Хамсин навалился, как старое ватное одеяло. Под таким Майк спал в детстве, когда бабушке казалось, что внуку холодно. На самом деле мерзла она сама, а Майку было тепло всегда, даже в лютые бирмингемские холода. Но бабушка заботливо накрывала его одеялом, смотрела, чтобы не было щелей и только после этого оставляла Майка одного в комнате. Он сразу же раскрывался, потому что под одеялом уж точно можно было умереть от духоты, и до утра спал раздетым, но к приходу бабушки Элен непременно натягивал проклятое одеяло и мучился.
     Израильские хамсины были такими же душными, влажными и неизбежными. Август. На улицу лучше не выходить. Или надевать скафандр. Майк очень надеялся, что в такой хамсин, как сегодня, в Иерусалиме не произойдет никаких событий, и ему не придется выезжать "на натуру" и комментировать. Майк работал в Иерусалиме второй год, приехал он от "Рейтера", но месяца три спустя Си-Эн-Эн предложила зарплату и условия получше, и он переметнулся. Хлопот, конечно, прибавилось, но это были приятные хлопоты. Сейчас корреспондента Си-Эн-Эн в Израиле Майкла Стадлера знали в лицо, кажется, даже аборигены Новой Гвинеи, те, что когда-то съели его дальнего предка капитана Кука.
     Майк переписал в отдельную директорию файл с финансовым отчетом за июль и с удовольствием потянулся. Сейчас можно отдохнуть - сиеста! - и написать текст для завтрашней съемки. Он будет снимать у Шхемских ворот, оператор Гидеон Смолетт к тому времени вернется из Кацрина, куда он поехал снимать для архива старую синагогу.
     Телефон зазвонил, когда Майк потянулся, чтобы отключить аппарат на время отдыха - он не любил, когда ему мешали спать. Несколько секунд он раздумывал, поднимать ли трубку. В конце концов, он ведь мог уже выключить телефон, верно? Мог не слышать звонка...
     Он поднял трубку и сказал:
     - Корреспондентский пункт Си-Эн-Эн.
     После короткой паузы низкий мужской голос произнес на вполне приличном английском:
     - Господин Стадлер, мы хотим предложить вам материал, который вас прославит.
     Акцент похож на арабский, - подумал Майк. Да, точно. Более того, он мог дать голову на отсечение, что говоривший был высокого роста, черноволосый и с густыми пушистыми усами. Лет около тридцати. Если бы Майка спросили, откуда у него такая уверенность, ответа он дать, конечно, не сумел бы. Интуиция. Воображение. Но странное дело - он давно убедился, что в восьми случаях из десяти определение внешности по голосу оказывалось верным.
     - Какой материал? - спросил Майк, зевая.
     - Если завтра утром, с семи часов десяти минут вы будете с камерой на том месте, где автобусы двадцатого маршрута поворачивают на бульвар Герцля от центральной автостанции, то сможете снять в реальном времени настоящий террористический акт.
     Слишком сложно построенная фраза, - мелькнула мысль. Наверняка этот человек учил ее наизусть. Или читал по бумажке.
     - Кто вы такой? - спросил Майк. Конечно, это была провокация. Или кто-то решил пошутить.
     - Неважно. Я даю вам информацию, о которой не знает ни одна живая душа. Кроме исполнителей, конечно. Не воспользоваться с вашей стороны было бы глупо.
     Майк набрал в легкие воздуха, чтобы унять внезапно возникшее сердцебиение.
     - Вы шутите, и это дурацкая...
     - Вот что, господин репортер, - голос в трубке неожиданно приобрел жесткость железобетонной арматуры, - я предлагаю вам дело. Если вы сообщите о моем звонке в полицию или кому-нибудь из коллег, акция будет проведена в ином месте и в иное время. Вы упустите материал. Более того, за вашу жизнь после этого я бы не дал и шекеля. Если вы воспользуетесь моим предложением, ваш репортаж будет уникальным, и вы сможете заработать миллионы...
     - Я не снимаю сам, - пробормотал Майк, - у меня оператор...
