама оставалась с ним. Я люблю его! Он такой же, как я, Белый! И я не хотела возвращаться обратно. Даже если бы он прогнал меня, я бы шла за ним вслед. Туда, где живут такие, как я! — последнюю фразу, почти прокричала. Увидела бешеные глаза Первого, занесенную вверх руку, и вжала голову в плечи. Я жда-ла, когда он ударит. Но удара не последовало. Потихоньку приоткрыла один глаз. Какая мука отразилась на его лице!
     --Ты думала, я могу тебя ударить? Чем я тебя обидел? За что мне все это…Великая Мать! — сколько боли в его словах. Именно эта боль меня доби-ла. Я разрыдалась. Слезы лились потоком, мне было жаль себя, Охотника, Пер-вого. Всхлипывала, размазывая слезы, как маленькая. Даже в детстве так не плакала. Наверное, истерика дала выход эмоциям, накопившимся за весь этот безумный день. Первый смотрел на меня, и не пытался успоко-ить.
     --Не реви! Вождь и жрицы решат, что с тобой делать. Мне уже все рав-но!
     Великая Мать! Какое об-легчение принесли мне эти слова. Значит, Первый не станет догонять Охотника! Ему ничего не грозит! Его не станут убивать! Какое счастье! Слезы мои высо-хли в один момент. Я чуть не рассмеялась. Такое облегчение, знать, что ты вне опасности. Не знаю, что решил Первый, увидев мое довольное лицо. Наверное, подумал, что сошла с ума, от переживаний. Он молча подхватил меня и посадил перед собой, на коня. Так мы и ехали. О чем нам было говорить? Говорить было не о чем.
     Путь теперь лежал обратно, на восток. Я смотрела прямо и старалась не думать о будущем. В голо-ве было пусто, как в сухом колодце. Все мысли, чувства, остались где-то поза-ди, в прошлом. Как кукла сидела на коне, спиной чувствуя Первого. Ну и черт с ним! Теперь все равно ничего не исправишь. Да и не хочу ничего исправлять! Только ты, мой Охотник, ты в безопасности. И ты жи-вой…
     Даже не помню, как мы остановились на привал. Не помню, ела или нет? Спрашивали меня о чем-то еще, или нет? Полный провал памяти. Хотя была в сознании, по крайней мере, мне так кажется. Спасительный сон, во сне началась настоящая жизнь. Мне снился Охотник, его смеющиеся глаза. Нежные и заботливые руки. И губы, та-кие сладкие! Целовалась с ним, во сне… нет! Наяву! Он целует меня, неужели вернулся за мной? Окончательно проснулась. Да, меня целуют. Нежно и очень бережно. Я прошептала твое имя. В то же мгновение, щеку обожгла боль поще-чины.
     --Тварь! — это Пер-вый, так мило меня разбудил. Сладким поцелуем и ударом. Коктейль в его вку-се. Больше ничего не надо было говорить. Прижимая руку к горевшей щеке, смотрела ему в глаза. Он не выдержал, отвернулся и ушел. До самого рассвета лежала без сна. Мне было жутко, от одной мысли, завтра снова ехать с Первым. Он убьет меня. Я сама его доведу. Не нарочно, просто нашла коса на ка-мень.
     Утром Первый молча подошел ко мне. Как куль, забросил грубо на коня, и маленький отряд тронулся дальше. Я старалась не дышать, хотелось стать незаметной. Лучше вообще ис-чезнуть! Первый молчал до полудня, потом не выдер-жал.
     --Чем он лучше? — во-прос был задан в никуда. Он не обращался ко мне лично. Я сделала вид, что не слышу. Но Первый уже не мог остановиться.
     --Белая, я тебя спрашиваю, чем он лучше? — ярость и злость в голосе, не остав-ляли сомнений, что бы я не ответила, мне это выйдет боком.
     --Он Белый, он умеет сме-яться, он меня любит. Мне с ним легко. Я не боюсь его… — последние слова прошептала.
     Первый молчал, думал. Рука его, лежавшая на моей талии, сжалась так, что стало больно ды-шать. Но я терпела, боялась своим шевелением напомнить о себе. Только когда дыхание мое начало прерываться, Первый с недоумением посмотрел на свою руку и отпустил. Даже не отпустил, он отдернул руку, как будто обжегся. Жаль, не шею он мне так сжал! Как бы все стало про-ще.
     --Почему ты боишься ме-ня? — вторая стадия. Первый, не был бы Первым, не попытайся докопаться до истины.
     --Не знаю. Я всегда боялась тебя.
     --А сейчас? Сей-час боишься?
     --Боюсь…
     --Почему?
     --Ты делаешь мне больно.
     --Чем? Чем делаю тебе больно?
     --Ночью, уда-рил.
     --Но сейчас, сейчас разве бью тебя?
     --Нет.
     --Тогда почему боишь-ся?
    Я не выдержа-ла:
     --Отстань! Ты жестокий, ты смотришь на меня, как на добычу! Словно заранее распределяя, как будешь шкуру спускать! У тебя в глазах, вижу только смерть! Ни разу в них не было любви! Кто-нибудь, может похвастать, что видел тебя смеющимся? Или на ху-дой конец, улыбающимся!
     --Для обмирающей со страха, ты слишком много гово-ришь!
     --Я молчала! Ты сам до меня докопался! Чего от меня хочешь? Услышать слова раскаяния? Не услы-шишь! Я проклинала тем утром, что родилась на свет. Я молила Великую Мать о чуде! Она услышала мои молитвы и послала мне Охотника. Ты можешь убить, но я не раскаиваюсь! — Первый наотмашь ударил меня. Я скатилась с коня, упала. А он стоял, смотрел сверху вниз, словно кара небесная. Только одно жгло душу, я не могла убить его на месте!
     Старый охотник, молча подъехал к нам. Не торопясь, помог мне подняться и сесть на своего коня.
     --Оставь её! — голос Первого не обещал ничего хороше-го.
     --Она поедет со мной.
     --Оставь, я сам с ней разберусь! — Первый уже вошел в стадию бешенст-ва.
     --Не оставлю. Она поедет со мной. Ты только бьешь её. — Слава Великой Матери, старик не отдал меня Первому. Я вцепилась в него, как в родного. Любого другого, Первый размазал бы на месте, но старик был его отцом. Именно он спас меня. Если бы я осталась с Первым наедине, смерть моя, не заставила бы себя ждать.
     Весь день тряслась, сидя на коне, за спиной старика. Он не мучил меня вопросами. Не читал мораль и не грозил. Наоборот, пытался успокоить. Молча, просто помогая на привалах. Не подпуская Первого ко мне. Первый, тоже не пытался подойти, пока старик ря-дом. А я была благодарна мудрому старику. Впервые, соплеменник пришел мне на помощь. Меня это удивляло, но не мешало понимать, старик не столько меня жалел, сколько своего сына. Он понимал, что Первый в бешенстве мог натво-рить такого, что не оставит ему выбора в действиях потом. Отец знал своего сына.
     Через день, на горизонте показался поселок. У меня сердце ушло в пятки, от страха. Что меня ждет? Мо-жет, все не так уж и страшно? Может, поругает мама, свою непутевую дочь. Ну, ещё накажет. В крайнем случае, выпорет. Зато точно не отдадут в жены Перво-му. Ведь теперь я опозорена! Я провела с чужим мужчиной, почти трое суток наедине. Это большой грех! Но не смертельный. Помню, два года назад, одна девушка тоже сбежала. Её догнали, жениха побили немного. Заставили женить-ся. Теперь у них сын растет. Правда, у меня жениха не осталось, но что мешает вернуть меня к Говорящим с небом? Я же не потеряла девственность. Скажу об этом маме. Подумаешь, потерплю довольно унизительный осмотр. Зато не надо будет выходить замуж! А служить Великой Матери, это счастье. Не надо слу-шать никого. И можно спокойно, всю жизнь вспоминать Охотни-ка…
     Солнце опускалось, когда наш отряд въехал в поселок. Со всех сторон меня окружили злобные взгляды. От людской ненависти, стало тяжело дышать. За что они меня так ненавидели? Что я им сделала плохого? Наоборот, хотела уйти от них. И не видеть больше никого. А теперь, с трудом сдерживала слезы, чувствуя их ненависть. Глупая девочка, ещё не понимала, как я влипла!
     Старик незаметно погладил меня по руке: “Не бойся, может все будет хорошо”. От его слов, стало чуть легче. Если хоть один меня жалеет, может, найдется и другой такой же. Я выпрямила спину и стала держаться с достоинством. Нельзя раскисать, впереди меня ждал суд. Суд оказался “страш-ным”.
    
    
     Любовь без взаимности, мучение. Как для любящего, так и для любимого. Особенно, если тебе навязывают свою любовь, искренне думают, что “осчастливили”. Бывает такая лю-бовь-опека, которая давит своей монументальностью, заставляет зады-хаться. Редко кому удается вырваться, на свободу, от такой “любви”. Ещё хуже, если тебя перевоспитывают. Это нелепость. Раз ты полюбил челове-ка, значит он того стоит. А если хочешь воспитать его, то ты уверен, в сво-ей любви?
     Нет на земле идеальных людей. Невозможно воспитать идеал. Работа, по “воспитанию любимого”, самое гнусное и неблагодарное занятие. И не понятно, кому больнее от это-го…
    
     Совет собрался для решения моей судьбы. Я не успела поговорить с мамой. Мне не дали такой возможности, а сразу повели на суд. В дело вмешались верования соплеменников. Как я могла забыть о Великой Матери? Дело было не в побеге девушки. Оскорбление Богини, вот мой грех! Это Первый постарался. Его рев-ность требовала крови. Моей крови!
     Вождь сидел и смотрел на меня. Он молчал. В его глазах стояла растерянность. Я поняла, он просто не знает что делать! Дела, Говорящих с небом, не его ком-петенция. Жрица оскорбленной Богини, не имела права голоса на суде. Она моя мама! Конечно, Вождь растерялся. Но решение нужно было принять, люди жда-ли. Вождь вздохнул и поднялся:
     --Кто скажет против Белой? — понятно, он решил, пусть судят другие,--Мы вы-слушаем любого!
     --Я! Я скажу против Белой! — Первый дождался своего часа. — Она оскорбила Вели-кую Мать! Три дня, провела с чужаком и не раскаивается в содеянном!
     --Почему ты так говоришь? Её похитил чужак, все охотники подтвердили это. Ты сам осмотрел следы, сам видел, она сопротивлялась! — Вождь не хотел связываться с Великой Матерью. Моя смерть ему была не нужна! Мама, Говорящая с небом, много может напа-костить, если её разозлить!
     --Да Вождь, сначала сопротивлялась. А потом не хотела возвращаться! Это тоже могут подтвердить воины, бывшие со мной! — Первый шел на пролом, ему нужна была моя кровь. Как компенсация, за непролитую кровь Первой ночи. Я молчала, ждала. И не было желания защищаться. Зачем? Жить дальше, без тебя? Мне это надо? Да и не спрашивали меня ни о чём. Я просто стояла, а они гово-рили, словно меня не было там вообще!
     --Кто может опровергнуть или подтвердить слова Всегда Первого? — Вождь всё не принимал решения. Тянул время. Люди молчали. Молчали воины, доста-вившие меня назад. Ни “да”, ни “нет”, не прозвучали. Первый снова взял сло-во:
     --Она сама мне сказала, что не хотела возвращаться! Слова самой Белой, могут считаться подтвержде-нием? — Первый окинул взглядом собравшихся,--Пусть она вам повторит то, что сказала мне!
     Вождь по-смотрел на меня:
     --Что ты можешь сказать нам, Белая?
    Накатило равно-душие. Мне стало всё равно, что будет дальше. Жить с людьми, так ненавидя-щими меня? Зачем?
     --Да Вождь, я не хотела возвращаться!
     --Почему?
     --Потому что чу-жой, был Белым. Как я!
     --Тогда понятно, ты просто решила, что он послан Великой Матерью! Я не вижу греха на тебе! — Последний аргумент Вождя прозвучал. Он старался, как мог, вытягивал из ловушки, в которую меня старательно загонял Пер-вый.
     --Вождь, он не был по-сланцем Богини! Он обычный человек! За Великой Водой не край Мира! Там живут люди, такие же, как мы! Как я… Белые! — я сама решила свою участь. Но молчать и врать, не собиралась!
     Первый с удовольствием ухватился за мои сло-ва:
     --Теперь ты видишь Вождь, она не раскаивается! Все люди видят, она виновна! Она оскорбила Ве-ликую Мать!
     --Не ровняй себя и Богиню, щенок! — старый охотник, отец Первого не выдержал, -- Она виновна лишь в том, что не хочет быть твоей же-ной!
     Ого! Суд становился всё интересней! Первый замолчал, на отца он не мог поднять руку. Тем более вызвать его. А я с трудом сдержалась. Хохот меня щекотал изнутри. Отповедь сделала свое дело, Первый смутился и ушел из круга. Совсем покинул суд. Тем временем Вождь принял решение, он нашел хороший выход из положе-ния.
     --Пусть её судят Говоря-щие с небом! Это их проблема. Нам, простым людям, не стоит вмешиваться в дела Великой Матери! Как они решат, так и будет! Я всё ска-зал!
     Говорящие с небом, ещё не покинули наше племя. С одного суда, я попала на другой. И здесь маме не дали слово. Она страдала молча. Старая жрица, оплетавшая моё тело ремнем, три дня назад, теперь слушала мой рассказ. Очень внимательно слушала. А я говорила, всю правду. Не хотела ничего скрывать. Старуха не смотрела мне в глаза, она смотрела на землю под ногами. Задумчиво кивая, в такт моим словам. Словно соглашаясь со мной. Поэтому, её решение, не сразу достигло моего соз-нания. Слишком страшным оно было. Меня отдали Великой Матери. Без про-ливания Крови. Это был конец.
     Отданных на суд Великой Матери, привязывали к столбу. До новой Луны. Ни кто не смел, кормить наказанного, разговаривать с ним, и тем более, поить. Если человек выживал, считалось, что Богиня оправдала его. Но в моем случае, это было нереально, новолуние только началось. Без еды можно столько выдержать, но без воды… Мне оставалось только склонить голову и принять все как есть. Разрезанный пояс достал меня, из прошлого! Его нужно было по-рвать…
     Говорящие с небом, вышли из кибитки. Я осталась с мамой наедине. Странно, я не боялась. Пустота и оглушенность, вот два чувства, которые остались во мне. Полное оцепенение. Мама тихо плакала, но ничего не говорила. Что она могла мне сказать? А я не хотела говорить. Мне было всё равно. Смерть, так смерть. Значит, это нужно кому-то.
    
