Черная дыра
Литературный журнал


    ГЛАВНАЯ

    АРХИВ

    АВТОРЫ

    ПРИЛОЖЕНИЯ

    РЕДАКЦИЯ

    КАБИНЕТ

    СТРАТЕГИЯ

    ПРАВИЛА

    УГОЛЕК

    КОНКУРСЫ

    FAQ

    ЖЖ

    РАССЫЛКА

    ПРИЯТЕЛИ

    КОНТАКТЫ

Андрей  Силенгинский

Уголек

    Белый рыцарь первым пришел на место поединка. Коня своего, такого же белого, как развевающийся за плечами плащ, вел под уздцы – торопиться некуда. От судьбы не убежишь, да и пытаться догнать ее не стоит... Соперника пока еще не было видно, и рыцарь мог потратить время на то, чтобы осмотреться.
     Хорошее место... Если уж суждено пасть в бою, пусть это случится именно здесь.
     По левую руку море, спокойное, задумчивое. Нежно голубой цвет у берега плавно переходит в насыщенный сочный синий на глубине. Небо словно смотрится в зеркало – белые барашки на синем фоне кажутся отражением медленно плывущих облаков.
     Береговая линия причудливо изгибается, образуя что-то вроде крыльев огромной диковинной птицы, рвущейся ввысь, к солнцу.
     А солнце спешит навстречу, поднимается из-за лежащего справа леса. До леса рукой подать, вскочи на коня, дай шпоры – и вот ты уже в тени великанов-деревьев. А там – лежи, снявши доспехи, закинув руки за голову и уставившись в проглядывающее сквозь листву небо, думай о светлом и радостном... Так часок полежишь – глядишь, сил прибавилось, словно заново родился.
     Но не до того сейчас, недосуг траву лесную боками мять. Вот после боя оно не помешает. Если, конечно, не придется ему лежать здесь, до леса не доехав, и кровью своей песок сдабривать.
     Печальная улыбка озарила лик Белого рыцаря, лучи морщин побежали от уголков серых глаз по широким скулам.
     Увидел он на горизонте врага своего.
    
     Черный рыцарь, увидев стоящую вдали фигуру, спешился, похлопав вороного жеребца по взмыленной холке. Долго скакал рыцарь, торопился, хотел первым успеть к назначенному месту, да видно не судьба.
     Теперь осмотреться, чтоб противнику преимущества малейшего не дать.
     Хорошее место, замечательно подходит для того, чтобы убить извечного врага.
     По правую руку море, затихло, притаилось, как всегда бывает незадолго до бури. Опасное море, уже совсем недалеко от берега темно-синее, почти черное. Белые буруны обозначают подводные рифы – гибель для кораблей неосторожных мореходов.
     На небе кучевые облака, из тех, что вмиг могут обратиться буйным ливнем.
     От очертания береговой линии мороз по коже – словно исполинский рот кривится в гримасе невыносимой боли.
     Любопытное солнце уже поднялось из-за деревьев, посмотреть, чем закончится смертная битва, чья кровь прольется на песок. Заняло привычное место на галерке, надменно глядит вниз. Будет тебе кровь, солнце, досыта утолишь ты свою жажду зрелищ. Не этой ли кровью пропитавшись, ты обретешь на закате багряный цвет?
     Лес темный, мрачный. Рыцарь поймал себя на мысли, что не может себя заставить повернуться к лесу спиной. Десяток, а то и сотня лучников могут сидеть в засаде за этими деревьями, а пока вплотную не подойдешь, ничего и не заметишь. Понятно, что никакой засады на самом деле там нет, но против инстинктов не пойдешь.
     Что ж, пора. Широкое, словно высеченное из камня лицо Черного рыцаря рассекла холодная усмешка.
    
