Это случилось в один из тех дней, когда в твоей жизни не может произойти ну абсолютно ничего хорошего, и все, что только может, пытается тебе лишний раз это продемонстрировать. Неважно, что это - кофе, пролитое на брюки за две минуты до выхода на работу, начальник, решивший, что ты давно мечтал услышать мощь его луженой глотки, или жена - безотказный будильник, заведенный на полседьмого вечера и готовый исправно брюзжать вплоть до того момента, когда его сменит храп.

     Так вот, в один из таких дней, которые стали в последнее время повторяться с завидным постоянством, Николай заперся у себя в комнате и предался размышлениям. Вообще-то, подобно большинству постсоветской рабочей интеллигенции, не нашедшей себя в новых, суровых капиталистических буднях, но и умудрившейся не спиться, он делал это довольно часто. Не сказать, чтобы это приносило ему облегчение или упаси боже удовольствие, но он регулярно терзал свою душу сомнениями о смысле бытия. Видимо ввиду мелочности задаваемых вопросов, которые отличались глубиной не больше чем риторическое "пить или не пить" от сакраментального "быть или не быть", получаемые ответы приносили только большее раздражение и озлобление на всех и вся.

     Сегодня, в дополнение к мерзкому настроению, служившему непременным атрибутом этих садомазохистских упражнений, Николай захватил с собой небольшую брошюру какого-то зарубежного психолога. Книга, как уверял продавец-лоточник, была стоящая, и лично ему она очень помогла смотреть на мир иначе. И хотя лиловый нос "букиниста" (ладно бы в январе, но в июле то!) внушал справедливые опасения о методах и приемах, почерпнутых продавцом из книги, крупные золотые буквы на черном фоне перевесили доводы рассудка, и облегчили кошелек Николая не хуже чем "мотилиум" от запора.

     Запершись, он стал читать брошюру. Как и всякий нормальный человек, Николай не стал мучить себя чтением предисловий и благодарственных писем, а перешел сразу к тестам. Их занудство и какая-то, присущая наверно только забугорным гуру самоуверенная тупость ему быстро наскучили, и он совсем уж было, собрался забросить книгу подальше в угол, когда его внимание привлекло одно из упражнений - с зеркалом. Суть его была, в общем, то проста - поставить перед собой зеркало и поговорить по душам со своим отражением, благо другого такого внимательного и понимающего собеседника (по уверениям автора) найти практически невозможно. Поставив зеркало на стол, Николай впервые за много месяцев, а может и лет, внимательно поглядел на свое отражение. Нет, конечно, он каждый день глядел в зеркало, но это были, если можно так выразиться рабочие взгляды - например во время бритья, когда собственная рожа интересовала его ровно настолько, чтобы не украсить ее новым мужественным шрамом.

     Кто знает, может, психологи чаще других разговаривают со своим отражением, или их советы больше рассчитаны на женщин, но, глядя в зеркало, Николаю довольно трудно было убедить себя, что перед ним понимающий его собеседник. Ощущение было как от встречи друзей детства, которых судьба развела на долгие годы, а затем внезапно столкнула их нос к носу, оставив наедине друг с другом и чувством неловкости оттого, что им собственно не о чем разговаривать. Конечно, Николай понимал, что это только отражение, и в его взгляде он видит ровно столько же интереса и участия, сколько сам может ему предложить. Но, тем не менее, ощущение было не из приятных.

     Чтобы разрядить обстановку, Николай, словно желая застать отражение врасплох, неожиданно показал ему язык. Лицо в зеркале с готовностью приняло идиотское выражение, и ответило Николаю тем же макаром. Как ни странно, но чем больше кривлялся и корчился перед зеркалом Николай, заставляя отражение выделывать со своим лицом немыслимые трансформации, тем ближе и знакомее становился ему человек напротив. Наверное, потому, что тем меньше в нем было надуманного и показного.

     Поупражнявшись таким образом, Николай напрочь забыл о рекомендациях заморского врачевателя душ, но зато вдруг вспомнил свою детскую забаву - игру с отражением в гляделки.

     -Ну что старый дурак? - панибратски обратился он к двойнику в зеркале - слабо переглядеть меня сейчас, а? Это тебе не с пацаном тягаться.

     И поудобнее устроившись в кресле, Николай пристально посмотрел в зрачки отражения. Но все оказалось не так гладко - такое, в общем, то простое занятие, требовало определенной сноровки и навыков, утраченных за "после - детские" годы. Слишком пристальное изучение зеркального оппонента быстро утомило глаза, и привело к досрочной дисквалификации Николая. Впрочем, соперник тоже сразу же отвел взгляд и проморгался, что не ускользнуло от внимания Николая.