     В шестнадцать лет, люди не боятся смерти. Юность бессмертна. Инстинкт самосохранения, а с ним и страх перед смертью, приходят позднее. Гораздо позднее. Молодые не ве-дают страха, кажется, что в последний момент, спасение придет. А если что и случится, то с кем угодно, только не со мной. Ведь я не могу умереть… Смерть, это что-то далекое, это только со стариками случается. А у меня впереди целая вечность, сорок или тридцать лет, жизни! Смешное заблуж-дение, эта “вечность”, так быстротеч-на…
    
     Последняя ночь жизни. Я не понимала, что она последняя. Меня больше забо-тило другое, как там Охотник. Ведь он был ранен, все ли хорошо у него. Мама тихо сидела и ничего не говорила. Она тоже, словно в кому впала. Ночь тяну-лась долго. В поселке слышны были приготовления к завтрашней казни.
     В степи трудно с бревнами. По-этому, столб для наказания, хранился как величайшая ценность. Много поколе-ний пережил этот столб. Сейчас его вкапывали на площади, в самом центре по-селка. Чтобы все могли видеть, как буду медленно уми-рать.
     За что только они меня не-навидели? Ведь сколько разнообразных зрелищ я им принесла! Сплошные раз-влечения! То на мне пояс рвать собираются. То казнить меня будут! Весело… того гляди расхохочусь! Я лежала, уставившись в потолок невидящим взором, а в голове крутились именно эти, глупые мысли. Пустота и серость, вот точное описание моей жизни. А потом, неожиданно появился ты! Мелькнул, как па-дающая звезда, и скрылся в тумане. Осталось только это противное, скрежета-ние лопат по утоптанной земле. И долгая, долгая смерть.
     Два с половиной дня, это много или мало? Мне казалось, что целая вечность отделяла меня, от того утра. Я сильно изменилась. Может это и есть, взросление? По-моему, это можно на-звать старостью. Потому что не осталось страха, перед смертью, или ещё перед чем. Только нудное ожидание утра. Так хотелось побыстрей, закончить это глу-пое, и безнадежное занятие, жить. Всё равно тебя не будет рядом, никогда… так какая разница, живу я, или умерла уже. Я жила, только эти два с половиной дня.
     Голос мамы вывел меня из за-думчивости.
     --Белая, уходи. Они скоро все уснут, за ночь можно далеко уйти!
     --Нет. Я никуда не пойду.
     --Но тебя убьют!
     --Пусть убивают. Может им легче станет. И потом, мне ли бояться смерти? Я же Белая! Смерть мне сестра названная…
     --Ты ум-решь…
     --Знать судьба такая. Если я уйду, то тебя поставят к столбу вместо меня. Людям надо кого-то наказать. Они найдут виновного. А мне все равно умирать, и так, зажилась на этом свете. Хочу обратно, к Великой Матери.
     Мама заплакала. Тихо и безнадежно. Я повернулась к ней.
     --Не плачь. Мне, правда, лучше умереть. Зачем мне жить? Я устала бороться с несправедливостью мира. У меня не будет ничего хорошего впереди. Это лучший выход для меня, смерть. Одно только плохо, зачем так жестоко её растяги-вать?
     --Я не хочу твоей смерти! Это не нужно Великой Матери! Это несправедливо…--мама замолчала, около ки-битки послышались шаги. Мы с ней, не сговариваясь, изобразили спящих. При-влекать внимание соплеменников не хотелось нам обо-им.
     Полог кибитки откинулся, темная тень, крадучись, двинулась в сторону моей постели. Я знала кто это. Не видела, но знала. Это Первый. Может, между нами и впрямь, протянута тонкая нить? Иначе, откуда я это знала? Почему его чувствовала? Одним страхом этого не объяснишь. Это что-то другое.
     Руки Первого, противные и жадные, заскользили по моему телу. Он навалился на меня своим телом. Я попыталась вскрикнуть, но ладонь его, прервала мой крик. Горячо зашептал:
     --Белая, не надо. Не кричи, я не хочу ничего плохого… Я просто пришел ска-зать… Я не хотел такого решения! Это не нужно никому! Я увезу тебя, далеко-далеко. Никто нас не найдет! Мы будем с тобой счастливы… ты и я. Я никогда тебя не обижу. Прости, Белая! Я люблю…--Первый уткнулся в мои волосы. Я поняла, что если он не освободит мне рот, я задохнусь. Первый тоже почувство-вал, что дыхание мое останавливается, и отпустил руку. Я глубоко вздохнула, полной грудью. Великая Мать! Он чуть не убил ме-ня!
     --Я никуда с тобой не по-еду! Уходи…
     --Почему? Бе-лая, я же люблю тебя! Я давно должен был тебе сказать. Но не мог решиться. Целый год тренировался, рвал ремни руками… Отец мне посоветовал, как мож-но получить в жены, Говорящую с небом. И когда почти получилось, появился этот… Чем он лучше меня? Что я не так сделал? Скажи, я сделаю, так как ты хочешь! Я Землю переверну… Луну с неба достану… Хочешь, организую поход и завоюю страну, для тебя! Хочешь, принесу благословение Великой Матери? Или её притащу к тебе… Только не надо, так холодно смотреть… ты убиваешь меня равнодушием! Своим отказом…
     Я расхохоталась. Это я его убиваю, не он меня! Да, вот она, хваленая мужская логика! Куда там, до пресловутой женской! Это я его убиваю! Истерический хохот, произвел странное воздействие на Первого, он засмеял-ся:
     --Да, смейся! Это правда, смешно, что я в тебе нашел? Сам не знаю! Но ты можешь делать, что хочешь. Ругай, бей, смейся… Только люби меня, Белая! Я ночью узнал о решении, при-нятом Говорящими с небом. Отец сказал. Я ведь ушел в степь… А тут понял, если с тобой что случиться, я умру! Мне нет жизни без тебя! Белая…--Первый целовал меня, а я чуть не плакала от беспомощности. Как отвязаться от не-го?
     --Я на руках унесу тебя, на край мира. И тебя никто, не отнимет. Если бы я был, на месте Охотника, ты не была сейчас здесь. Он не больно хотел тебя оставить…--Этого я не выдержала.
     --Не смей его касаться! Если бы не ты, со своей никому не нужной любовью, я была бы счастлива! — Пер-вый замер, глядя мне в глаза.
     --Никому не нужной?
     --Да, ни-кому не нужной! Я не хочу тебя видеть!
     --Белая, тебя убьют. Я могу спасти тебя!
     --Лучше умереть, чем остаться с тобой наедине! Я не хочу те-бя…
     --Не надо так со мной…--голос Первого, глухой и хриплый, был полон скрытой угрозы. Но мне было все равно. Чего бояться? Хуже смерти, ничего не быва-ет!
     --Ты что, угрожаешь мне? Первый, чего я могу бояться? Потерять любовь? Я её потеряла, по твоей мило-сти. Потерять жизнь? Я потеряю её завтра, с твоей легкой руки! Чем ты хочешь напугать?
     --Я не хочу напугать. Но не надо делать мне больно! Я не заслужил это-го…
     --Ага! Ты заслужил награ-ды, как герой! Героический поступок, поймать девчонку и приволочь её на рас-терзание. А потом, добившись казни, прийти, и сказать: “Хочешь жить? Люби меня! А я, так и быть, спасу”. Очень героическое деяние! После этого, ты дума-ешь, я смогу остаться с тобой наедине? Нет!
     --Белая…--Первый смотрел на меня, не верящим взглядом,--Ты именно так все понимаешь?
     --Да, я так все по-нимаю!
     --Ты боишься ме-ня…
     --Нет, вот теперь не боюсь. Это прогресс! Я презираю тебя, но не боюсь!
     --Глупая девочка… ты не меня боялась, а любви ко мне! Думаешь, я не знаю, что ты чувствуешь нить, связывающую нас? Знаю. Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Но не буду тебе навязываться. Прости, этот суд… моя ревность ослепила меня. Я одно могу сказать, я умру с тобой. Ты сама все увидишь…--Первый встал и вышел. Я поверила в его слова. Умереть со мной, он мог. Странное чув-ство, перестала его бояться. Поумнела что ли?
     Шаги Первого стихли и мама, подала голос.
     --Зря ты так, Белая. Он любит тебя, он спасет тебя! Давай, я схожу за ним, ска-жу, что ты передумала. Ты согласна… и он увезет тебя!
     --Не надо. Пусть идет своей до-рогой.
     --Белая, ты делаешь ошибку! Я прожила жизнь, мне видней со стороны. Послушай ме-ня!
     --Мама, успокойся! Спи, мне немного осталось. Не хочу больше, даже говорить о нем! Лучше умереть, чем быть его женой…
     На рассвете меня вывели к столбу. Племя собралось вокруг. Все с интересом смотрели. Нет, правда! Как много интересного я принесла в жизнь племени. Такого разнообра-зия зрелищ, люди давно не помнили. Тем более, со столь коротким перерывом. Казнь была не так красочна, как Церемония одевания Священных Оков. Но то-же, порядочное развлечение. Тем более не на один день. Все зависело от моей крепости, на сколько меня хватит.
     Мои руки привязали к бронзовому кольцу, закрепленному на столбе. Для этого использовали обрезки Оков судьбы, привезенных Первым, вместе со мной. Привязали с таким расчетом, что стоять я могла, только на цыпочках. Не было никаких речей, не было церемоний. Все прошло буднично. Все уже собрались расходиться, когда Первый разнообразил тусклое развлече-ние.
     Он вышел в круг. Распус-тил прическу воина и сел на землю, напротив меня. Прическу воина, распускали только в двух случаях, при изгнании из племени. И на похоронах. Всегда Пер-вый принял решение, он всему племени дал понять, что умрет вместе со мной. Ропот приглушенных голосов прокатился по площадке. Люди недоумевали, за-чем это надо? Вождь посмотрел на Первого, но ничего не сказал. Первый имел право, поступить так, не объясняя мотивов. Тихо переговариваясь, обсуждая странное поведение Первого, люди разошлись по своим делам. Мы с ним оста-лись одни.
     Он сидел напротив меня. Ничего не говорил и не отрывал глаз от моего лица. Словно ждал чего-то. Я не могла понять, чего он ждет. А через короткое время, меня это перестало волновать. Стало не до Первого. Сначала было не трудно стоять. Просто стоять. Но через небольшой промежуток времени, ноги стали ватными. Я перестала их чувствовать. Пальцы занемели. А потом, потеряла сознание. Но только меня на-крыла спасительная пелена, как жуткая боль, в плечевых суставах, привела в чувство. Под тяжестью тела, ремни врезались в запястья, по рукам потекла кровь.
     Солнце подходило к зе-ниту, когда я прокляла все на свете. Молча. Я так и не заплакала, сама не ожи-дала такой стойкости от себя. Слезы словно пересохли. Стонать тоже не стона-ла. Не от гордости или силы воли. Просто не было сил стонать. Больше всего донимали мухи, налипшие на кровь. И очень хотелось пить… Странное чередо-вание, боль, мрак, боль, мрак… Сознание уходило и тут же возвращалось. При-нося новые муки, жажду и не возможность согнать проклятых мух! Я молила Великую Мать о дожде, о ночной прохладе… А солнце медленно-медленно, тащилось по небу. Как эти мухи… Никогда раньше не думала, что они столь противны!
     Я не могу сказать, сколько времени так стояла. Сутки, двое… не знаю. Мне казалось, годы. Сколь-ко времени висела без сознания. Сколько думала о воде…Вечность, даже чуть больше вечности… Ночь настала, но не принесла облегчения. Ничего не изме-нилось. Глаза раненого зверя, глаза Первого… Боль, мрак… Кровь,… как жаль, что не могу дотянуться до неё… Ведь она мокрая… как вода…Пить! Мухи… опять эти жуткие мухи! Зачем их создала Великая Мать? Слипшиеся волосы, падают на лицо… противно! Мурашки по шкуре… а, это опять Первый смот-рит! Какие у него глаза… ему больно! Странно, разве ему больно?
     Пот стекает по лбу, и так пить охота, а тут последняя влага убегает прочь. Утро нового дня… или ещё вчераш-ний день? Первый, он все сидит… даже не шевелиться. Может, уже умер? Я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Боже, как же ему больно! Бедный! Мне стало его жаль. Наверное, я сходила понемногу с ума, но с каждой минутой становилось жаль Первого, больше и больше. Я забыла о воде, о мухах… только его глаза, полные такой муки. Вот его надо жалеть! Чего жалеть меня, пусть два дня, но я была счастлива. А он, ни минуты не знал покоя! И теперь, меня держа-ли ремни, столб. Он сам сидел. И не мог ничего исправить!
     Я повторила вслух:
     --Бедный…--мне каза-лось, что это сказала. На самом деле, не произнесла и звука. Только губы ше-вельнулись. Но Первый, меня понял. Смертельная бледность залила лицо. Он заплакал. Это стоило видеть, как плакал Первый! Столько муки, боли, страда-ния в глазах, я не видела больше ни в одной жизни. За один такой взгляд, можно понять и простить человека. Я снова попыталась сказать, слова не получались, но он понял меня.
     --Не надо, не мучай себя зря. Я не виню тебя, Пер-вый…Прости…
     Первый встал. Подошел. И с первого раза, одним рывком, порвал эти проклятые ремни. Я не успела ничего понять, сказать, остановить его. Просто рухнула ему на руки, по-теряв сознание.
    