     ***
    
     Картина стала нечеткой, прерывистой. Симон сделал над собой усилие и открыл глаза, возвратившись в келью. Переход дался не сразу, перед взором – чистые белые стены, а сознание все еще там, на берегу неведомого моря. Пришлось потрясти головой и даже привстать на широком лежаке, опершись на локоть.
     Белый пол, белый потолок, белые стены... Симон, само собой, никогда не был ни в одном другом монастыре, но знал наверняка, что таких келий, как у братьев ордена Чистой души нигде больше нет. И вроде бы тот же аскетизм, что и подобает иметь у себя мужам, Всевышнему себя посвятившим, ан вот что цвет белый делает...
     Дверь бесшумно отворилась (не жалеют братья масла на петли) и в келью мягкими шагами вступил пожилой человек в ярко-белом балахоне. Симон подумал, что сколько не встречал Чистых братьев на улице ли, на базаре, никогда не мог заметить на их одеянии ни единого пятнышка, ни следа от пыли городской. Словно секрет особый, волшебный знали братья. А впрочем, может и знали, кто разберет. Об их ордене разговоров среди людей мало ведется.
     Подивился Симон такому своевременному появлению монаха, можно было измыслить, что в стенах окошко потайное имеется, из коего за Борющимся наблюдают. Да только где в белых грубо отесанных камнях это окошко спрячешь? Можно бы спросить и вся недолга, всем известно, что братья Чистой души ко лжи неспособны. Но Симон решил не придавать этому значения. А ежели следят, то и пусть следят, так оно даже спокойней.
     – Я вижу, ты вернулся, Симон. Битва не еще началась?
     Вроде бы и вопрос, но ответа не требующий. Лицо у святого брата открытое, видно, что известно ему: впереди еще битва.
     – Отдохни, Симон, время у тебя пока есть, – предложил монах. Имени его Симон знать не мог. Вот если закончится все хорошо...
     – Я не устал, святой брат. Мне... – Симон облизнул пересохшие губы, – мне хотелось бы закончить все поскорей.
     Монах покачал головой, без осуждения, впрочем.
     – Не стоит торопиться в деле, от которого вся жизнь дальнейшая зависит. Но я понимаю тебя. Позволь мне немного поговорить с тобой, и я покину келью.
     – Конечно... Я слушаю, святой брат.
     Рука, опирающаяся на жесткое дерево затекла, и Симон сел на лежаке. Так оно и разговаривать сподручней.
     – Сейчас последний момент, когда ты можешь отказаться от Борьбы. Подожди, не перебивай, – заметив движение Симона, святой брат предупреждающе поднял руку. – Я знаю, что решимость твоя не поколеблена, и ты по-прежнему жаждешь стать одним из нас, освободившись от всего темного в своей душе. Я буду рад назвать тебя своим братом. Но искренне советую обдумать все в последний раз. Ведь если ты проиграешь свою битву...
     – Да, я все понимаю, святой брат. И если черная сторона во мне возьмет верх... Я уже написал прошение на имя его светлости. Костер... но я не боюсь.
     – Зря не боишься. Ты о теле говоришь, Симон, – монах поморщился чуть заметно. – О душе подумай. Душа твоя столь черна будет, что всей силы огня очистительного едва ли достанет для ее спасения.
     На лбу Борющегося выступили капельки пота. Стер он их рукавом и твердо головой помотал:
     – Готов я, святой брат. Ко всему готов. Верю, что смогу победить. Вот только...
     – Да, Симон?
     – Не ожидал я... – Симон замешкался, не зная, как мысли свои выразить, а человек в белом уже кивал понимающе. Заметно, что не в первый раз беседы подобные ведет.
     – Не думал ты, что зло в твоей душе по силам добру равным окажется?
     – Ну... – смутился Симон, голову опустил, но затем выпрямился, прямо в глаза собеседнику глянул и продолжил решительно. – Да! Ведь не грешник я великий, не тать какой, да и подлецом либо скрягой никто назвать меня не может. Почему же?..
     Кивает головой святой брат, улыбается. Не то, чтобы печально, но и не весело.
     – Все так, Симон, все так. Достойный ты человек, добрый и честный. Будь по-иному, в этой келье бы и не сидел сейчас. Не всякого мы до Борьбы допускаем. И, хотя планы Всевышнего мне, простому смертному, неведомы... Могу я предположить, что, останься ты в миру, геенны огненной тебя после смерти опасаться бы не пришлось. Потому и предлагаю тебе от Борьбы отказаться, в деревню вернуться и мирскую жизнь продолжить. А все наши братья тебя добрым словом вспоминать будут и в молитвах не забудут.
     – Нет, святой брат, решил я... – упрямо смотрит Симон на стоящего рядом монаха. – Но почему все же, растолкуй!
     Вздохнул святой брат, балахон одернул и рядом на лежак присел. Не то ноги немолодые стоять устали, не то для пущей доверительности беседы.
     – Послушай, Симон, что я расскажу. Притчу, не притчу, а так, историю небольшую. А уж быль это или выдумка, разница невелика. Жил купец в одном городе. Богатый купец, не из последнего ряда. Дела вел успешно, беса не тешил, Всевышнего не гневил, а потому в достатке жил. Терем отстроил большой из леса первосортного, и в доме все порядком – ковры персидские, шелка китайские, мебеля итальянских мастеров.
     И вот собрался купец со всем семейством своим в город, на ярмарку. В дверях оглядел гостиную на послед, видит, уголек в камине не затушенный тлеет. И стоило бы подойти, да загасить, но поленился купец. Рукой махнул, что от этого крохотного уголька будет? Посмотрел еще, вроде как он сам собой тлеть прекращает. Закрыл за собой дверь – и на ярмарку.
     А уголек-то искру дал, искра на ковер попала, и заполыхал пожар. Пока спохватились, тушить уже поздно было. Так весь терем и сгинул.
     Помутнел слегка рассудком купец, и не из-за того только, что столько добра потерял, а из-за того еще, что все это от какого-то ничтожного уголька приключилось. Оделся он в рубище и направился паломником в те места, где старец мудрый жил, что словами Всевышнего рек.
     Пришел к нему купец и спрашивает, отчего, мол такая несправедливость? Всю жизнь добро копил, думал детям своим оставить, а один крохотный черненький уголек, на который всего-то плюнь, он и погаснет, за столь короткое время все извел.
     Радуйся, глупец, – отвечает купцу старец, – тебе свыше урок преподан, а заплатил ты за него всего-то имуществом своим, скарбом презренным, что суть тщета и пыль. А урок в том, что самый маленький уголек черный к себе внимания не меньшего требует, чем полные хоромы добра. Ибо в один миг на чаше весов он все это добро перевесить может.
     Понятна тебе сия история, Симон?
     – Да... – хриплый голос, нетвердый.
     – Правильно, – святой брат головой кивнул. – Чего ж тут непонятного. Так прямо и сказано в Книге нашей, что если сделал муж дело дурное, то пусть не думает, что десятком добрых поступков за него сполна расплатиться сможет. Потому и мало так людей братьями Чистой души стать способны. Не передумал Борьбу продолжать, Симон?
     – Нет.
     – Хорошо. Больше спрашивать не буду.
     И опять, стоило с губ святого брата этим словам сорваться, тут же дверь открылась, и еще один человек в белом в келью зашел. Куда моложе первого. А в руках чаша простая, деревянная.
     Чистые братья секрет номалито – напитка, в душу свою заглянуть позволяющего, берегут свято, не хуже Тайной канцелярии.
    
