; - Эй, красавчик, давай погадаю, - вынырнув из шумливой базарной толпы, дорогу мне загородила цыганка. Она была высокой, худой и плоской как таранка. Один глаз ее в упор уставился на меня, а другой равнодушно смотрел куда-то за мое левое плечо. Базарный люд ручейками обтекал нас, как островок среди реки, полной водоворотов.
     - Давай погадаю, - повторила цыганка и добавила:
     - Бесплатно.
     Эта уловка была мне знакома, но я мысленно заглянул в свои карманы. Там кроме трешки с мелочью ничего не было. Я и зашел-то на базар не купить что-нибудь, а просто так, поглазеть.
     - Если нечего делать, погадай, - усмехнулся я и протянул руку. Мне было любопытно: для своих двадцати двух лет я выглядел слишком молодо, и уж никак по внешнему виду нельзя было сказать, что я уже почти два года женат, что у меня даже есть уже дочь. «Пусть попробует угадать», - подумал я.
     Цыганка схватила мою руку, обшарила левым глазом.
     - Вижу, что было, что будет, - привычно начала она. И вдруг умолкла. Лицо ее вытянулось, левый глаз медленно поднялся до моей переносицы, а правый закатился куда-то вбок, отчего на ее лице появилось жуткое выражение.
     Мне стало смешно. Едва сдерживая улыбку, я сказал:
     - Ну, что остановилась? Гадай. Что было, что будет, чем сердце успокоится?
     Цыганка молчала, и я ощутил, как холодеет ее рука. На лбу у нее выступили капельки пота.
     - Не могу, - еле слышно выдавила она, уронила мою руку и повернулась, чтоб исчезнуть навсегда из моей жизни.
     - Стой, - крикнул я. Цыганка вздрогнула и остановилась. Теперь я сам уцепился за нее. - Говори, что ты там увидела!
     Цыганка взглянула на меня с таким усилием, что ее глаза сдвинулись и смотрели почти нормально. И вдруг решилась:
     - Ты хотел знать? Так знай, - выплюнула она свистящим шепотом, придвинувшись ко мне вплотную. - Не сейчас, не скоро, через много лет к тебе придет он, и тогда ты будешь в его власти. А что будет потом - того сказать не могу, она вырвалась и через мгновение исчезла в людском водовороте.
    
     * * *
    
    
     Я выключил свет, повернулся на правый бок и стал ждать. Через несколько секунд мокрый и холодный нос ткнулся в мою щеку, и над самым ухом раздалось негромкое мррр - мррр… Я погладил мягкую, пушистую шерсть, и кот, изнемогая от удовольствия, выпустил когти, слегка оцарапав мне плечо.
     - Леопольд, - проворчал я, изображая недовольство. - Только без когтей, пожалуйста.
     Кот повалился на бок, вытянулся вдоль кровати, прижавшись ко мне, и с мурлыканьем стал мять когтями одеяло. Ритуал под названием «Я ложусь спать» был выполнен. Я закрыл глаза и расслабился. Вскоре и Леопольд затих, пристроив голову у меня на груди. Даже сквозь одеяло я чувствовал привычное тепло его тела и постепенно стал погружаться в сладкий омут сна. Шевельнулась мысль о жене, которая на неделю поехала к дочери, о внуке, которого я еще не видел, и потому еще не в полной мере ощутил себя дедом. Да и какой я дед в сорок два года?..
     Леопольд коротко мурлыкнул и снова затих. Сознание расплылось, затуманилось…
     Пробуждение было внезапным, словно кто-то щелкнул выключателем. Глаза открылись, и в них не было ни капли сна. Но они ничего не увидели в густой черноте темной комнаты. И - тишина. Вот, что меня разбудило. Тишина, невероятная, неестественная тишина заполняла комнату. Не было ничего - ни шагов за стеной, ни ворчания холодильника на кухне, ни журчания воды в трубах, ни даже тиканья часов. Густая тишина вязкой смолой, соединившись с мраком, обволакивала тело, заливала глаза, вползала в уши, затыкая их непробиваемыми пробками.
     Я лежал, боясь шевельнуться, а может, просто не было сил. И только глаза мои шарили вокруг в поисках хоть какой-нибудь зацепки. Сквозь щель в шторах просочился в комнату тонкий лучик из окна дома напротив, и вместе с ним ярко вспыхнули два зеленых огонька вверху под потолком. За ними я разглядел Леопольда, застывшего на шкафу с выгнутой спиной и задранным вверх распушенным хвостом. Проследив за его взглядом, я увидел…
     Даже под теплым одеялом меня охватил жуткий холод, когда я увидел в центре комнаты сгусток тьмы, который имел форму человека. Контуры его не были четко очерчены, расплывались, таяли пол слабым лучиком из окна.