    
     Странное виденье, отчетливо помню его. Оно часто повторяется. Я иду че-рез толпы людей. Не иду, протискиваюсь. Но люди не видят меня, а я смот-рю сквозь них. Потому что, это не люди, это скелеты, притворяющиеся людьми. Остатки гниющей плоти свисают с костей. Это не “этот свет”, это уже за гранью. Стараюсь быстрей пробраться, между гнилыми трупами, и ищу тебя…. Резко, стремительно вырываюсь на свет! Сразу небо…. Там, внизу, далеко-далеко, земля. Облака, невесомые…. Я понимаю, что стала птицей. И всё равно продолжаю искать тебя.
     Только небо вокруг, светлое, прозрачное, чистое небо. Только земля подо мной…. Где же ты? Отчаяние охватывает меня, я нарезаю круги. Мир кружится. И внезапно, ты! Там, внизу, у реки…. Сердце чуть не выпрыгивает из груди, когда бро-саю, послушное тело к земле, к тебе! Забываю, что я птица…. Камнем лечу, и только подлетая вплотную, вижу тебя, натягивающим лук. Ты охотник! А я птица…. Но ничего не успеваю крикнуть. Стрела, боль, темнота.… Снова смерть….
    
     Прохладная вода. Банальное словосочетание, для тех, кто не умирал от жажды. Меня привела в чувство вода, льющаяся на лицо. Тонкая струйка, прямо на пересохшие губы. Пить!!! Я могу пить…. Открываю глаза. Первый, осторожно поит меня.
     --Ты с ума сошел? За такие шуточки, тебя поставят со мной рядом! — голос каркающий, хриплый. Неужели это я так разговари-ваю?
     --Надо бы поставить, но не поставят. Мы уже далеко от племени. Не пей много, потихоньку…--Первый возился со мной, как с ребенком. А я, напившись, ну почти напившись, уснула. До меня не дошли слова об удаленности от племени. Я просто отключилась снова.
     Когда окончательно пришла в себя, не сразу поняла, где я? Над головой непривычная крыша кибит-ки. И неба не видно. Осторожно приподняла голову. Первый услышал шевеле-ние, кинулся ко мне.
     --Как ты? Пить хочешь?
     --Где я? Куда я попала?
     --В безопас-ности. Я увез тебя.
     --И кто тебе разрешил?
     --Посмотрел бы на того, кто мне запретит. Я и спрашивать не буду. За то, что снял тебя со столба, изгнали из племени. А тебя, я сам никому не отдал. Вождь даже не пы-тался меня остановить.
     --Да, тебя остановили бы, конечно. Но ты многих, отправил бы к Великой матери.… И куда мы едем?
     --На край Земли. Куда угодно, только ты и я. Мы сами будем новым племенем. Обещаю, ты не будешь голодать. И наши дети тоже! — Первый, похоже, обо всем поза-ботился. Все продумал. Интересно, когда успел? И мне, куда деваться? Я не ви-дела выхода. Мы с ним связаны нитью, теперь более прочной, чем брак. Мы из-гои.
     В том мире, изгои не выживали. Даже малочисленные племена, стояли на грани гибели. Поэтому я понимала Вождя, не пожелавшего связываться с Первым. У нас в племени было около шести десятков охотников и воинов. Если бы люди попытались остано-вить его, стало бы меньше мужчин. Но как он собирался выживать сам, в оди-ночку? В смелости ему не откажешь. А мне было все равно. Я просто не сопро-тивлялась. Смирилась с судьбой. Великая Мать, сама позаботиться о нас. Если Ей это надо.
     Первые дни, я вела растительное существование. Не было сил двигаться. Первый сам все де-лал. Собирал кибитку, готовил еду, ухаживал за мной. Он даже не пытался меня трогать, как муж жену. Выхаживал и лечил. Только вечерами, перед сном, сидя у костра, иногда смотрел на меня, своим тяжелым взглядом. А мне было напле-вать на этот взгляд. Я не всегда могла сообразить ела или нет, что уж говорить про взгляд? Мы мало разговаривали. Он пытался меня разговорить, я не всегда его слышала. Все-таки Первый был терпеливым охотником, теперь добычей стала я.
     Почти пол-луны, мы откочевывали на восток. Первый старательно избегал мест, где можно было встретить другие племена. Он сдержал свое слово, голод нам не грозил. Неда-ром его звали Всегда Первым. Не могу вспомнить, чтобы он пришел с охоты пустой. Каждый день приносил добычу. Скоро должна была начаться зима, по-этому он старательно делал заготовку впрок. Понемногу, я привыкла к тому, что он рядом. Был заботливым, внимательным, спокойным. Пару раз даже улыб-нулся! Оказывается, у него красивая улыбка! Его лицо озарялось, начинало све-титься. И я почти привыкла к нему. Тем более что Охотника, я потеряла навсе-гда…
    
    
     Что заставляет жить дальше? После потерь, боли, страданий…. Проходит какое-то время, и человек снова живет. Время лечит, так говорят мудрые. Но в юности, мудрых не бывает. Привычка, вот что примиряет человека с миром. Жизнь по привычке, так многие живут! И не страдают от этого. Даже не задумываются….
     Это, наверное, как инстинкт самосохранения, равнодушие. Закрываясь им, как щитом, от всех проблем, живут миллионы людей. Равнодушие и боязнь показаться смешным, убивают надежду…. Душа тоже имеет право на уста-лость. Но спаси нас бог, от привычки, от равнодушия, от боязни казаться смешным…. Лучше сразу сгореть, за три дня. Чем годами мучиться, вспо-миная упущенные возможности….
     Я тогда потеряла надежду и жила только по привыч-ке….
    
     Словно во сне, пролетали дни. Я что-то говорила, что-то делала. Но это была не я, кто-то другой, жил за меня. Эти дни, недели, месяцы…. И сейчас, не могу вспомнить подробности. Смутные очертания реальности. Первый, приходящий с охоты. Ежедневные дела, работа, еда, сон. Каждый день. А сколько точно дней прошло, не могу вспомнить. Мне казалось, прошли годы. Но я знаю, от силы два или три месяца.
     Всё это время, Первый осторожно приучал меня, как дикую кошку. Он не трогал меня, я сама потихоньку, перестала представлять жизнь без него. Мы с ним были одни. Одни в целом мире. Наедине со степью…. Я много времени проводила, глядя в небо, но Первый никогда не ставил этого в вину. Он очень терпеливо ждал. День за днем, начинала больше разговаривать с ним. Ведь говорить было не с кем. Мы старательно избегали больных тем, говорили о погоде, природе. О гря-дущей зиме. Первый рассказывал о своей охоте. Спрашивал моих советов, как будто, я могла посоветовать что-то дельное! Но это “бесполезное” занятие, ста-ло приносить свои плоды, я оживала. Как трава по вес-не….
     Терпение Первого сде-лало свое дело, помню день, когда поняла, жизнь моя зависит только от него. С этого дня мои воспоминания вновь становятся отчетливыми и реальными. В тот день, попыталась сама разделать, принесенную накануне Первым, тушу тура. То ли, мне не хватило сил, ворочать столь объемную тяжесть, то ли умения. Вооб-ще то, и в племени не занималась разделкой мяса. С точки зрения нужности, я была не самой лучшей кандидатурой, для выживания в степи. Если проще, пло-хая из меня была жена изгнанника. Бестолку, извозившись в крови, покромсав, в нескольких местах шкуру, я села на землю и зарыдала от бессилия и обиды. Так хотелось сделать приятный сюрприз Первому, и это удалось! Он придет и уви-дит, кого он себе выбрал в жены! Что я за безрукая такая!
     Со стороны мой внешний вид, в тот момент, мог напугать кого угодно. Сидит на земле, лохматое, все в крови, существо, и жалобно рыдает в полный голос! Жуткое зрелище…. Я сама бы ис-пугалась, столкнись с подобным. Первый тоже напугался. Он сбросил очеред-ную добычу с плеч и кинулся ко мне.
     --Белая! Что случилось? Кто тебя обидел? Почему ты в крови? — сквозь слезы услышала испуганный голос Первого. Он ощупывал мое тело, пытаясь найти источник, столь обильного кровотечения. — Откуда кровь?
     --Это не моя…-- всхлипывая, попыталась объяснить Первому, суть обидной проблемы,--Я тура разделывала…. — Он расхохотался. С облегчением, очень весело. Первый раз услышала его смех! Как он оказывается, заразительно смеёт-ся….
     --Вот, тебе смешно! А я такая вся глупая и неумеха! Кому я нужна…. — слезы хлынули из глаз, пуще прежнего. Первый сел рядом со мной, обнял и успокаивающе погладил по голо-ве.
     --Не плачь, ты мне нуж-на! Я тебя отмою от крови, и ты сгодишься, на что-нибудь, например глаз, радо-вать будешь….
     Я уткнулась Первому в плечо. Закрыла глаза. Мне стало так спокойно и уютно. Приятно осознавать, что ты нужен кому-то. Даже если ничего не умеешь…. Не знаю, сколько времени мы так просидели. Но на мгновенье показалось, что это не Первый, меня обнимает, а ты. Стало так тепло, как было только с тобой. Это меня подвело. И ещё чувствительность Первого…. Он был странным для своего времени, принято считать, что настоящий мужчина не умеет так чувствовать! Шестым чувством понял, что я не его обнимаю, другого. И взбесился! Оттолк-нул меня, и начал молча бить кулаками землю.
     У мужчин тоже бывают истерики. Только они страшнее женских. Что может выкинуть истерическая баба? Ну, поорет, поплачет, и все! А мужчина звереет. Им тяжелее, чем нам. Им не положено плакать…. Я очень испугалась, вжала го-лову в плечи. А Первый подумал, что я его боюсь. Хотя он был не далеко от ис-тины.
     --Что мне ещё сделать? Что?! — вопрос повис в воздухе.
     Я ничего не могла ответить. Просто встала и пошла. Куда глаза глядят. Глаза глядели в степь…. Всю ночь шла по степи, боялась вернуться. Не за себя боя-лась. За него. Я не могла относиться к нему так, как он этого заслуживает. А он не был согласен на меньшее…. Первый догнал меня перед рассветом. Молча посадил на коня и поехал обратно. Ловушка захлопнулась. Он не мог бросить меня на верную смерть. Я не могла уйти от него. Это сейчас все просто, пошел, развелся и живи дальше, как хочешь, как можешь…. Тогда все было по-другому. Мы с ним уже, были изгоями. Такие редко выживали. О выживших, и давших начало новому племени, слагали легенды. Они становились в глазах по-томков, богами…. Теперь, мы себя загнали в клет-ку.
     Целый день думала, как вы-рваться из тупика. К вечеру мне казалось, что нашла подходящий вариант. В эту ночь, сама легла к Первому. Но он даже не посмотрел на меня. Отвернулся и притворился спящим. Именно притворился. Я знала что он не спит, ждет от ме-ня чего ещё. Мне не хватило смелости пойти дальше. Так промерзла всю ночь. Утром оба невыспавшиеся, молчаливые и злые, разошлись по своим делам. Над нашим маленьким лагерем повисло тяжкое молчание. Как два глупца, мы выяс-няли, кто из нас упрямей. И никто не шел на компромисс. Промерзнув несколь-ко ночей, я перестала возобновлять попытки. И Первый не знал, как вернуть те отношения, что у нас начали с ним складывать-ся.
     День, когда западня распах-нулась, начинался обыденно. С утра завтрак, молчаливое распределение обя-занностей. Первый на охоту, я на мытье посуды. Когда он ушел, вздохнула сво-бодней. Последние дни были особенно тягостными. Молчание наше затянулось. Думая об этом, делала повседневные дела, и не смотрела по сторонам. Непро-стительное легкомыслие, оно и раньше меня подводило. В те времена, для того, что бы выжить, нужно было быть осторожным и внимательным! А я, как всегда, считала ворон, и не заметила, когда появились эти двое чу-жих….
     Сильный удар по голове, и снова меня куда-то везут. Ей богу, это становилось привычным. Очнулась пе-реброшенной, через конскую спину. Но даже не стала сопротивляться. Зачем? Первый все равно спасет. А если буду брыкаться, то только шишек наставят больше. Поэтому, спокойно висела и посвятила свободное время мыслям. Чего ещё оставалось делать? Меня интересовало одно, сколько ещё мгновений, про-живут похитители? Куда запропастился Первый? Где его носит? Что-то он не торопится, с моим спасением! Так ведь и далеко увезти мо-гут….
     Мои похитители были озадачены столь спокойным поведением жертвы. Мне так показалось. Они ос-тановились и о чем-то бурно переговаривались. Внезапно началась заваруха. Глухой удар, хриплый стон, я падаю…. Открываю глаза, ожидая увидеть Пер-вого, но вижу Охотника! Я сошла с ума…. Именно это успела подумать, прежде чем упасть в обморок. Это обморочное состояние, стало род-ным!
     Я пришла в себя, от твое-го голоса:
     --Бела, это я! Все в порядке. Все хорошо!
     --Это сон… ты сейчас растаешь! — при этой мысли, произнесенной вслух, вцепилась в тебя и боялась отпустить.
     --Да нет, Бела. Я тут, я с тобой. Я же сказал, что никогда тебя не брошу! Успо-койся. Не плачь…. — не понимаю, почему ты решил, что плачу? Хотя, может, я и плакала…. Одно хорошо помню, боялась отпустить тебя. Словно ты растаешь, если не удержу. Ты мне рассказывал, как искал меня. Как долго кружил возле племени, пытаясь понять, где я? Что со мной? Почему не мог раньше найти. Как будто оправдывался. А я только глупо улыбалась, и не верила в свое счастье. Ты рядом, ты здесь….
     Вечером мы были уже далеко. Сидели у костра, ты снова рассказывал, как долго меня искал. Только теперь начала прислушиваться к сло-вам.
     --…Спасибо старик ска-зал, куда он отправился. Так бы ещё долго искал, если б вообще на-шел!
     --Какой ста-рик?
     --Из твоего племени. Я уже начал терять надежду…. Только поэтому вышел на него…. Спросил, он мне сказал, что Первого изгнали из племени. Он взял тебя и уехал. А почему изгна-ли? Чего он такого натворил, и почему взял тебя с со-бой?
     --Как выглядит старик? — странное предчувствие, страх за отца Перво-го.
     --Обычно, как выглядят старики. Удивительно, он сказал, что знает меня, — Опасения, крепли с каждой минутой.
     --Что ты с ним сде-лал?
     --Да ничего особенного. Спросил и все….—в голосе Охотника звучала недосказанность, -- Он тебе род-ней приходиться?
     --Нет. Но я не хочу, чтобы ему было плохо. Надеюсь, ты не убил его….
     --Нет, конечно. Просто связал. Мне нужен был запас времени, чтобы уехать без погони, -- я вздохнула с облегчением. Великая Мать, хоть старик не постра-дал!
     --Так почему изгнали Первого? И при чем тут ты?
     --Долго рассказывать.
     --Я тер-пеливый, я выслушаю, -- мне не оставалось ничего другого, как рассказать о моих злоключениях. Охотник слушал, и глаза его темнели от ненависти. А ко-гда он осмотрел мои запястья, поняла, на земле нет места, сразу двоим. Или Охотник, или Первый! Они ненавидели друг друга смертельно.
     --Вот и все… -- рассказ был окончен. Ты осторожно и нежно поцеловал ме-ня.
     --Все будет хоро-шо.
     --Только я боюсь, он опять найдет нас! Почему я должна бояться его люб-ви?
     --Бела, это не любовь, ко-гда убивают…. Он не тебя любит, а себя. Ты просто заложница его чувств. И потом, не бойся. Я рядом. Я не отдам тебя ему! Я же говорил, что очень жад-ный…. Успокойся…. — Охотник обнял меня, и заснул. А я лежала, смотрела на звезды. Меня посетили глупые девичьи мечты. Как мы с тобой приедем в твое племя. Сыграем свадьбу. У нас будут дети, потом внуки. Мы состаримся рядом друг с другом. И умрем в один день…. Глупые, наивные, банальные мечты…. Зато без насилия, убийств и крови…. Так и заснула, у тебя под мышкой. В са-мом уютном месте на земле….
     Пробуждение было чудовищным. Меня трясли за плечи. Я знала, кто трясет, по-этому не хотела открывать глаза. Но мысль об Охотнике, что с ним? заставила меня сделать это. Открыла глаза. Перекошенное лицо Первого. Он был в яро-сти.
     --Я убью его! Слышишь, убью! И ты смиришься с этим…. Ты опять ушла с ним! Я все потерял из-за тебя, ведьма! Что ты со мной сделала? — из всех слов, поняла одно, ты ещё жив. А значит, я могу тебе помочь! Оглянулась вокруг, да, ты был жив! Лежал в сторо-не, связанный по рукам и ногам…. Надо развязать тебя, пока Первый не привел угрозу в исполнение. А потом, пусть будет то, что будет!
    