     ***
    
     Сошлись рыцари не спеша. Битва смертная – она суетности не терпит. Кони поодаль стоят, с ноги на ногу переминаются, искоса на хозяев взгляды тревожные бросая, словно понимают все.
     Белый рыцарь с непокрытой головой, волосы русые на наплечники спадают. Черный подумал и тоже шлем снял, в сторону отбросил. Не из благородства, конечно, а из расчета. Была бы у соперника палица или секира, тогда шлем – вещь необходимая. А на мечах посмотреть еще надо, чего от него больше – пользы или вреда от обзора неполного.
     Смотрит Белый рыцарь в лицо врагу, удивляется. До чего образ его похож на то, что Белый в зеркале видит. Как будто художник с него самого портрет рисовал, только сильно не в духе в то время находился. Зол был на весь свет, вот и изобразил...
     Здесь уголки губ чуть опустил, усмешку надменную получив, тут морщину чуть в сторону увел, там в глаза стали холодной добавил. И вышло – вроде бы одно лицо, а если не вглядываться, то и не скажешь, что похожи.
     Черный рыцарь напал первым. Быстро, неожиданно, внезапно, не соблюдя никаких правил рыцарских, писаных и неписаных.
     Готов был Белый к этому, и двигался он столь же скоро, что и соперник. Припал на одну ногу, вскинул руку с мечом вверх – лязгнули клинки, засверкали на солнце. Отскочил Черный назад и в сторону, готовый ответный удар отразить, закружились рыцари, друг от друга глаз не отводят, слабину в обороне ищут.
     Белый свою атаку повел, обманный выпад – и быстрый как молния удар с другой стороны. Ничто, кажется, уже не помешает встретиться тяжелому стальному клинку с хрупкой человеческой плотью, но непостижимым образом встает на его пути меч соперника. Новый удар – и он отражен. Ответный выпад – успел Белый в сторону шаг сделать.
     Не будет битва скорой, равны силы рыцарей...
    