     Черный человек шагнул ко мне и лег.
     Рядом?
     Мне показалось, что он лег прямо на мое место, приняв мою позу. Дрожь пробежала по телу электрическим током, руки и ноги дернулись в мгновенной судороге.
     И все кончилось.
     Дикий вопль разорвал тишину. Леопольд с истошным мяуканьем спрыгнул со шкафа и опрометью бросился вон из комнаты. На кухне что-то загремело.
     «Скотина проклятая, - подумал я. - Опять что-то разбил». И еще подумал, что неплохо бы свернуть ему шею, и представил, как это будет происходить. Подробно, со всеми деталями, чувствуя при этом необъяснимое наслаждение. А потом появилась идея еще лучше: распороть коту живот. Я живо представил текущую теплую кровь, вываливающиеся внутренности и содрогнулся от блаженства. Лень было вылезать из-под теплого одеяла, но неведомая сила подталкивала меня, заставляла встать и насладиться агонией этого мохнатого уродца.
     Свет на кухне я включать не стал, и без него четко различал силуэт Леопольда, забившегося в угол около холодильника.
     - Леопольд, - позвал я, и мой голос хрипло и неестественно прозвучал в ночной тишине. - Леопольд, иди-ка сюда.
     Я старался придать голосу ласковое звучание, но все равно в нем проскальзывали зловещие нотки. Два зеленых кружочка светились в углу настороженно и неподвижно.
     - Леопольд, - повторил я и шагнул к нему. Пушистая тень прошмыгнула меж моих ног и исчезла в комнате.
     - Чует, гад, - пробормотал я и пошел за ним. - Давай сыграем в одну игру. В кошки-мышки. Только мышкой будешь ты. Да, кот будет мышкой.
     Эта мысль показалась мне забавной, я расхохотался и повалился на кровать. «Кошка будет мышкой», - повторял я, вытирая слезы, выступившие от смеха, и вновь хохотал, как безумный.
     Обессилев от хохота, я отключился и забылся мрачным сном.
     Мне что-то снилось. Обрывками. Мелькали какие-то лица, руки, что-то происходило во сне, я что-то делал, но к утру от всего этого остались лишь смутные воспоминания.
     Утро плеснуло солнцем в окно, наполнило комнату бликами. Холодок касался кожи, вызывая чувство некоторого неудобства. Я обнаружил, что лежу поперек кровати на одеяле, и удивился: никогда у меня не было такого странного пробуждения. Рука пошарила вокруг, но не обнаружила рядом привычного пушистого тепла. Леопольд куда-то исчез, и это тоже было необычно. Каждое утро он будил меня, забираясь под одеяло и легонько царапая когтями мои пятки, словно говоря: «Хватит спать, соня, вставай кормить меня».
     Шевельнулись неясные воспоминания о минувшей ночи. Что-то мне приснилось, но никак не удавалось вспомнить, что именно. Что-то неприятное… Воспоминания таяли, удалялись, исчезали, оставляя после себя только ощущения, от которых становилось нехорошо на душе, ощущения странных желаний, абсолютно несовместимых с солнечным утром.
     Леопольд отыскался на кухне. Получив свою порцию ливерной колбасы, он не набросился на нее, как обычно, а долго ходил вокруг, поглядывая с недоверием то на нее, то на меня. Наконец, решившись, схватил колбасу, бросился из кухни, забежал в ванную и спрятался, словно боялся, что отнимут. Мне хотелось погладить его, пощекотать за ухом, чтоб он в ответ обернулся и легонько цапнул меня зубами за руку, не больно, а так, легонько, как он обычно выражал свою благодарность и признательность. Но не оставалось уже времени, нужно было собираться на работу.
     Был долгий, утомительный день. Обычная работа вызывала какое-то внутреннее сопротивление, и приходилось с трудом преодолевать его, отчего к вечеру я был совершенно разбит. Еле передвигая ноги от усталости, притащился домой, мечтая лишь об одном: завалиться спать.
     На звук хлопнувшей двери Леопольд выскочил в прихожую и потерся о мои ноги, демонстрируя свою радость.