     Мы только тогда люди, когда чья-то жизнь нам дороже собственной. Не-важно, жизнь матери это, ребёнка или любимого человека. Главное, что не твоя, а другая. Только тогда, наша душа становиться, подобна божьей, те-ряя последние черты зверя, того зверя, что живёт в каждом... Просто не все об этом знают. И не все борются со своим, только ему присущим зве-рем.
    
     Я лежала у ног Первого и думала об одном, как помочь Охотнику? Что он сде-лает с тобой? Меня не волновала собственная судьба, только ты. Может, если я не буду злить Первого, он не станет причинять тебе боль? Пусть сорвет все зло на мне, отведет душу. Только чтобы ты остался жив…
     Меня подвело поведение жертвы. Это я сейчас понимаю, тогда ещё не знала, как может разозлить покор-ность. Первый вместо успокоения, взбесился ещё боль-ше.
     --Ты за него пережива-ешь? Готова подставить свою шею, только чтоб он жил? А он это принимает как обычное дело! Легко прятаться за твоей спиной, я ведь не могу убить тебя... Белая… — Первый отошел в сторону и сел на землю. Не сел, рухнул. Над зем-лей повисла тишина. Треугольник, страшная фигура людских взаимоотноше-ний. Вся кровь, боль, предательство, в мировой истории, замешана на безобид-ной, геометрии. И сейчас, Первый сидел в стороне, не зная, что делать. Я мол-чала, боясь за Охотника. Охотник просто был свя-зан….
     Молчание прервалось неожиданно, Первый вскочил и бросился ко мне.
     --Белая! Ну, чем я ху-же? Объясни, я не глупый, постараюсь понять…. Что мне надо сделать, чтоб ты поняла, мы с тобой одно целое! Нет у тебя выбора! И у меня нет…. — Первый тряс меня как грушу, отчаяние плохой советчик. Так же как и ярость.
     --Отпусти его. Это все.
     --Это все? Все что тебе нужно? Моя королева изволит помиловать осужденного на казнь! А где он был, когда ты стояла у столба…. Почему, когда ты умирала, он даже не чувствовал твоей боли? Ты за него готова на все…. Даже не плакала, не стонала…. Почему моя боль, тебя не трогает? Я же люблю тебя! Понимаешь, люблю…. Меня с ума сводит ковыль, похожий на пряди твоих волос. Когда я далеко от тебя… И ты тоже, меня любишь! Если бы он не украл тебя в тот день, ты даже и не помыш-ляла о нем. Я для тебя был бы всем, на этом свете…. Я это знаю, так же как и то, что мы связаны с тобой. Думаешь, я не старался перестать думать о тебе? Ещё как старался! И не получилось ничего, ни у тебя, ни у меня…--Первый подхватил меня на руки, носил кругами и уговаривал. Связанный Охотник мол-чал. Почему ты молчал?
     --Не надо, Первый. Я знаю, что виновата перед тобой. Но это не только моя вина. Это судьба! Отпусти его, очень прошу…. — зря сказала. Это ещё больше нака-лило обстановку.
     --Ты на все готова, за него? А он, как он отнесется к боли? Готов он, принять за тебя боль? — у Первого сложился план отмщения. Его лицо искривила жуткая гри-маса.
    
     Нельзя мстить безнаказанно никому, а тем более любимым. Любая месть, как бумеранг, возвращается к тому, кто мстит. Нельзя унижать свою лю-бовь, это проклятие на все рождения, не только на одну жизнь. Кому боль-нее? Тому, кому ты мстишь, унижая. Или тебе самому, оттого, что твоя лю-бовь унижена? Это предательство самого себя. Ведь больнее тебе.
    
     Первый положил меня на землю и подскочив к Охотнику, пнул его.
     --Не притворяйся, ты в сознании! Сейчас поймешь, что значит больно! Посмотрим, зачем ты её так долго искал. Стоило или нет!
    Я вскрикнула, он бил тебя. На мой голос, Первый обернулся, хищно улыбнулся, и раздеваясь на ходу, направился ко мне.
     --Сейчас я все поправлю. Справедливо узнать, чего ты стоишь! Ему можно, зна-чит и мне должно понравится….
    Ещё не до конца понимая действия Первого, я попыталась подползти к тебе ближе. Мне было плевать, кто и что со мной делает. Только ты…. Связанные руки…. И нож, который успела подобрать, пока Первый бил те-бя.
     Тяжесть тела…. Какой он тяжелый, Первый! Звук рвущейся одежды, словно молния в грозу. Хриплое ды-хание, что-то звериное в этом дыхании. Боль, грубая, ритмичная боль… слезы Первого на моем лице…. Его руки, губы…. Твои глаза, полные отчаяния…. Я видела только твои глаза. Надо развязать тебя, это важно. Все остальное второ-степенно….
     --Почему ты мне не сказала, что у тебя ничего с ним не было? — шепот, скорее стон, Перво-го, полный отчаяния и боли, -- Прости меня, Белая! Я не знал…. Я ду-мал….
     --Ты не спраши-вал.
     --Но я ду-мал….
     --Каждый судит по себе! Если ты об этом….
    
     Каждый человек мерит мир по себе. То, что для одних естественно, для другого грех. И наоборот... Трудно вывести одинаковые законы морали для всех. Но к этому стоит стремиться. Тогда не будет, так трудно любить... До этой утопии человечеству ещё далеко. Сейчас далеко, тогда было ещё дальше.
    
     Или сейчас, или никогда. Я рывком скинула растерявшегося от моей прыти Первого и метнулась к тебе. Надо развязать тебя, ты должен уехать. Только жи-ви…. Время замедлилось, я успела разрезать ремни на твоих ногах. Наша цере-мония разрезания Оков судьбы повторялась, с точностью наоборот.
     --Отойди от него! — рыча-ние Первого, заставило меня оглянуться. Он стоял, держа наизготовку, тяжелое охотничье копьё. С широким, длинным лезвием, в две мужские ладони. Я знала, как он умел его метать! Не один тур, был убит именно этим копь-ем.
     --Первый! Не надо, я ос-танусь с тобой! Я буду самой верной женой в мире…. Я люблю только тебя! Отпусти его! Первый, я умоляю…. — голос мой возымел действие, копье стало медленно опускаться. В моих словах, Первый услышал надежду. Я сама верила в то, что говорила. Все что угодно, только пусть будет жив Охот-ник!
     --Мы уедем с тобой ту-да, куда ты пожелаешь. Я рожу тебе сына. Только отпусти его! Больше ничего, никогда просить не буду. Первый!
     --Ты, правда, любишь меня? Или это только ложь, для спасения это-го….
     --Люблю! Очень люб-лю…. — копье опустилось к земле. Я наклонилась к тебе. Ты молчал все это время, почему теперь заговорил?
     --Не надо, Белая! Я не хочу жизни такой ценой! Ты, придурь, думаешь, можно заставить любить силой? Если она сейчас развяжет меня, я убью тебя! За все, что ты с ней сделал! Ты же растоптал её душу…. Всегда Первый! Всегда пер-вый болван! — горячий, хрипловатый голос. Полный презрения и боли. Почему ты не помолчал чуть-чуть? — Она любила, любит, и будет любить, только меня! Она моя. И мне не надо её насиловать, чтобы узнать о ней все! Скажи ему, Бела! Прекрати его бояться!
    Как будто проснувшись от кошмара, оглянулась на Первого. Он выжидающе смотрел на меня, ждал мо-их слов. Я не могла предать тебя.
     --Да, я любила, люблю, и буду любить только тебя! — Первый смотрел на меня растерянно. Я повернулась к Охотнику и перерезала ремни на руках. Помогла встать, ноги тебя плохо слушались. Ты обнял ме-ня:
     --Никогда не ври. Даже для спасения, Бела…. — ты успел меня поцеловать, - Поехали отсюда! Нам ещё предстоит долгий путь.
     Я отошла в сторону, чтоб поднять наш плащ. Шестое чувство заставило оглянуть-ся. Успела увидеть замах Первого, копьё! Кинулась к тебе, закрыть…. Великая Мать! Почему, я была такая худая? Копьё пригвоздило меня к тебе. Видела твои глаза... Они угасали. Тебе он попал в сердце. Слава Матери, ты не страдал…. А я ещё немного помучилась... Слышала за спиной крик, жуткий вой... Первый, боялся даже смотреть, на дело рук своих... Он понимал, что копьё не сможет вытащить, и не убить меня этим. Перед глазами, моя кровь, потихоньку залива-ет тебе шею, стекает на землю, смешивается с твоей и пропадает в земле... Я не хотела умирать...
     Я не хо-тела умирать, я хотела любить...
     Многие люди, не верят, что живут один раз. Это понятно. Неужели приро-да, настолько расточительна? Cначала человек рождается, растёт, набира-ется опыта, взрослеет. Начинает немного понимать, окружающий мир… уже пора хоронить останки. По-моему, верования в загробную жизнь, из-за этого появились. Во всех религиях мира. Не смирился человек со смертью. Закон сохранения энергии, не только физический. В духовном плане, он играет решающую роль. Мы не один, не два раза рождаемся на земле. Го-раздо больше... Но если бы все помнили, свои предыдущие рождения, то сумасшедших было много, их и так хватает. Может я, сумасшедшая? Слишком долго помню...
    