     -А, мы тоже экономим силы? - ехидно спросил он у отражения. - Не поможет, сейчас я тебя точно переиграю.

     "Интересно, откуда взялась эта дурацкая решимость закончить заведомо невыполнимое дело?" - мелькнуло в голове у Николая. (Впрочем, он догадывался, что корни этой решимости уходили непосредственно в детство, когда он, начитавшись сказок, с азартом искал заколдованную страну, без оглядки на возможность или невозможность успеха в таком сомнительном мероприятии. Особенно ему хотелось увидеть зеленую лошадь, пасущуюся на голубой траве. Если верить книгам, для этого и нужен то был сущий пустяк - найти какую-нибудь карту, зеркало или на худой конец, кувшин.) Но Николай не стал вдаваться в такие подробности, а просто принялся практиковаться.

     Так, сесть свободнее..., руки на подлокотники, расслабиться..., взгляд спокойный, нечего таращить глаза как поросенок на холодец, вот так..., хорошо..., и Николай снова перевел взгляд на зеркало.
     Оппонент тоже видимо не терял времени даром, и Николая встретил его спокойный и уверенный взгляд. Началась молчаливая борьба.
     Как и положено, спустя некоторое время веки потяжелели, и нестерпимо захотелось моргнуть, но как это случается иногда с взрослым и вполне разумным человеком, Николаю попала вожжа под хвост, и он упрямо продолжал смотреть в зеркало, преодолевая резь в глазах.

     С самого начала поединка Николаю не давало покоя смутное ощущение, какой то дискомфорт, который появлялся и исчезал прежде, чем можно было явно его осознать. Впрочем, довольно скоро это чувство усилилось настолько, что стало возможным проследить его источник. Им оказались зрачки зеркального оппонента. До тех пор, пока взгляд Николая скользил по лицу своего отражения, все было вполне невинно, но стоило ему хоть на миг оказаться точно напротив зрачков "зазеркальца", как волна непонятного беспокойства начинала подниматься из глубины души, и спадала, как только "сбивался прицел". И все-таки, именно зрачки отражения притягивали взгляд Николая словно магнитом. Вскоре он, не отрываясь, глядел только в их черную бездну, совершенно не обращая внимания на остальные части лица.

     Словно поймав его на чем-то важном, отражение вскоре стало вначале неуловимо осторожно, а затем все более явно менять свой вид. Как будто желая сконцентрировать взгляд Николая на самом необходимом, оно начало стирать все, что было за пределами зрачков. Сначала окружающая обстановка - стены, мебель, книги, словно размешанные невидимой кистью сумасшедшего художника, превратились в бесформенное месиво, которое бурой кляксой обволакивало теперь отражение Николая в зеркале. Затем пришел черед лица Николая, которое тот же художник безжалостно стал размазывать по стеклу, смешивая его с грязно серым небытием кляксы.

     Николаю, краем глаза замечавшему эти трансформации, стало интересно, затронет ли "эрозия" зрачки, или нет, и как тогда собственно определить победителя ?

     Он сидел, упрямо вперив взор прямо в середину еще различимых глаз своего отражения - двух мутно - грязных островков со свербяще - черными точками посередине, на краю которых светом отраженной лампы блестела белая искра. Но постепенно зеркало размыло и эти последние черты еще недавно знакомого лица, оставив бесформенную серую завесу, жутким миражом колышущуюся вокруг упорно не растворяющихся зрачков. Моргать Николаю уже давно не хотелось - ощущение было такое, что веки просто прилипли к глазам. Кроме того, он чувствовал, что сейчас просто не в состоянии самостоятельно сделать хоть какое-нибудь движение. Момент, когда он еще мог контролировать ход борьбы, был упущен, и трудно сказать, в чьих руках теперь была ситуация - его или отражения. Теперь Николай затруднялся даже ответить где он, а где его зеркальный оппонент. Так или иначе, одно было фактом - он продолжал сидеть и, не моргая смотреть в зеркало.

     Пульс с ритмичностью метронома бил по мозгам словно огромный молот, с каждым ударом все глубже вколачивая куда-то в подсознание одну и ту же мысль - смотреть в отражение..., смотреть в отражение... Потеряв счет времени в этом статичном царстве. Николай уже не помнил, когда, наконец, пришел черед этих упрямых зрачков. Но и теперь они не стали исчезать или растворяться в окружающем их сером мареве. Более того, они стали увеличиваться в размерах, заполняя своей чернотой все свободное пространство. Потерявшему себя в окружающей действительности Николаю то казалось, что он падает в зазеркальную черную бездну отражения своих глаз. То вдруг его душу наполнял ужас от ощущения, что это безмерно выросшее зеркало с отражением его зрачков не выдержало своего веса и падает на него, стремясь раздавить, вмазать его в свою черную утробу.