     Этот крупный коричнево-серый кот с тигровыми полосками по бокам, белой грудью и белыми носочками на лапах не был породистым, не имел родословной, но неизменно приводил в восторг всех наших гостей, которые восхищались его пушистым хвостом толщиной в руку, кисточками на ушах, благодаря которым он смахивал на рысь, и показным дружелюбием. Однако попытки погладить кота почти наверняка приводили к многочисленным царапинам на руках: Леопольд не терпел фамильярности. Даже мне, любимому хозяину, он позволял себя гладить только ночью, когда устраивался спать у меня под боком. И уж ни в коем случае не на глазах у чужих.
     Получив свою порцию ливерки, кот утащил ее в ванную, а я наскоро приготовил свой немудреный холостяцкий ужин и растянулся на диване перед телевизором.
     На экране мелькали полицейские машины, хорошие парни гонялись за плохими, которые все время ускользали, продолжая делать свои черные дела…
     Некоторое время я пытался следить за развитием сюжета, но вскорости усталость взяла свое, глаза мои сами собой закрылись.
     ...Утро?
     Ночь!
     На меня, помаргивая, шипит телевизор, и я убиваю его одним ударом по кнопке. Я выспался, отдохнул и полон сил. Моя темнота окружает меня, я чувствую себя в ней привычно и свободно. Темнота-друг, темнота-спасительница. Она проникает внутрь меня, а может, исходит из меня, наполняя пространство. Еще неосознанные желания зарождаются где-то внутри, вызывая легкую дрожь. Квартира - клетка. Я кружу по комнате, выхожу на кухню. Захожу в спальню... Стены душат. Мне нужен воздух. Мне нужно пространство. Мне нужно действие.
     Снова кухня. Что-то я хотел. Что? В ящике стола лежит нож. Длинный, узкий нож. Обычно, я им режу мясо. Он привык к мясу. Старый немецкий кухонный нож, он старше меня. Немецкая сталь. Его привез с фронта мой дед... Он хочет мяса. Я дам ему мясо. Сталь сверкает в слабых отблесках света. Я вспоминаю...
     У нее были длинные светлые волосы и неприлично большая грудь. И талия такая тонкая, что, кажется, дунь - переломится­­. И узкие мальчишеские бедра, едва прикрытые юбчонкой шириной в ладонь. И ничем не прикрытые длинные, тонкие ноги. И глаза... Какие у нее были глаза? Карие? Синие? Не помню. Не разглядел. В парке было темно. Мои пальцы обхватили ее шею, мягкую, податливую, чуть придави - и готово. Я придавил слегка, только чтоб не закричала. Она смешно замахала своими ручонками, а я затащил ее в кусты и достал нож. Не этот, но такой же острый. Взмах - и юбчонка свалилась на землю. Раз, два, три - и вот уже все тряпки, что были на ней, валяются рядом, а она стоит голая передо мной, прямо светится в темноте и дрожит, хотя ночь была теплая. Воспоминания бегут, обгоняя друг друга, одно приятнее другого. Я смакую каждую деталь и чувствую, как во мне растет желание. Я явственно вижу ее раскрытые глаза, в них отражаются звезды. Она лежит тихо и уже не дышит. Но глаза... и эти звезды в них... Я медленно протыкаю их ножом, и звезды гаснут. Лишь запах крови...
     Я знаю, чего хочу. Это сильнее меня. Одеваюсь. Темно-синяя спортивная куртка - в самый раз. В парке темно, я буду неприметен. Мой нож хочет крови. Он ее получит.
     Шагаю к двери. И вдруг спотыкаюсь обо что-то мягкое. От неожиданности теряю равновесие и валюсь на пол. Проклятый кот! Я совсем забыл о нем! Что ж, он сам напомнил о себе. Позабавлюсь для начала с ним. Где же он? Проскочил в ванную? Иду. Смотрю. Кот, прошмыгнув мимо, мчится в комнату. Я не спешу. Я - сам рок, неотвратимость. Никуда он от меня не денется. Вхожу в комнату. Под диваном? Нет. На подоконнике за шторой? Нет. Ничего, найду. Здесь нет. И здесь нет. Может, в спальне? Иду в спальню. Тоже нет. Мне эта игра начинает надоедать. Ладно, потом с ним разберусь. Иду к выходу. Что-то валится мне на спину, острая боль пронзает меня, а кот, это исчадие ада, снова вспрыгивает на шкаф и смотрит на меня зелеными кружочками глаз. Протягиваю руку, но кот уворачивается, длинным прыжком слетает со шкафа и исчезает в комнате. Моя спина! Боль от его когтей! Все равно я его достану! Мечусь по квартире, но эта тварь не дается в руки. Размахиваю ножом. Нож хочет крови. Он ее получит. Пусть даже кошачью.