     При рождении, я не сразу вспоминаю тебя. Только, когда начинаю становиться женщиной, мне начинают сниться сны. Они яркие и подробные. Просыпаясь, не всегда понимаю, сон это или явь? Сны снятся по порядку. Одна ночь - одно рождение. В них вижу всё, что происходило в то время. И каждый раз думаю, может, схожу с ума? Но сны возвращаются... Они ходят по кругу. Заставляют поверить, это не сумасшествие, а что-то дру-гое...
     В то рождение было так же. Я родилась в семье крестьянина. Во времена, когда не было зазорным, быть крестьянином. Скорее даже почетно. И назывались мы не “крестьяне”, а земледельцы. В месте, сильно отличающемся от степных просторов. Плоского-рье, юг, колыбель земледелия на земле. Только на горизонте, синели дальние горы. Хозяйство было крепким. В семье хватало рабочих рук. Отец, мама, пять старших братьев, и я. Тогда узнала, что значит, родительская любовь.
     Дочери не были в таком поче-те, как сыновья. Но я была долгожданной. Мама долго просила Богиню-Мать, послать ей дочку. После маминого обета, посвятить будущую дочь Богине, ро-дилась я. Вот так, снова, оказалась связана со жрица-ми.
     До шести лет, росла в ро-дительском доме и не знала печали. Меня баловали, любили. Потому, была не-много капризной и своевольной. Но счастливое детство пролетело, как единый миг, меня отдали в Храм. Боги всегда получают долги…
     На празднике весны, меня за-бирали жрицы. Сначала провели символические похороны. Для своих родных я умерла. Было очень грустно, не хотелось уезжать из родного дома. Но долг пре-выше всего. Помню, как расплакалась в объятиях мамы. И помню её глаза… самые добрые на свете! Долгий путь, пыльные, серые дороги. Унылый пейзаж межсезонья. Поля ещё не зазеленели. Потом Храм. Циклопическое сооружение, из дикого камня. С массивными колонами. Он надолго стал моим до-мом.
     Кончилось беспечное время, учеба, строгий режим, аскетичная жизнь. До пятнадцати лет, все было нормально. Настоятельница не могла нарадоваться на меня. Я хорошо училась, была прилежной послушницей. Пока не начались эти сны… Снова видела тот замах копья, твои глаза, слышала вой Первого за спиной. Сначала не хотела ни-кому говорить, только в молитве к Прародительнице, пыталась успокоить душу. Но ничего не помогало, и я пошла к настоятельнице.
     Старшая сестра выслушала меня, и сама пришла в замешательство. Она не могла мне помочь. Меня стали считать Говорящей с духами, и я ушла из Храма. С одной целью, найти ответ на свой сон. Так, в возрасте шестнадцати лет, оказалась свободной как ветер. Ни-кто меня не искал и не ждал. Никому до меня не было дела. Я ходила от поселка к поселку, городов ещё не было, и искала тебя. Меня никто не обижал, у меня не было богатств, чтобы на меня покушались грабители. А как женщина, кого могла заинтересовать Говорящая с духами?
     Почти пять лет, длились странствия. На жизнь, я зарабатывала тем, что лечила в поселках больных. У меня получалось. Скоро считалась неплохой знахаркой. Это и помогло мне найти ответ.
     Я очень далеко забралась в тот раз. Далеко от родных мест. Синие горы давно манили, казалось, они дадут разгадку на все мои вопросы. Так и вышло. В ма-леньком предгорном поселке жили охотники на туров. Меня позвали к молодо-му парню, сорвавшемуся со скалы. Когда зашла в дом, и увидела, в каком он со-стоянии, не сразу решила браться за лечение. Он бредил уже два дня, не прихо-дил в сознание. Весь был изломан… Глаза его матери, они заставили взяться за безнадежное дело. Да и парня стало жаль, такой молодой, всего двадцать лет, с небольшим.
     Осмотрев его лучше, удивилась, как он выжил? Глубокая рана на предплечье, сложный пере-лом ноги, ребра тоже похоже сломаны. Но больше всего меня волновало то, что он так и не приходил в сознание. Похоже, сильно ударился головой. У меня не было надежды на его выздоровление. Однако дело есть дело. Я взялась лечить, сразу сказав, его матери, что надежды нет почти ника-кой.
     Не буду приводить здесь рецепты настоек, которыми поила его. Это не важно. Да и перевести на сего-дняшний язык, названия тех трав, мне тяжело. Важно, что прошел месяц, а он ещё жил. Организм молодого парня боролся за жизнь. Только в сознание, так и не приходил. Мать его, старалась, как могла, помочь мне, он был единственным сыном. И я старалась изо всех сил. Может, наши старания и сыграли решающую роль? Перелом на ноге срастался, правда, мне не удалось хорошо его вправить. Он должен был остаться хромым. Но вот с головой… тут я была бессильна. Все что могла сделать, сделала. Оставалось только ждать. И молиться Прародитель-нице.
     В то утро, как всегда си-дела у его постели. Он пришел ненадолго в сознание. Первые его слова озада-чили меня:
     --Белая… ты. Как хорошо… я рад тебя видеть….
     Я не поняла, при чем тут белая? Только немного погодя опомнилась. Этот чело-век из той моей жизни! Он назвал меня тем именем, Белая! С утроенной энерги-ей принялась выхаживать его. Гадала, кто это? Первый или Охотник? Не могла дождаться, когда он окончательно придет в себя. И этот день на-стал.
    
     В каждое новое рождение, мы выглядим по-другому. Хоть немного, но ме-няемся. Это затрудняет мои поиски. Я не знаю, как ты выглядишь сейчас. И сама выгляжу не так, как тогда... Но это не важно. Ведь наше тело, вре-менный сосуд, душа неизменна... Не важно, как ты будешь выглядеть, важно, что это ты, а не другой.
    
     Это был не ты…. Это Первый. Какие сумасшедшие шутники, боги, управляющие моей судьбой! Почему мне так везет? Я узнала его, глаза Первого не изменились. Изменился он сам. Теперь мы были ровесниками. Но как так могло быть? Почему это был не ты…. Наша западня повторилась. Теперь я не могла бросить его. Он стал калекой, невзирая на мои старания. А он молчал о том, что помнит прошлую жизнь. Хотя помнил, я знала это.
     Прошел месяц. Первый начал потихоньку ходить. Часто он сидел во дворе, и я рядом с ним. Мы оба старались говорить о чем угодно, только не о том, что нас обоих интересо-вало. Словно боялись разбудить призраков прошлого. Да и было ли оно, это прошлое? Может это просто сны…. Можно было бы так считать, но людям не снятся одинаковые сны! Поэтому, мне пришлось нарушить заговор молча-ния.
     --Извини меня, я хо-тела спросить, но не знаю как.
     --Я примерно догадываюсь о чем, - Первый смотрел на закат, прищурив глаза. Он не поворачивался в мою сторону.
     --Если догадываешься, то скажи. Может, ты ошибаешь-ся.
     --Я не ошибаюсь. Бе-лая… пора понять, что о тебе я знаю больше тебя самой! —слова Первого и бы-ли ответом на мой вопрос. Я растерялась. До этого у меня ещё была надежда, что всё это ошибка. Теперь сомнений не было.
     --И что нам теперь делать? — растерянно спросила я, - Я не знаю…
     --Ничего не де-лать. Если бы я был здоровым и сильным как раньше, то у тебя не оставалось выбора. А теперь, что я могу? – голос Первого был полон горечи. А меня заела совесть. Он и так, чудом остался жив. Ему плохо. Ещё я тут прилипла, со свои-ми мелкими проблемами. Разговор наш остался незавершенным. Мы старались больше не затрагивать больную тему. Первый стал хромым. Мне не хватило сил правильно вправить перелом. Теперь занятие охотой, для него было закрыто. Другой работы не было. Конечно, он мог просто делать и чинить оружие. Но обычно охотники сами этим занимались. Заказов больших не было. Он чувство-вал себя лишним.
     Я не сразу это поняла. Однажды, меня не вовремя занесло в дом. Первый пытался сам встать на лавку. Это плохо получалось. От злости на самого себя, от бессилия, у него слезы стояли на глазах. Он словно горную вершину штурмовал, а не обыч-ную лавочку…. Я застыла, боясь выдать свое присутствие. В очередной раз он скатился с этой проклятой лавки, и увидел ме-ня…
     --Что смотришь? Ка-кого черта ты меня выходила, Белая! Кому я нужен такой! — ярость и злость, вот все чувства, прозвучавшие в голосе, - Уйди, чтобы я тебя не видел!
     Меня вынесло из дома. Я села на нашем месте и задумалась. Это понятно, мужчина должен считать себя кор-мильцем, надеждой, защитником. Ему больно теперь, но это не повод кидаться на тех, кто близок ему. Кто старательно спасал его. Кто заботился о нем! Горечь обиды, капала слезами. Незаслуженно обидеть, нас могут только близкие и род-ные люди. Чужие не смогут попасть, в самые открытые точки души. Пропла-кавшись, начала соображать. Да, ему тяжело. Но помочь могу только я. Ещё его мама. Остальных он просто не станет слушать. К тому же все остальные теперь его жалели. А для него это было самым страшным. Полная решимости, отпра-вилась назад.
    
     Почему у нас есть такое присловье: "Только не надо меня жалеть?" Разве может милосердие, кого-нибудь унизить? Жестокость может, насилие мо-жет, а жалость никогда... Но мы пытаемся, скрыть истину, за красивыми словами. Жестокость, уже просто жесткость, насилие уже сильная страсть и т.д. Смотришь, выглядит лучше и чище ангела, какой-нибудь подлец. А если вдруг, ты кого пожалеешь, то сразу: "Не унижай его жало-стью".
    