     - Когда нужно, вы работаете сами, - перебил голос. - Ваш оператор ничего не должен знать.
     - Но потом я должен буду объяснить ему, почему я не...
     - Придумаете что-нибудь. Вы будете на месте с камерой и - один.
     - Зачем вам это нужно? - вскричал Майк. Он чувствовал, что собеседник сейчас положит трубку, разговор, по сути, был уже завершен. - Зачем вам нужно, чтобы я снимал?
     - Для вас это неважно, - сказал собеседник и прервал разговор.
     Положив трубку, Майк сразу поднял ее и нажал три кнопки возврата разговора. На дисплее телефонного аппарата появилось число - номер телефона, с которого был сделан предыдущий звонок. 3657900. Что можно сказать? Номер в центре Иерусалима. Район рынка и автостанции. Скорее всего, уличный таксофон - судя по двум нулям в конце.
     Трубку не снимали.
     Майк повторил вызов и дождался, наконец, ответа.
     - Алло, - сказал женсий голос. - Алло...
     Она произнесла еще несколько слов на иврите, но словарный запас Майка был невелик, и он лишь догадался, что женщина спрашивет, кого ему нужно.
     - Прошу прощения, - сказал Майк, - видимо, я ошибся. Это квартира?
     - Нет, - женщина перешла на английский. - Это телефон-автомат. Наверное, вы действительно ошиблись.
     - Погодите, не вешайте трубку, - быстро сказал Майк. - Этот телефон - где он находится? Случайно не напротив старой автостанции?
     - Нет, - сказала женщина с легким удивлением. - Это на углу Яффо и Сарей Исраэль.
     Майк знал этот перекресток и представлял теперь, где стоит будка с телефоном. Открытое место, невозможно подойти близко и остаться незамеченным. Да, но, с другой стороны, невозможно остаться незамеченным, разговаривая из этой будки.
     - Послушайте, - быстро заговорил Майк. - Только что с этого таксофона звонил человек. Мужчина. Вы должны были его видеть, он не мог уйти далеко. Я вернул разговор сразу, как только закончил говорить. Может быть, вы видели этого человека?
     - Видела, - спокойно отозвалась девушка. - Он пошел вверх по Иехизкель и свернул на Малкей Исраэль. Хотите, чтобы я его догнала?
     - Нет! - воскликнул Майк. - Каков он из себя? Араб?
     - Араб? - удивилась девушка. - Что вы! Религиозный еврей с Меа-Шеарим. В черном костюме и шляпе. С бородой, конечно. Я думаю, он испарится по дороге. От жары.
     Наверняка он уже испарился, - подумал Майк. И не от жары, конечно. Маскарад. И не побоялся пойти в религиозный район. Там ведь чувствуют своих. Сразу поймут, что человек нацепил костюм и шляпу вовсе не из любви к традиции.
     - Эй! - сказала девушка. - Почему вы молчите? Вы хотите, чтобы я догнала его?
     - Нет! - повторил Майк. Он не знал, чего хотел именно сейчас. - Хотя... Послушайте, может быть... Да, может, вы просто посмотрите, там ли этот человек, правда, пока мы разговариваем, он мог... Ну, неважно. Посмотрите, хорошо? Не зовите, просто посмотрите.
     - Повесить трубку? - деловито осведомилась девушка.
     - Нет... Впрочем, если вы отойдете, ее может повесить кто-нибудь другой. Запомните мой номер, если нетрудно - двести пятьдесят шесть семнадцать двадцать восемь. Мое имя Майк.
     - Очень приятно, Майк, меня зовут Орит.
     - Очень... Пожалуйста, побыстрее, Орит, хорошо?
     Он видел, как девушка пожала плечами. Высокая длинноногая девица восемнадцати лет в юбке, едва прикрывающей бедра. Короткая маечка до пупа. Иссиня-черные волосы.
     Майк продолжал сжимать трубку в ладони еще несколько секунд после того, как раздались короткие гудки.
     Глупо, - подумал он, положив, наконец, трубку. Скорее всего, это был просто дурацкий розыгрыш. Кто-то из коллег...