     За окном сереет. Обессилев, валюсь на кровать. Сейчас он ко мне придет. Он всегда приходит. Но кот не идет. И я засыпаю.
     Было позднее утро, когда я проснулся. В голове пронеслись смутные воспоминания и растаяли, остались только боль в спине и недоумение: почему я спал одетый, поперек кровати, с ножом в руке? Но, как ни старался, вспомнить не мог. Впрочем, на воспоминания времени не оставалось. Сегодня суббота, завтра приезжает жена, а значит, нужно сходить на рынок за продуктами и сделать в доме уборку.
     На рынке было многолюдно, но, если присмотреться, продавцов и покупателей было примерно поровну. Торговали всем - сигареты, жвачки, доллары, запчасти к велосипедам, джинсы, кофточки - что угодно. Однако чтоб купить мясо, нужно было пробиться в сквозь толчею в самый дальний угол рынка. Я, поглядывая на ларьки, лотки и просто лежащие на расстеленной газете товары, проталкивался вглубь, и вдруг что-то привлекло мое внимание. Обычно я не смотрел на продавцов, но старая цыганка чем-то напомнила о себе. В ней было нечто смутно знакомое - глаза, один смотрел прямо, другой куда-то вбок. Двадцать лет я жил, не вспоминая ни о ней, ни о пророчестве ее, а сегодня неожиданно встретил. И вспомнил. Ее давнишнее гадание и нынешняя ночь, о которой сохранились лишь обрывки воспоминаний, слились воедино, образовав единую смысловую цепь.
     Я подошел. Цыганка равнодушно скользнула по мне левым глазом и отвернулась: как покупатель я не представлял для нее интереса. Я стоял и молчал, не зная, с чего начать. Вряд ли она меня помнит. Но все-таки…
     Ее взгляд зацепился за меня, и в глазах что-то мелькнуло.
     - Вы… погадаете мне? - спросил я, с трудом преодолевая неловкость и непонятное внутреннее сопротивление.
     - Иди отсюда, я не гадаю, - негромко ответила она, не отрывая от меня пристального взгляда.
     - А когда-то гадали… - мягко настаивал я, чувствуя, как между нами устанавливается незримая связь.
     - Ладно, давай руку.
     Цыганка взглянула на мою ладонь. Лицо ее исказилось.
     - Он пришел! - странным голосом проговорила она и оттолкнула мою руку.
     Мне стало страшно. Я придвинулся к цыганке и сбивчиво заговорил:
     - Помоги мне! Только ты сможешь помочь. Я заплачу, сколько скажешь, только помоги.
     На нас стали поглядывать, и цыганка сказала:
     - Тише ты, не шуми! Сегодня вечером жди.
     Я уже повернулся идти, но она остановила:
     - Постой! - и добавила шепотом прямо в ухо: - Днем не корми своего кота, а вечером дай ему сырого мяса побольше. Но только перед самым заходом солнца. А теперь иди.
     Очень долго тянулся этот день. Я ждал ночи. Снова и снова перебирал в памяти подробности своего пробуждения. Я лежал тогда одетый, сжимая в руке острый нож, и никак не мог вспомнить - почему? Что я собирался сделать? Зачем нож? Роились странные воспоминания - то ли сон, то ли явь. Они не исчезли, не забылись в течение дня, и от этого росло чувство неотвратимости.
     Медленно уползало солнце за крыши соседних домов. Вот оно скрылось совсем. Но наступил ли закат? В календаре написано: «закат 20.37». Сейчас 19.48. Еще немного. Леопольд, которому за день не досталось ни крошки, не отходит от меня, трется о мои ноги, заглядывает в глаза. Подожди, малыш, уже скоро.
     20.19. Можно. Я достал из холодильника мясо, купленное утром на рынке, отрезал хороший кусок. Леопольд, встав на задние лапы, дотянулся до края стола, подтянулся, заглянул, мол, что это я ему готовлю? Он умница, все понимает.
     Леопольд ест мясо, а я стою у окна, смотрю на улицу. Она даже адрес не спросила. Сказала, найдет. Обманула? Эту старую, уродливую цыганку я жду с нетерпением любовника, жду, словно свидания. Хотя, нет, ставка намного больше. От нее зависит моя судьба и сама жизнь.