     Он сидел на лавке, низко опустив голову. Весь вид его требовал жалости и снисхождения. Этого как раз нельзя допускать. Я набрала полную грудь воздуха и выпалила:
     --Чего рассел-ся? Ты думаешь, один раз не вышло, все, помирать пора? — Первый поднял глаза, растерянные.
     --Ты чего?
     --Ничего! Сейчас ве-чер. А вот завтра с утра, будешь тренироваться! Каждый день, до упора! Пока не станешь прыгать с места, как тур! Хромота, это не смертельно! И хромой может лазить по горам. Но если ещё раз, нагрубишь мне, я просто уй-ду!
     --Ты думаешь, у меня получиться?
     --Если ты, правда, Всегда Первый, то да! У него даже проблем таких не возникало. Тем более глупых сомнений! Оковы судьбы могут быть поясом, а могут быть ситуа-цией! - Первый усмехнулся. Усмешка тоже была из прошлой жиз-ни.
     --Да, шнурок порвать мог, и это смогу, - он виновато посмотрел на меня, - Прости, я не хотел тебе грубить. Это все лавка виновата….
     --Не прощу! Пока не увижу, как ты на неё впрыгива-ешь.
     Со следующего дня, на-чались самые трудные дни. Каждый день Первый, тренировал израненное тело. До боли, до пота, до крика. Я не стояла над его душой, уходила на это время из дома. Но видела, как он выглядит по вечерам. Как выжатый лимон. Что не ме-шало ему, каждый день проводить, ставший привычным, ритуал проводов Солнца, за горизонт. Мы сидели с ним рядом и молчали. Это были важные ми-нуты, для него. Для меня тоже.
     За тренировками прошла зима. Весной, в один из дней, вечером, Первый молча взял меня за руку и повел за собой в дом. Подошел к лавке и одним прыжком впрыгнул на неё. Потом обернулся и спросил:
     --Теперь прощаешь? – он просто светился от счастья. В глазах прыгали сме-шинки, - Я не только это могу! Завтра буду готовить охотничье снаряже-ние.
     --Прощаю. Теперь мне можно уходить….
     --Почему? – словно выключили огонек в глазах. Он смотрел на меня и не пони-мал моих слов, - Куда уходить?
     --Дальше. Мне надо уйти, прости. Мне надо найти…- я замялась. А глаза Пер-вого налились кровью, он всегда был бешеным. Во всем.
     --Нет. Если ты уй-дешь, я не знаю что сделаю. Белая, я же для тебя все это де-лал!
     --А должен был для себя! Как ты не понимаешь, мне надо уйти!
     --Не понимаю! – Первый спрыгнул с лавки и прихрамывая, подошел ко мне, - Не понимаю, объясни! Почему ты снова меня бросаешь. Почему я не достоин тебя, с твоей точки зрения! Почему ему все, а мне только жалость! – Глаза в глаза, мы стояли с ним в комнате и сверлили друг друга взгля-дом.
     --Я хочу узнать… - чего хотела узнать, я не могла объяснить. Но Первый меня опять понял, без слов.
     --Ты не нужна ему! Он даже не помнит ничего! Это мы с тобой прокляты, на много веков вперед. Я даже знаю за что… - Первый бессильно опустился на скамейку, - За то, что не поняли раньше, как нужны друг другу! Не повторяй свою ошибку, Белая. Я ви-новат перед тобой, за то, что… Ты сама знаешь за что! Я не хотел твоей смерти. В тот раз, я искупил свой долг, перед тобой. Поэтому боги дали мне второй шанс! Не уходи… - Первый опустил глаза. Последние слова, сказал очень тихо. Если бы он кричал, ругался, злился, то ушла бы, не задумываясь. Но против та-кой просьбы, никто не устоит. Не устояла и я.
     --Хорошо, давай подождем до конца лета. Судьба сама даст нам знак. Поступим так, как решат боги. Но я не буду твоей женой.
     --Пока не будешь. Потом посмотрим, - Первый не сомневался и в этот раз. А я ждала намека от Прародительницы. Она даст ответ на мучивший меня вопрос. Надо просто подождать. Да и за Первым присмотреть, чтобы не наделал глупо-стей.
     Через неделю Первый ушел в горы. Мы с его мамой, ждали возвращения и боялись за него, вместе. Тренировки тренировками, но как он там будет охотиться? Сама не ожидала, что так близко, все буду принимать, к сердцу. И снова отголосок прошлой жиз-ни, я за день смогла почувствовать его возвращение. Он вернулся усталый, но довольный. С добычей! Теперь никто уже не относился к нему с брезгливой жа-лостью. Первый подтвердил звание мужчины, кормильца, охотника. А на меня стали смотреть как на святую.
     Пролетели три месяца, лето было в разгаре, когда случилось первое несчастье. Умерла его мама. Она не болела, не жаловалась. Просто, однажды утром не проснулась. Это была обычная старость. Никто не мог помочь ей. Первый впал в глубокую меланхолию. После похорон не сказал и трех слов за всю неделю. Ходил как призрак, молчаливый. Даже хромать стал больше. Всегда так, живет человек. Такой близкий и привычный, постоянно рядом. И только когда его не станет, понимаем, он не вечен.
     Перед нами опять встал вопрос, что делать дальше? До срока моего ухода, оста-валось три месяца. Но жить под одной крышей с Первым, не будучи его же-ной…. Нас не понимали в поселке. Все до этого относились ко мне, как к невес-те Первого. Он сам так себя вел.
     Староста поселка, зашел к нам в дом уточнить этот вопрос. Через месяц после похорон.
     --Я все понимаю, траур, жаль твою мать. Она была хорошей женщиной. Но вы меня тоже пойми-те, пора играть свадьбу.
     --Хорошо, мы решим это, на днях. Сейчас просто ещё не все поминовения совер-шили, - Первый нашелся что ответить. Он проводил старосту с почтением, а вернувшись, сам начал разговор.
     --Белая, я не могу тебя заставить. Но ты должна, принять решение. Можешь, конечно, уйти и провести всю жизнь в бесплодных поисках, а можешь стать мо-ей женой…. Я не хочу навязываться тебе…. Но мне не нужна другая. Если ты уйдешь, тебе дороги назад не будет. А я не собираюсь жениться на ком-то ещё. Решай… - Первый замолчал, подыскивая слова, - Не знаю, что ещё я могу ска-зать…
     --Ничего не говори. Я должна подумать. Мне тоже нелегко, пойми. Завтра, завтра вечером я дам от-вет. Ты подождешь до завтра?
     --Белая, я могу ждать тысячи лет. Если ты будешь рядом… - Осторожно он ко мне подкрался, я не заметила, когда успел, так близко подойти. Его глаза были так близко, совсем рядом, - Я долго ждал, ещё один день, это мало. Это до смешного, очень мало… Белая!
     Он целовал меня, словно не сомневался в моем решении. И мне это нравилось. Но в последнюю минуту, уже почти потеряв контроль над собой, я отстранилась от него.
     --Это нечестно, Первый! Мы так не договаривались! – он только расхохотал-ся.
     --А как мы договарива-лись? Я не давал тебе слова, не целовать тебя! И говорить, о своей люб-ви…
     --Жди завтрашнего вечера! И не трогай меня! Пока. А то я уйду ночевать к сосе-дям!
     --Хорошо, не буду, - моментально став серьезным, Первый не делал больше попыток, - Я не хочу принуждать тебя. Мне дороже будет, если ты сама поймешь, что ты моя! Подо-ждем завтра.
     На рассвете я ушла из поселка. Забралась на высокий холм и, уставившись в небо, попыталась думать. Снова боги ставили передо мной выбор. И снова я растерялась. Мне не хотелось уходить. И остаться боялась. Вдруг ты где-то рядом? А я выйду замуж за Первого…. Но и он в какой-то степени прав, можно всю жизнь провести в поисках, чтобы на старости лет узнать, что они не были никому нужны. Потом, ты может, и не помнишь обо мне…. В таких метаниях, провела половину дня. Решала свою судьбу. Наивная, за меня уже приняли решение. Только я ещё не знала об этом.
     В то время час-то были войны. Совершенно нельзя было спрятаться от них. И сейчас, люди планомерно, пытаются истреблять себе подобных, не особенно заботясь о при-чинах очередной, “праведной” войны. А тогда и обоснований особых не надо было. Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать... Всё сказано в этих муд-рых словах. Вот и тогда, мы попали в круговерть очередной войны. Так, мелко-го набега. Но для поселка это была трагедия. Для каждого человека, гибель все-го, что дорого ему, трагедия.
     Не знаю, почему, обернулась назад, и увидела черный дым над поселком. Он нависал, словно карающий меч. И странный запах… от этого страшного запаха, сердце сжалось в груди. Запах горелого мяса…. Тошнотворный запах войны. Меня приподняло, на одном дыхании, добежала до крайних домов. Дальше уже шла крадучись. Какие-то крики, чьи-то стоны, звон разбиваемых кувшинов. Хо-хот резвящихся победителей... Жалкий, одинокий, девичий крик... Медленно и осторожно, пробиралась к дому. Одно удивляло, почему не плачут дети? Почти перед самым домиком, поняла почему. Они лежали все вместе, те, кто не мог выдержать путь, на рынок рабов. Я просто уткнулась в страшную кучу тел. Там были старики и дети. Какое-то окаменение охватило душу, а может, это защит-ная реакция? В первую очередь искала Первого, в этом кургане. Его не бы-ло...
     Обойдя траурный курган, пошла дальше к дому. Уже не прячась. Я была в шоке от увиденного, поэтому плохо соображала что делаю. Все-таки за меня кто-то молился Прародительни-це, дошла до самого дома, не попавшись на глаза воинам. Только у задней ка-литки, пришла немного в себя и ужаснулась, что увижу в доме? Опустилась без сил на землю. Боялась зайти в дом. Даже во двор… вдруг там Первый? С тру-дом взяла себя в руки, и через огород подошла к двери.
     Дверь с треском распахну-лась, из дома выкатился комок тел. Первый хромал, но был не слабым, враже-ский солдат не ожидал отпора. Помер сразу после победы, со сломанной шеей. Жаль, он был не один. Оставалось ещё трое. Они выскочили из сарая и набро-сились на Первого. А я кинулась на них.
     Они не сразу поняли, что за фурия вцепилась им в спину. Да и от меня не было бы большого толка. Но я подобрала первый попавшийся тяжелый предмет, и лупила им без разбора, прямо по головам.
     --Черт, это девка!
     --Держи её!
     Меня скрутили моменталь-но, но Первого оставили в покое. Теперь увидела, чем их так колотила. Это бы-ло что-то вроде багра, только не такой большой. Такими сдёргивали всадников с коней. Поэтому, один из нападавших на Первого, валялся с пробитой головой. Хорошо я ему попала…
     --Пришибить её вместе с этим придурком, и вся недол-га!
     --Да ладно, этого не вернёшь, все мы там будем, а за эту сучку можно и денег получить, и удоволь-ствие!
     Пока они спорили, по-няла, дальнейшее лучше не вспоминать, потом. Чужие руки резко рванули пла-тье, в голове крутилась одна мысль, даже если сейчас не умру, то пожалею об этом.
     --НЕЕЕТ!! Не тронь-те её, не смейте... -- Первый озверел, когда человек входит в такое состояние, лучше с ним не спорить. Но эти два чудака не знали, что им двигает. Поэтому умерли, полные предвкушения от секса. Мне их не было жаль.
     Вокруг словно выросла, целая стена из чужих воинов. Первый, задвинул меня за спину. Он старался прикрыть меня своей грудью. Дурачок, ну, сколько он мог их положить? Ос-тальные же останутся.
     --Я их разозлю, они озвереют и убьют тебя, вместе со мной.
     Да, в его словах была ло-гика. Лучше сразу умереть, сейчас с ним, чем быть униженной и жалкой рабы-ней.
     --Что тут происхо-дит?-- голос прозвучал, как гром средь ясного неба. Немая сцена кончилась, все, словно ожили. Раздвигая воинов, во двор въехал на коне, предводи-тель.
     --Да вот, недобиток и девка бешеная. Положили четверых наших…
     Неужели так много? О большем не могла мечтать! Зверею потихоньку, радуюсь тому, что убиваю…
     --Что, уже девок начали бояться? Забыли, что с ними делать надо? Я напомню, задрал подол и тащи туда, где мягче сено!
     Я не выдержала, выскочила из-за спины Первого, и перекрикивая солдатский гогот, крикнула:
     --А на это они не способны! Им только убивать! Чтобы женщину любить, сердце нужно! – гогот смолк. Ещё бы, я только что обозвала их евнухами. За это могли убить на месте. Но предводитель заинтересовался мной.
     --Сердце, говоришь? Для сеновала нужен другой орган! – гогот возобновился с новой силой. Но он поднял руку, и солдаты стихли, - Хватит дурью мучаться, вяжи обоих. Потом разберемся. Надо уносить ноги.
     Я никак не могу вспом-нить, что случилось со мной в следующий промежуток времени. Словно выре-зали ножницами этот период. Может, если смогу вспомнить, мне станет легче тебя найти? А может наоборот? Мне нельзя вспоминать? Но тот день, был на-половину потерян для меня, не помню его и всё...
     Вечер, привал, вокруг ко-стра расположились уставшие воины. И невдалеке от них, другие уставшие люди, молча сидят. Только молчат все по-разному. В молчании связанных больше правды. Я чувствую спину Первого, он без сил, но всё равно пытается хоть как-то поддержать меня. Просто чудо, что он ещё жив. И мне легче оттого, что он рядом. Совершенно нет сил плакать... Такое ощущение, что слёзы высо-хли навсегда... И ждать тоже нечего...
     --Зачем ты не дала мне сделать по-своему? Сейчас бы уже отдыхала в раю.... Белая, я не могу даже представить, что с нами будет. Не могу смириться с тем, что с тобой сделают...
     На его шепот у меня нет слов. Что я могла сказать? Раскаиваюсь в том, что осталась жива? Просто бред какой-то, самой себе желать смерти. Но такова тогда была действительность. Поэтому просто молча, опускаю голову на его плечо, и он замирает без движения. Боится спугнуть, это первый раз, я сама прикасаюсь к нему так.... Если бы не этот день, мы были бы счастливы. Ведь мой ответ был заранее ему известен. Сейчас, он бы готовился к свадьбе….
     Грубые руки отрывают меня от Первого, не заметила, как уснула, и не сразу поняла, где я и что со мной. Первому, на его попытки дернуться, просто дали в зубы. Он отключился. А ме-ня поволокли куда-то. Сильный толчок в спину, заставил упасть на колени, я просто ткнулась носом в землю.
     --Ну, зачем так грубо, я велел просто её привести. Может, она теперь откажет мне в близости, после такого приглашения!
     Над моей головой раздался хохот, воины оценили шутку своего вождя. Но у ме-ня начисто отсутствовало чувство юмора в тот мо-мент.
     --Конечно, я не смогу отказать тебе в близости, только вряд ли она состоится. Ведь ты не мужчина… Так, огрызок!
     Сильный удар по лицу, прервал меня. Какой-то лизоблюд, поспешил пресечь поток моего остро-умия. Но и ржание прекратилось.
     --Не смей её бить, пока я не приказал!--грохот падающего тела, дополнил фразу по смыслу.--Пошли все вон, сам с ней разбе-русь.
     Топот ног, а потом тиши-на.
     --Кто ты такая? Поче-му не молчишь, как все женщины? Откуда столько своеволия? Кем тебе прихо-диться этот полудохлый? Отвечай, - он ходил вокруг меня и рассматри-вал.
     Держась за горящую ще-ку, подняла голову и посмотрела на него. Он был страшным. Не урод, а именно страшный. Около тридцати лет, очень высокий, особенно если смотреть как я, снизу вверх. Тяжёлый взгляд из-под бровей. Шрам пересекал всю левую сторо-ну лица, из-за чего оно было перекошено. Длинные волосы, свисали, путаясь с бородой. Явно не годился в герои-любовники. В руке кувшин вина. Жуткий за-пах перегара. Глаза пьяные, пустые, безжалост-ные….
     --Я не хочу с тобой говорить, можешь меня избить, убить, мне всё рав-но.
     --А если любить? Что тоже, всё равно?
     --Ты не можешь любить, ты можешь насиловать, а это всё рав-но.
     --Милый разговор, всё про ужасы. Я рад, что так тебе нравлюсь, особенно моя незабываемая, яркая внешность.
    Я чуть не задохнулась от ярости охватившей меня:
     --Ты мне нравишься? Урод, да ты со стороны на себя смотрел, хоть раз? Если такой как ты, присниться ребёнку, он заикой станет!
     --Острый язычок, такие редкость. Обычно хлюпают носом, просят помиловать, а ты огрызаешься, ценю, - Отставив кувшин, подошел ко мне. Поднял и поста-вил на ноги:
     --Дай я тебя рассмотрю, - он отвел руку, которой я прикрывала ушибленную щеку, - Ну ко-нечно не красавица, но миловидна. Хотя, если синяк сойдёт, а ты ещё и помо-ешься, то вполне сойдешь за красотку. Тем более что сравнивать, больно-то не с кем.
     Напрасно он подошел ко мне так близко. Изо всех сил, я вцепилась ему зубами туда, куда достала, а дос-тала до носа. Несколько минут слышалось только пыхтение, он пытался ото-рвать меня от себя.
     --Да отцепись, ты зараза, пока не прибил!
     Как же, прибил, если до сих пор я была жива, значит ему что-то от меня надо. И не прибьёшь ты меня, пока это “что-то” не получишь! Наконец он додумался, зажал мне нос, и волей-неволей я открыла рот. Зрелище было ещё то, огромная сливка украшала его “милый”, несколько раз сломанный нос. Жаль, не получи-лось совсем откусить! О чём я и посетовала.
     --Да, такую заразу, я ещё не видел! Ты что, совсем не боишься? Ведь пришибу и не замечу, что кого-то пришиб, - хмель слетел с него, как ветром сдунуло. Со-рвав со столба уздечку, аккуратно связал мне руки, и расположил напротив се-бя, посадив на землю.
     --Так безопаснее, теперь говори...
     --О чём я должна говорить?
     --Я снова спрашиваю: ты кто?
     Не знаю, что дёрнуло меня за язык:
     --Я Белая.
     --Бела?
     --Нет, Бе-лая!
     Словно искра, озарила мою память, где-то, с кем-то у меня был такой диалог.
     --Так один ответ полу-чил, следующий вопрос: откуда такое своево-лие?
     --Это не своеволие, я просто не чувствую себя безответной скоти-ной!
     --А кем ты себя чув-ствуешь? Королевой? Или самой богиней, Прародительни-цей?
     Снова вспышка, что-то жутко знакомое, промелькнуло мимо моего созна-ния.
     --Нет, я просто Белая! И не приставай ко мне, выродок! - Хохотал он довольно долго, а я удивлялась, почему просто не убьёт меня?
     --Последний вопрос: кем тебе приходиться недоби-ток?
     --Он не недобиток, он Первый!
     --Муж твой или любовник?
     --Тебя это не касается...
     --А что значит первый, какая-то живая очередь? - Как ему повезло, что я крепко связа-на, убила бы, не задумываясь, эту противную ро-жу!
     --Ладно, не психуй. Я уже вижу, что ты ещё дикая девственница! - Ну почему он такой гру-бый? Ну что ему, за это, деньги платят что ли? От бессилия, что-либо изменить, просто разрыдалась. А этот, растерялся!
     --Ты чего вдруг плакать решила?--он явно не знал что делать -- Да ладно, я же шутил!
     Остановиться я не мог-ла. Весь сегодняшний страх, боль за потерю знакомых и близких людей, за унижение Первого, за собственное унижение, хлынула потоком слёз. Я просто билась в истерике, от своего бессилия, вернуть всё назад. И ещё этот, тот кото-рый рядом... Ну, как его больнее обозвать? Чтоб он захлебнулся в моих сле-зах!
     Не поняла, точнее не по-чувствовала, когда он меня развязал. Когда взял на руки и стал успокаивать, как ребёнка. Что за странная фантазия: это чудовище и ребёнок? Я просто поти-хоньку успокаивалась, осознавая, что он, неумело гладит меня, по голо-ве.
     --Ну, не плачь! Хо-чешь, ещё раз меня укуси. Только не за нос! Уж очень боль-но!
     Мы вместе рассмеялись. Даже сквозь слезы можно смеяться! Смех объединил нас, на короткое время. Просто представила, как его кусаю, а он терпит! Вот тут, до меня дошло, что сижу, чуть ли не в обнимку с этим чудовищем!
     Отпрянула от него, быстро, но не совсем. Я глянула ему в глаза и остолбенела... Это был ты... Другой, совсем другой, но ты! Тот, которого искала... Через его глаза, на меня, смотрел ты! Обморок накрыл меня спасительным покрыва-лом.
    