     ***
    
     Снова все в тумане... Симон глаз не открывает, боится потерять связь с полем боя. Цепляется мыслями за теряющиеся образы изо всех сил.
     – Брат... – губы шевелятся с трудом, язык не слушается. – Святой брат!
     В руках словно сама собой оказывается теплая на ощупь чаша. Несколько жадных глотков. До чего приятен вкус у номалито!
     – Держись, Симон, мы рядом, – на плечо ложится крепкая ладонь.
     – Помогите мне, братья!
     – Нет, Симон, – с печалью в голосе, но твердо. – Это только твоя битва. Ты сам должен справиться с собой. Знай, все братья монастыря сейчас молятся за тебя, но помочь тебе никто не в силах.
     – Я не хочу... не хочу!
     – Поздно, Симон. Борись.
     – Я не справлюсь!
     – Не смей так думать! Ты должен победить! Собери все, что у тебя осталось, Симон... – голос удаляется, теряется где-то в глубоких закутках сознания.
    
     ***
    
     Рыцарь, шатаясь от чудовищной слабости и глубокой раны в правом бедре, спустился с крутого берега к морю. Во рту соленый привкус крови, и жажда мучает неимоверно.
     Морскую воду не попьешь, придется идти до седельной сумки. Но это подождет, сначала умыться, кровь свою и чужую с лица смыть.
     Теплая вода у берега, не освежает, прохлады желанной горящей коже не дает. Заходит рыцарь по пояс в воду, раненную ногу на мгновение охватывает стреляющей болью, но тут же становится легче, уже не ноет рана нудно и однообразно как сварливая баба, успокаивается, позволяет о себе забыть на время.
     Черпает рыцарь ладонями воду, пригоршня за пригоршней бросает себе на лицо, разгоняя кровавую муть в глазах, возвращая ясность мыслям и покой чувствам.
     Затем останавливается. Замирает неподвижно, ждет, пока сойдут на нет круги на воде, разгладится поверхность моря. Смотрит на свое отражение. Усмехается.
     На плаще – ни пятнышка крови, ни следа от пыли. Чистым всегда был плащ, чистым и остался. Вот только...
     Не выглядит он больше таким ослепительно белым. И не поймешь, в чем дело. Не то глаз усталый видит неважно, не то морская гладь – плохое зеркало... А может, когда нет больше Черного рыцаря, и белый цвет уже не такой белый?
    
     ***
    
     Открыл глаза Симон, на сей раз всей своей сущностью в келью возвращаясь в единый момент. Пот соленый по щекам стекает, руки мелкой дрожью дрожат, сил нет даже голову приподнять. Будто бы сам наяву только что мечом тяжелым махал, сам раны глубокие получал, разил насмерть и под смертью ходил. Впрочем, последнее оно верно и есть.
     Рядом святой брат стоит, тот, что постарше. Лицо как всегда открытое, но на этот раз счастливое и с легкой улыбкой на губах. Все разумеет святой брат и без слов. По лицу, что ль, видит? Делает шаг к лежаку и руку Симону протягивает.
     – Вставай, брат!
     – Брат?..
     – Конечно! Меня можешь Францем звать, брат Симон. А это, – рукой не глядя назад показывает, – брат Иоанн.
     И ведь совершенно беззвучно дверь отворилась и молодой монах, что раньше номалито Симону приносил, в келье появился. А жест точь-в-точь пришелся.
     На сей раз Иоанн нес другую ношу. Бережно, на вытянутых руках протягивает Симону балахон белый, аккуратно сложенный.
     Симон на руку брата Франца оперся, ноги на пол скинул, в полный рост встал и тогда только одеяние заслуженное с поклоном принял. Взглядом разрешение испросил, Франц кивнул, улыбаться не переставая.
     Облачился новопосвященный Чистый брат в белоснежный наряд, оглядел себя. С опаской некоторой, самому себе не до конца понятной, оглядел. Белый. Ярко, чисто, безукоризненно белый.
     Видать, и вправду братья ордена Чистой души секрет волшебный знают. И одежды белые по праву носят, самую суть свою отражая. В душе их ни уголька малейшего черного, и одежды ничем не замараны. Более праведного ордена люди не знают. Никто никогда не мог обвинить Чистых братьев в чем-то дурном.
     Правда, творят ли они какие добрые дела, то никому тоже неведомо.
     Об их ордене разговоров среди людей мало ведется.
    Поставьте оценку: 
Комментарии: 
Ваше имя: 
Ваш e-mail: 

     Проголосовало: 2      Средняя оценка: 10