     Дверной звонок рявкнул так неожиданно, что я вздрогнул. Цыганка прошла в комнату, огляделась. Удовлетворенно кивнула и сказала:
     - Вскипяти воду. Немного, литра хватит.
     Я пошел на кухню и поставил на огонь чайник. Вскоре и цыганка пришла, стала доставать из сумки и расставлять на столе какие-то плошки, бутылочки, пакетики. Услыхав возню на кухне, прибежал Леопольд, стал крутиться под ногами.
     - Вот ты какой, - сказала цыганка, протянула руку и погладила кота. Я вздрогнул и хотел сказать, что Леопольд не терпит такой фамильярности, но не успел. Кот повалился на бок, лизнул ей руку и замурлыкал. Куда девались его бандитские замашки? Сейчас это был нежный и ласковый котенок.
     Цыганка взглянула на меня.
     - Иди в комнату, здесь мы с Леопольдом справимся сами. А ты отдохни. У тебя будет трудная ночь.
     Я и в самом деле почувствовал страшную усталость. На мгновение мелькнула мысль, можно ли доверять этой странной цыганке, но тут же исчезла. Я пошел в комнату, лег на диван и почти сразу уснул.
     Время от времени я слышал сквозь сон какое-то движение в комнате, открывал глаза, словно сквозь туман видел, как цыганка ходила по комнате, чем-то брызгала на пол. В другой раз увидел, как она склонилась надо мной с ножницами и срезала немного моих волос. Это казалось сном. Я закрывал глаза и отключался.
     Темнота... Она вокруг меня, она во мне, она зовет. Я иду на зов. Мой нож ждет меня. Он хочет крови. Я дам ему кровь. У нас будет хорошая ночь.
     Что-то липкое на полу. Что-то вязкое в воздухе, будто сам воздух сгустился и мешает, мешает, мешает... Два круглых зеленых огня. Кот - не преграда. Вчера он отвлек меня, помешал. Но не сегодня. Во мне растет Сила, и плевать мне на кота, он мне не нужен. Зачем Мне кошачья кровь? Мне нужна человеческая. Я иду. И никто меня не удержит. Никто и ничто.
     Я вижу еще один силуэт. Высокая, тощая старуха стоит у двери, загораживая проход. Но... Может, для начала?.. Раз уж она стала у меня на пути...
     Старуха поднимает руки, словно хочет от меня отгородиться. Смешно. Что она может против меня?
     По комнате разливается зыбкое свечение, тени на стенах танцуют свой мрачный вальс. Оглядываюсь. Сзади меня горит огонь в двух плошках, и клубы зеленоватого дыма взмывают вверх, постепенно заполняя комнату. Зачем свет? Он мне не нужен. Он мне мешает. Я убью огонь! Я затопчу его! Но не успеваю. Два новых огня вырастают между мной и старухой. Пламя высвечивает ее лицо, оно кажется мне смутно знакомым. Но я не успеваю вспомнить. Дым касается моего лица на вдохе, обжигает легкие. В голове происходит помутнение...
     Я вдруг осознаю себя стоящим посреди комнаты, заполненной… Дымом? Странный пряный запах щекочет ноздри. Сквозь дым тускло светятся угасающие огни, за ними угадывается чей-то силуэт. Я вспоминаю: это - цыганка. Что-то здесь происходит, но не могу понять, что. Молнией вспыхивают воспоминания, вдруг высвечивают прошлое и настоящее. А будущее едва угадывается, скрытое дымом. Холодный пот течет по спине, колени слабеют. Ведь это я только что хотел идти… Убивать! Что со мной было?
     Убивать! Вот, что я хотел. И хочу! И буду! И никто мне не помешает. А эта старуха - пустяк, с ней я справлюсь без труда.
     Боже мой! Откуда у меня эти мысли? Эта жажда крови? Это кто-то… тот, кто во мне, кого цыганка называла коротко он. Он завладел мною, и я теряюсь, не знаю, который из нас настоящий.
     Старуха... У нее мало сил. Зато тонкая, жилистая шея. Добраться бы до нее, сжать руками... Делаю шаг, с трудом преодолевая густеющий дым. Я знаю, что стоит только сжать ее шею, и кончится наваждение, я буду свободен. Для убийства! Для крови!