     Я всё думаю, как может человек поменяться под ударами судьбы? Или от влияния окружающего мира. Что заставляет нас изменять себе? Что лома-ет человека изнутри? Ведь душа остаётся неизменна. Просто, сам человек выбирает дорогу зверя. В каждом живёт зверь и Бог. А какой дорогой идти, решает сам чело-век.
    
     Придя в себя, с недоумением уставилась вверх. Как не рухнули небеса, при виде того, кем ты стал? Почему именно ты, стал таким чудовищем? Не может быть, ты и весь этот ужас…
     --Слава богам! Пришла в себя. Ты что, припадочная? - голос гулко гудел в голове. Слова не доходили до меня. Где я? Что со мной? Куда пропал ты? И кто это ря-дом?
     --Ты что, онеме-ла?
     --Нет, я не онемела…. У тебя на груди, под левым соском, большая родинка. Похожая на рану от ко-пья…
     --Да, а ты откуда знаешь? Ты ведьма?
     --Нет, я не ведьма. Тебе снилась девушка с белыми волосами? Хоть раз в жиз-ни…
     --Почему раз. Часто снилась. Ты Говорящая с духами, я понял! - самое ужасное, это точно был ты… Мне было горько. Как Первый был прав! Ведь ты не только не помнил меня. Ты стал совсем другой. Почему? А может, я ошибалась, ты всегда был таким? Я просто выдумала тебя…
     --Вот угораздило, Говорящую с духами приволок себе в палатку! Что мне с тобой делать? Поспи немного, я тебя не трону. Я не враг се-бе!
     --Я не боюсь. Только отпусти его.
     --Кого его? Недобитка хромого? Кем же он тебе все-таки приходиться?
     --Это не важно, просто отпусти.
     --Нет, ну ты на-глая! Сама нет никто, а приказываешь, как будто, я тут для твоего удовольствия приставлен!
    Может правда, я такая наглая? Но ведь он ни в чём не виноват. Что делать?
     --Тогда отправь меня к нему. Я не останусь с то-бой.
     --Что? Ты ещё и ус-ловия ставишь. Обалдеть можно. Может ты правда, какая высоко рожденная? Кто же ты? И почему мне кажется, что знаю тебя всю жизнь?
     --Ты меня знаешь гораздо дольше... Просто не помнишь.
     В итоге всех препирательств, я добилась, что меня увели обратно к Первому. Он не спал, лежал и ждал меня. Увидев синяк под глазом, только скрипнул зубами и промолчал.
     --Со мной всё в порядке. Успокойся.
    Молчание было мне ответом.
     На рассвете нас раз-будили и попарно связали. Может случайно, а может нет, я попала в пару с Первым. Он молчал и не смотрел на меня. Никак не могла понять, с чем это свя-зано. Может, обидела чем? Непонятно, за что, он так со мной поступал. Но на-вязываться, не хотела. Мы шли долго. Очень долго, весь день. Периодически слышался хлопок кнута. Это ненадолго убыстряло темп, но только ненадолго. Первый хромал сильнее и сильнее, ему приходилось не сладко. Он молча шёл, сжав зубы. Не глядя по сторонам. У меня сердце кровью обливалось. Но я мол-чала. И пришёл благословенный вечер...
     Команду: "Привал!", наш маленький караван услышал, как ответ на молитвы. Все просто сразу попадали, кто, где стоял, тот там и сел. Или лёг, в зависимости от остатка сил. Двух, самых крепких девушек, погнали за водой для нас. А по-том заставили готовить еду. Мы же всё-таки товар. За нами надо было ухажи-вать. У многих, просто не было сил есть. Рука не держала миску, но все жевали через силу. Как много, может выдержать человек. И голод, и холод, и все то, что с ним сотворит другой человек. На смену ненависти, потихоньку пришло оту-пение. Никто ни с кем не говорил, все молча-ли.
     Я тоже ела и у меня не было сил, думать о том, за что собственно, на меня обиделся Первый? Только жуткая усталость. И безграничное равнодушие накатило на меня. Закончив еду, засну-ла.
     Темнота, полное одиноче-ство. Голос за левым плечом: "Лети, не бойся!" И стремительное движение вверх. Над головой чистое небо. Но по мере того, как я поднимаюсь, голу-бой цвет теряется, как-то обесцвечивается. И вот он окончательно пропал. Совсем близко много звёзд, но они какие-то другие. Колючие, прекрасные и чужие. Смотрю себе под ноги и вижу, маленький, сине-зелёный шарик под ногами. Он прекрасен и беззащитен. Он переливается в дымке атмо-сферы. Я хочу назад. Там внизу ты... Стремительное движение возобнов-ляется, только в обратную сторону. Это намного страшнее... Кажется, что просто падаешь в пропасть. Сердце сжимается, в какой-то комочек, и бьёт-ся, где-то в горле. Вот совсем близко земля, она приближается с немысли-мой скоростью... Я разобьюсь... Но в последний момент открываю гла-за...
     Но в последний мо-мент я открываю глаза и убеждаюсь, что ещё жива. Сердце готово выскочить из груди, такое ощущение, что я быстро бежала. Всё лицо в сле-зах...
     --Не плачь Белая, это моя вина! Ты не виновата, - голос Первого глухой, хриплый. Полный отчая-ния.
     --Это чем же ты виноват?
     --Тем, что не смог защитить тебя! Какой я к черту воин, не могу защитить… слабак!
     --Ты не прав! Не каж-дый смог бы вот так, голыми руками положить троих. Ты не слабак. Просто не все человек может. Это судьба…
     --Нет не судьба. Боги дали мне второй шанс. Я должен был спасти тебя. А я не смог. Хотя бы как искупление того удара….
     --Первый, ну что ты заладил про тот удар! Ты же говорил, что искупил свою вину! Помнишь?
     --Помню. Белая… я не хотел тогда твоей смерти! Этот чужак, он встал между на-ми. Ты моя, только моя! Только я тебя понимаю и чувствую так, как никто тебя не поймет. Зачем ты бросилась тогда прикрывать его? Он тебя околдовал! Но знаешь, если бы все повторилось, я не задумываясь, снова его убил! Чтобы ме-жду нами не было никого… Если бы ты зна-ла….
     --А ты скажи, и я узнаю. Ты тогда молчал о любви, тебе это вышло боком. Почему ты никогда не говорил мне что любишь? Ведь все могло быть по-другому…- в лагере все уже спали, только мы с Первым шепотом разговаривали. Нашли время вспоминать. Но это было нам нужно, жаль раньше не нашли в себе сил разобраться. Отблеск костра, негромкие голоса немногочисленных часовых. Черное небо, горы, тем-ные и страшные. Ночной ветер, шепчущий о чем-то своем, и тихий голос Пер-вого. Он рассказывал страшные вещи.
     --Я похоронил тебя, тогда… только не мог выдернуть копье. У меня не было сил заглянуть тебе в лицо… так, и положил вас обоих. Яму рыл ножом и руками. Завернул в потник, коня отпустил. Но конь ещё долго не уходил, все возвра-щался… Я помню, засыпал яму, но древко не полностью засыпалось, торчало немного. Потом сел и сидел… долго смотрел на этот кусок дерева, торчащий из твоей могилы. Пока не умер. Здоровый был, долго не умирал… А когда открыл глаза, после этого падения со скалы. Увидел тебя… Боги дали мне шанс! Я должен был спасти тебя, Белая…- мне стало страшно, сколько он в себе носит! Его шепот обжигал плечо. Волна жалости захлестнула меня. Черт возьми, я не могла сделать вид, что меня все это не касается! Я тоже человек, тем более женщина. Меня захлестнула такая волна жалости, чуть не задохнулась. При том, я видела, кем ты стал в этом мире... И как изменился он! Словно в насмеш-ку, судьба поменяла вас местами! Почему?
     --Белая… я люблю тебя! – мы целовались с ним как безумные. Между нами не осталось недоговоренностей. Никого и ничего, только он и я. Я плакала и удив-лялась, почему боялась его раньше?
     --Ты уйдешь. Я порву эти веревки. И ты уйдешь!
     --Нет, без те-бя…
     --Не перебивай! Я медленно хожу. Вдвоем нас догонят. А одна ты уйдешь. Мне невыносима мысль, что они могут сделать с тобой, в любую минуту! Ты должна жить… и быть счастливой! Пообещай мне, что уйдешь!
     Я плакала, соглашаясь, кивала головой. Он любил меня так, как никто больше любить не будет. Перед рассветом, когда ночь самая темная, перегрыз верев-ки.
     --Беги, Белая! Я всегда тебя помню, в любых рождениях. И всегда люблю, - Первый оттолкнул меня от себя, - Беги, не задерживайся!
     Это нельзя было назвать бегом, но я успела до света уйти. Сидела на горке и, спрятавшись за камнями, наблюдала за лагерем. Слова до меня не долетали, но зато могла почти всё видеть. Сначала забегали охранники, потом пришёл ты. Первый стоял перед тобой, связанный, он улыбался. Даже мне было видно, как ты взбесился, глядя на его счастливое, безмятежное лицо. Короткий рык, и не-сколько воинов кинулись избивать Первого. С трудом сдержалась, чуть не вы-скочила вниз, остановить вас я не могла. Только мысль что Первый зря страда-ет, останавливала меня. Сидела и кусала себе руки, сдерживая крик. Немного погодя отряд отправился дальше. Я дождалась, когда начнёт темнеть, и только тогда спустилась. На месте стоянки не было никого. Почти никого... Там был Первый. Он был почти мёртв, но только почти... Его сильно изби-ли.
     Ещё утром приглядела, маленькую пещерку в горе, даже не пещеру, а нору, но нам с ним должно было хватить места. И поэтому, тащила его туда, изо всех сил. Только бы спрятать, а там, может смогу что-нибудь сделать. И опять потянулись знакомые мне забо-ты. Каким чудом он остался жив, до сих пор не понимаю. Наверно он был прав, что это судьба!
     Когда Первый открыл глаза, я была счастлива как никогда!
     --Белая... я же говорил... что ты моя...
     --Молчи, тебе пока не стоит говорить. Потерпи немного, я не дам тебе умереть! Ты же не оставишь меня тут одну?
     --Не дождёшься...
    Он немного шепелявил, вы-битые зубы не добавляли ему красоты. Но для меня, он был самым краси-вым.
     Первый довольно быстро шёл на поправку. Уже через два месяца, он попытался первый раз, встать. У не-го не получилось, но он не отчаялся. Это был хороший знак, я поняла, что он правда, не оставит меня одну, в этом страшном мире! Ещё через месяц, он уже вполне, мог справляться со своими обязанностями, кормильца семьи. Ему даже пошло на пользу то, что случилось с нами. Ему опять сломали ту же ногу, толь-ко на этот раз она срослась лучше. Он перестал хромать, ему стало легче добы-вать дичь. Чему он несказанно был рад. Я тоже была счастлива. То, что я выхо-дила его, было небольшой платой за всё, что он сделал для ме-ня.
     Я не оговорилась “семья”, во мне началась новая жизнь. Мы с ним просто не верили в своё счастье. Каж-дый вечер, у нас с ним был свой ритуал, он прикладывал ухо к моему животу. И радовался, как ребёнок, когда чувствовал, как шевелиться наш малыш во мне. А я, только не мурлыкала от удовольствия. Я скоро стану ма-мой!
     --Ты сдержала обеща-ние, что родишь мне сына!
     --А почему ты уверен, что будет сын? Может это доч-ка?
     --Нет, так толкать мо-жет только сын! Смотри, копия я! Такой же неудержи-мый!
     Я боялась одного, мы все ещё были в этой пещерке. А если они тут шли тогда, то кто мог дать гарантию что они не вернуться опять? Но мы не могли уйти оттуда. Сначала Первый был слишком слаб, потом я уже не могла долго идти. Поэтому наше счастье было хрупким, как жизнь на вулкане. Первый тоже переживал, но не подавал вида. Боялся меня волновать. Теперь, когда мы с ним остались одни, я начала его лучше понимать. Даже без слов. И мне уже не было страшно оттого, что он смотрит на меня. Просто стала понимать его взгляд. Теперь у меня тоже бегали мурашки от его взгляда, но это не от страха, от другого чувст-ва.
     Он больше не говорил мне что любит, не потому что разлюбил, а потому что, о чём говорить? И так все понятно. Мы вообще мало разговаривали. Как можно говорить, если губы заня-ты? Но его глаза просто свети-лись...
    