     Он не помнил когда и как все же упал в черноту (или она обрушилась на него)?. Осталось только странное ощущение, похожее на то, как если бы он прошел через вертикальную пленку ледяной воды, оставляющей помимо холода ощущение сдираемой обгоревшей на солнце кожи.

     Очнувшись, Николай огляделся по сторонам: все закончилось довольно благополучно, если не считать разламывающихся от боли глаз и головы. Не желая сам себе в том сознаваться, он тем не менее испытал чувство разочарования, увидев, что находится в своей комнате, и все выглядит совершенно обычно. Наверное, в глубине души он все-таки надеялся на какое-нибудь чудо, ведь было же это странное ощущение прохода сквозь нечто совершенно необычное. Но ничто из окружающей обстановки не указывало на его перемещение куда бы то ни было, и ни кролик, ни чеширский кот не соблаговолили встретить его, что давало лишний повод убедиться, что он не в зазеркалье.

     Чертыхнувшись, Николай встал, и пошел прочь из комнаты, подальше от зеркала с "понимающим собеседником", принесшим ему сегодня столько хлопот. То, что ожидало его за дверью, было настолько неожиданно и невозможно в принципе, что он даже не смог испугаться по настоящему. Следующие несколько секунд он просто стоял, тупо смотря в дверной проем, за которым, как за зеркальной пленкой переливалось оттенками серого уже знакомое марево. Впрочем, если первоначально и был испуг, то вскоре его сменило любопытство. Наверно оттого, что это марево свидетельствовало о свершившемся все-таки переходе. Не желая подвергать себя ненужной опасности, Николай взял со стола брошюру, и наполовину погрузил ее в серый кисель за дверью. То, что произошло, не сильно удивило его. Погруженная часть книги просто исчезла, словно отрезанная невидимой, но очень острой бритвой.

     - Ну конечно, она же не может существовать в небытии. Подумал Николай. И внезапный озноб пошел по его коже. Озноб от мысли, что он подвергался смертельной опасности - и когда едва не переступил порог комнаты, и тогда, когда "играл" в гляделки с отражением, ведь он мог оказаться и не в комнате, а за вот этой дверью.

     Но почему тогда он оказался в копии своей комнаты, а не просто свалился в серую бездну, что, пожалуй, было бы проще? Этот, и масса других вопросов роились в голове, не давая сосредоточится на их решении.

     Догадка пришла внезапно, и словно из ниоткуда. Ну конечно, же! это проекция того, что окружало его во время гляделок, и словно фотография, запечатлелась в его сознании при переходе. Поэтому, переместившись в новое место, он очутился там, откуда собственно и перемещался - в своей комнате. Сознание просто выбрало наиболее яркий и свежий образ, и поместило его в него. Зеркало просто не отражало ни коридора, ни остального мира, и они соответственно, не попали в этот мир. Но если его сознание смогло спроецировать то, что он видел в зеркале, то может быть, он сможет сам, своим воображением, рисовать новый мир, который и возникнет за дверью, заменив собой этот жуткий серый кисель.

     Сосредоточившись, Николай представил себе дощатое крыльцо прямо за дверью, и убегающую прямо от него за горизонт песчаную дорогу, с наклонившимся над ней розовым небом без облаков. Большую картину Николай представлять не стал, так как боялся, что без должной подготовки не сможет проработать ее достаточно детально. Впрочем, для эксперимента было достаточно и этого. Представив все с максимально возможной ясностью, Николай осторожно открыл дверь.

     Картина действительно изменилась - его комната находилась не прямо в сером киселе, а видимо на дне бесконечно глубоко ущелья, в окружении гладких скал все из того же серого киселя. По дну ущелья пролегала желтая дорога, прямая как стрела, одним концом упираясь в крыльцо, нелепо прилепленное к порогу комнаты, а вторым пронзая далекий горизонт. Все новые элементы этой картины были несколько размазаны, словно на фотографии с плохой фокусировкой, и очень напоминали неумелый детский рисунок. Но, тем не менее, они были явным свидетельством того, что этот мир действительно меняем!

     И успокоившийся Николай решительно шагнул за порог - в новый мир. Он впервые был по настоящему счастлив, уже зная, что будет ждать его за розовым горизонтом. Нет, там не будет покосившегося бревенчатого дома с потемневшими окнами и замшелой крышей, который как добрый старик встречал его в детстве из ближних и дальних походов. Не будет там и рассветов у старого пруда с удочкой и костром - это были лучшие годы его жизни, но они в прошлом, и он не поддастся искушению и не будет их воскрешать, даже если копия будет слишком хороша. И Николай пошел в свой мир, где его ждала голубая трава и зеленая лошадь.