     Я чувствую, как мои руки против воли тянутся к цыганке, пытаясь нащупать ее шею, и сопротивляюсь изо всех сил. Но это сильнее меня. И я прошу: «отпусти!» Прошу не вслух, обращаюсь мысленно к Тому, Кто Во Мне. И сразу получаю ответ, если можно назвать ответом беззвучный дикий хохот.
     Это и в самом деле смешно. Он просит! Я хохочу над ним, над его жалкими попытками освободиться. Пусть просит. Это недолго будет продолжаться. До первой крови. Попробовав ее, он умолкнет навеки. Я слышу его слабый голос. Он хочет знать, кто я. О, у меня много имен. Везде меня называли по-разному. Я носил имена многих людей после того, как умолкал их слабый голос. Тогда я начинал говорить их голосом, двигать их руками, обнимать их жен. И убивать... убивать! Мне придумывали смешные клички. Джек-потрошитель... Согласитесь, звучит неплохо. Куда лучше, чем, скажем, Чикатило. Вот уж мерзкое имя! Но ничего, носил. Да и не в имени дело...
     Я слышу его мысли, они звучат во мне, и ужас сковывает меня. Хочу крикнуть цыганке, но не могу. Он полностью завладел мною. Но я вижу, как цыганка что-то бормочет, подняв руки, держа их над горящими плошками. Огонь вспыхивает с новой силой, и уже другой запах плывет по комнате. И вдруг из-за ее спины, из полумрака выходит Леопольд. Он смотрит на меня, его глаза изумрудно сияют. В них что-то завораживающее. Кот спокоен, только его пушистый хвост стал еще больше, пушистее, и кончик слегка подрагивает.
     Старуха бормочет, бормочет. Неразборчиво. Но я ее слышу и понимаю. Ничего не могу сделать. Это заклинание... Против него я бессилен. Откуда она его знает? Кажется, я узнаю ее. Как жаль! Только сейчас... Чуть раньше бы! Она опередила. Все немеет... Нужно было покончить с ней еще тогда... У нее не было Силы. Тогда я мог. Отправил бы ее вслед на всей ее семейкой колдунов проклятых. Она была маленькой и тощей, совсем ребенком. Пожалел? Нет! Почуял в ней что-то... Хотел вместе... Что толку вспоминать! Проклятье! Дым! Мерзкая колдунья! Я собираю остатки Силы и раздвигаю паутину заклятья. Вырваться! На волю!
     А запах становится все сильнее, дурманит разум, и мне кажется, а может, на самом деле частица меня черной тенью отрывается от моего тела, выплывает и повисает в воздухе. Это больно, очень больно, и я слышу свой сдавленный стон. А с ним приходит облегчение. Он покинул меня, я чувствую. Его нет со мной. Вот он висит рядом черной тенью. Протягивает руки-тени к цыганке. Но пламя в плошках вырастает, его языки мечутся, тянутся к черной тени и, наконец, касаются его. Беззвучный крик наполняет пространство. И какое-то движение у ног. Светящийся пушистый комок - Леопольд! - вспрыгивает на черного человека, впивается в него зубами, рвет когтями. Тень корчится и вдруг сжимается в комок бездонного мрака, который, пробивая пространство, устремляется в никуда и исчезает.
     Погасли огни. Медленно рассеивается дым, уползая в раскрытое окно. Цыганка собирает свои плошки, что-то подбирает с пола, складывает в сумку. Я сижу на диване, совершенно обессиленный. Полумрак. Комната кажется чужой ни незнакомой в тусклом свете молодой луны.
     - Включить свет? - спрашиваю.
     - Я и так вижу, - отвечает цыганка. Ее голос изменился, стал звонче. И потому я дергаю за шнурок. Над диваном вспыхивает бра, вышвыривая темноту вслед за дымом. Цыганка выпрямляется, я смотрю на нее и замираю в удивлении. Нет больше косоглазой старухи. На меня смотрит бездонными черными глазами невозможно красивая молодая женщина.
     - Не узнаешь? - говорит она. А я не нахожу, что ответить.
     Потом я заварил кофе. Мы сидели на кухне и разговаривали. Как-то получалось, что цыганка больше спрашивала, чем рассказывала. Даже имя ее я не спросил. Понял только, что у нее с Черным свои счеты, очень давние. И еще она, забывшись, проговорила:
     - Опять он ушел. Но я найду его.
     И повторила с удивительной силой:
     - Найду!
     Леопольд у нее на коленях потянулся, лизнул ее руку и замурлыкал.