     Любила я его? Не знаю... но если бы опять, попала туда, снова поступила так же. Он тогда был мне ближе, чем ты. Я чувствовала себя с ним в безо-пасности. Причём не только для себя, ощущала эту защиту, для своего не родившегося ребёнка тоже! Не могла оставить его одного, и куда я могла пойти? Потом, почему я должна была уходить от него? От того, кто всегда меня любил больше, чем свою жизнь? Это я была для него жизнью, всем, что называется счастьем... Потому, не чувствую за собой вины! Почти не чувствую...
    
     Постепенно жизнь налаживалась, только об одном просила Первого, чтоб он берёг ногу. А он лишь смеялся и говорил, что готов свернуть го-ры…
     --Мы с тобой как волки! Ты сидишь в логове и ждешь волчонка. А я добычу тас-каю.
     И, правда, что-то от волка в нём было. Меня удивляло, с какой скоростью он набирался сил. Первый торо-пился быстрее покинуть это место, ведь могли вернуться те, кто нам был совсем не нужен. Именно поэтому, он предпринял дальнюю разведочную экспедицию. Сначала конечно снабдив меня, большим запасом еды. Он не хотел, чтоб я вы-ходила из нашего логова.
     Не было его около недели, я даже начала волноваться. Но Первый всегда возвра-щался ко мне, вернулся и сейчас. Он был очень доволен своим походом. Умуд-рился найти посёлок. Небольшой посёлок, это было то, что надо. Там было мало людей, и он уже договорился с общиной, что он и его молодая жена, могут там поселиться. Я очень обрадовалась, всё-таки с людьми жить лучше, чем чувство-вать себя волком-одиночкой. Единственное что пока держало нас, это то, что не могу идти через горы. И мы решили дождаться ро-дов…
     Это случилось на рассвете. Я проснулась от болей, и поняла — время пришло! Первый волновался не меньше меня, а даже больше. Всё же мне помогло то, что считалась одно время знахаркой, по крайней мере, знала, что мне делать. И что надо делать Первому. Так появился наш сын. Это был довольно крупный и крепкий мальчик… Как мы были счастливы, оба! Первый держал нашего сына на руках и улыбался са-мой счастливой и глупой улыбкой на свете.
     --Белая, это мой сын! Я теперь отец! Я теперь Отец!!!
     --Конечно отец, я по-сплю немного…
     --Да… Спи…
     В этот день Первый не пошел на охоту, он просто сидел и не мог оторвать глаз от сына. Своего сы-на…
     Я была довольно крепкой, уже через неделю мы стали готовиться к переходу через горы. Нам стоило ухо-дить оттуда быстрее. Поэтому мы торопились, как могли. И вот пришёл вечер, когда Первый сказал: “Завтра потихоньку пойдём… Ты думаешь, мальчик вы-держит дорогу? Я боюсь за него, и за тебя”. Мне удалось убедить его, что всё будет хорошо. Наутро мы должны были уйти из пещерки, дававшей нам приют почти полтора года. Должны…
     Всё же, какие шутники эти боги, управляющие нашей судьбой… Я не да-ром торопилась уйти из этих краёв подальше. Наверно внушала опасения, полоса бесконечного счастья… Нельзя быть беспредельно спокойным, обя-зательно что-нибудь или кто-нибудь нарушат твоё спокойствие… А может наоборот, мои опасения и привлекли несчастье?
    
     Утром нас разбудили голоса, на месте стоянки сновали люди. Вооружённые люди. Это были те, кого мы совершенно не хотели встречать. Первый лежал у входа в наше логово и наблюдал за лагерем внизу. Я же сидела как можно дальше и боялась даже дышать. Мне казалось, что можно услышать стук моего сердца! И ещё мой мальчик… Только бы он не заплакал! Так в оцепенение, мы просидели почти весь день, который тянулся бесконечно. И уже казалось, что гроза пронеслась стороной. Мой мальчик заплакал, громко и требовательно, я его тут же успокоила, но его голос услыша-ли…
     На стоянке кто-то уди-вился, откуда слышен, плачь ребёнка? И нашлись добровольцы, которые рас-крыли наш кров. Первый защищался, как только мог, перед нашим логовом вы-росла небольшая гора тел. И тогда в дело вступил тот, кого я меньше всего, хо-тела видеть в той ситуации. Спина Первого закрывала мне обзор, но я и так за-жмурившись, горячо молила всех богов о защите…Ну почему нам не хватило всего одного дня! Всего одного. Тут я услышала удивлённый го-лос:
     --Ба, да это тот недо-биток! Вот это встреча! Живучий пёс!
     --Да, живучий. Но не пёс!
     --Кого же ты прячешь за спиной? Неужели ту заразу? Тогда я точно везунчик! Тот раз мне ничего не вы-горело, может сейчас повезёт!
     --Ты покойник!
     И Первый бросился в драку, а у меня язык онемел, ведь ты просто злил его. Мне надо бы-ло крикнуть, чтоб Первый не покупался на твои слова, но я боялась, что ты меня услышишь. Я замерла, боялась даже молиться… Точнее не знала, что и ду-мать.
     Вокруг стояла тишина, только звон оружия и тяжелое дыхание двух мужчин. Я приподнялась и стала подбираться поближе к Первому. Зачем, сама не знаю, но мне казалось, что смогу остановить вас обоих. Поэтому, хорошо разглядела финал всего. Мне по-казалось, что Первый как-то странно вдруг вздохнул и замер, а потом из спины медленно, как во сне, выступило лезвие. С него капала кровь, капли медленно летели на землю…Я даже не могла кричать, просто не могла оторвать глаз от страшного лезвия… И Первый упал. Седина покрыла мою голову. В один миг…
     Время остановилось, ни-чего больше не было в мире. Только твои глаза, полные безмерного удивления. Я с сыном на руках, и между нами Первый на земле. Он лежал на спине, дер-жась за рукоять меча руками, смотрел на меня, на сына и улыбался… Почему он улыбался? Как он мог оставить меня одну? Он же обещал не бросать нас…
     Сколько времени прошло, а я не могу забыть своё отчаяние и боль. И полные любви глаза Первого, и его взгляд… И твоё поражение! Никакими словами не передать, что тогда про-изошло с тобой. Ты смотрел, широко открытыми глазами.
     --Волосы, белые воло-сы!
     У меня такое ощущение, что ты вспомнил всё... Но уже было позд-но.
    
     “…Любят не за что-то, а вопреки все-му.
    Поэтому любовь неразумна, как шест-надцатилетняя девчонка. Она порывиста, смешлива. Никто не может объ-яснить её, с разумной точки зрения. Оттого она прекрасна. Только юная девушка может быть столь желанной и недоступной, одновремен-но.
     …Любят, не замечая недостатков, закрывая глаза.
    У любви по-вязка на глазах. Она слепа, поэтому доверяет больше чувству, чем разуму. Но в своей слепоте, любовь видит больше чем иной скеп-тик.
     …Любят, не слушая ничьих советов.
    Любовь глуха, глуха к мольбам, просьбам и угрозам. Невозможно вымолить у неё милости или снисхождения. Она с безучастной улыбкой, сквозь повязку на глазах, смот-рит на просящих. Сверху вниз… И никто, никогда не сможет предугадать её действия в следующую минуту.
     …Ради любви совершаются подвиги.
    Она заставляет делать то, что не свойственно людям. Сильные, разумные, крепкие люди, теряются в её присутствии. А слабые ни с того, ни с сего становятся сильными. Рушатся устои, города, гибнут люди. Целые народы. И всё во имя любви.
     …Любовь кровожадна.
    Почти все войны начинались из-за любви. Множество людей погибли во имя её. Сами, или с чужой помощью. Во имя любви совершались многие подлости и преступ-ления. Она идёт рука об руку со своей сестрой неразлучной, ревностью. А эта парочка сведёт с ума кого угодно.
     …У любви тысячи оттенков.
    Есть роди-тельская, материнская любовь. И любовь к родителям. Любовь юноше-ская, первая. Любовь чистая, безответная. Любовь страсть. Самая страш-ная, безумная, выжимающая человека до последней капли. Делающая из него раба. Есть любовь к деньгам, к власти, к Отчизне, любовь к любви… Много оттенков. Каждый любит, только каждый по-своему. Вот почему у любви много лиц.
     …Любовь это награда?
    За один только взгляд любимой можно отдать всё. И не раскаиваться ни в чём.
     …Любовь это наказа-ние?
    Ты начинаешь совершать глупости, понимаешь это, но не можешь остановиться. Словно марионетки все мы, в руках любимых. Понимаешь, тобой управляют, но нет сил оборвать нити, связывающие тебя и любимую.
     …Любовь правит миром.
    Не только этим, но и другим. Даже боги не могут спорить с любовью. Они беспомощны пе-ред юной, слепой, глухой любовью. Любовь может убить лишь скука и равнодушие. Но и тут она нашла лазейку, разве не любовь к порядку и по-кою вызывает эти чувства?
     …Любовь идёт по миру, босая, увитая цветами, с повязкой на глазах. И ни-какая грязь не пристаёт к ней. Кого-то касается на мгновение, кого-то му-чает годами, всю жизнь, или даже несколько жизней. И только избранным дарит счастье. Разрушает и созидает, мудрая и безумная, раз-ная…”
    
    
     Я прошла сквозь тебя, как сквозь стену, совершенно не замечая. Мне некогда было тебя замечать. Мне на-до было похоронить Первого и уйти из этих мест. Почему меня никто не оста-новил? Не понимаю. Спокойно похоронила Первого. Я сидела на его могиле и держала сына на руках… Теперь моя очередь хоронить, Первый! Что теперь де-лать? Наверно мой мальчик, его присутствие, не дало мне сойти с ума. Я не могла вечно отчаиваться, мне нужно было вырастить нашего сына. Прости ме-ня, Первый…
     Утром я уходи-ла навсегда оттуда, и никто меня не останавливал… А может, просто не слыша-ла ничего. Чувствовала на спине твой взгляд. И всё равно не останавливалась. Наверно, все твои воины решили, что я одержимая, иначе кто так мог, спокойно действовать, в их присутствии? Только одна мысль крутилась в голове: “Надо вырастить нашего сына…”
     Я ушла навсегда. Я вырастила сына. Я умерла тогда, в глубокой старости, окру-женная внуками. Но рядом со мной не было ни тебя, ни Перво-го…
     Больше, ни в одном рождении, не встречала Первого. Не встречала и тебя. Хотя рождалась ещё одиннадцать раз. И зачем теперь тебя ищу? Не знаю… Но ищу так, как ни-кто, никого не ищет… Ты мне ну-жен…
    
    

 
Скачать

Очень просим Вас высказать свое мнение о данной работе, или, по меньшей мере, выставить свою оценку!

Оценить:

Псевдоним:
Пароль:
Ваша оценка:

Комментарий:

    

  Количество проголосовавших: 1

  Оценка человечества: Шедевр!

Закрыть