     Майк знал, что это не так. Ни у кого из его знакомых не было такого выраженного арабского акцента. И знакомых среди религиозных у него было тоже. Тем более он не знал никого, кто мог бы носить черный костюм и пейсы и говорить при этом с арабским акцентом.
     Не нужно было посылать Орит... Мало ли что... Если она не позвонит, он не найдет себе места. А она может не позвонить по десятку совершенно невинных причин.
     Когда раздался звонок, он мгновенно поднял трубку.
     - Разговор за счет абонента, - произнес мягкий женский голос. - Вас вызывает...
     - Орит, - вклинился напряженный голос девушки.
     - Если вы согласны принять разговор, нажмите цифру ноль.
     Майк нажал на ноль, мелькнула мысль: хорошо, что он не впервые слышит этот текст на иврите, знает, что означает каждое слово, а то ведь мог и не понять...
     - Майк? - сказала Орит. - Это ничего, что я звоню за ваш счет? Оказывается, у меня нет с собой телекарда...
     - Неважно, Орит, - быстро сказал Майк. - Вы его видели?
     - Кажется, да, - сказала Орит не очень уверенно. - На Малкей Исраэль полно религиозных, а со спины трудно... Ваш знакомый шел очень быстро, когда я свернула за угол, он прошел полквартала. Там стояла машина, он сел и уехал, я помахала ему рукой...
     - Зачем? - воскликнул Майк, едва не застонав. Дай дураку богу молиться...
     - Ну как? - удивилась Орит. - Он бы уехал.
     - Так он не уехал?
     - Уехал, - сказала девушка. - Газанул так, что едва в автобус не врезался.
     - Какая она из себя? Я имею в виду машину...
     - Серая "субару". Не новая.
     Черта с два найдешь, - подумал Майк. Каждая вторая машина в городе - "субару". И каждая вторая "субару" - серого цвета.
     - Все? - спросила Орит. - Извините, Майк, я тороплюсь.
     - Подождите, - быстро сказал Майк. Нужно было что-то придумать, он не мог отпустить эту девушку в неизвестность. Ее мог заметить этот... пейсатый араб. - Подождите, Орит. Видите ли, я Майкл Стадлер, корреспондент телевизионной компании CNN по Иерусалиму...
     - О, Майкл! - воскликнула Орит. - А мне сразу ваш голос показался знакомым, только я не поняла откуда... Я вас сто раз видела!
     - Очень приятно... Думаю, нам нужно поговорить. Если вы не против... И когда вы освободитесь...
     - О, это быстро! - сказала Орит возбужденно. - Через час буду свободна.
     Еще бы. Ей, наверное, хочется попасть на экраны всего мира. Она, наверное, думает, что он придет на свидание с оператором и камерой.
     - Тогда, - сказал Майк, - в шесть часов буду вас ждать на улице Бен-Иегуда, у кафе "Атара".
     - Хорошо, - согласилась Орит.

     * * *

     В шесть солнце палило, будто только наступил полдень. Под тентами кафе сидеть было невозможно, и Майк вошел внутрь. Здесь было очень прохладно, все столики были уже заняты.
     Оглядев кафе и не увидев длинногой девушки в майке до пупа и с иссиня-черными волосами, Майк вышел на улицу и остановился, разглядывая прохожих.
     Четыре часа, прошедшие после странного разговора, Майк провел, как пишут романисты, в мучительных раздумьях. Точнее говоря, мучительно размышляла о произошедшем одна часть его сознания, в то время, как вторая занималась деловой текучкой - из Лондона позвонил шеф-редактор и попросил дать в завтрашнем обзоре материал о встрече министров иностранных дел Израиля и Египта. От встречи никто не ожидал никаких результатов, мирный процесс буксовал уже полгода, Нетаниягу не желал уступать, и по мнению Майка, Амр Муса напрасно приедет в Иерусалим. Репортаж он, конечно, сделает и даст соответствующий комментарий.
     Если...
     Черт возьми, если утром не взорвется автобус на углу Герцля и Яффо. И тогда все пойдет наперекосяк. Будет не до министров.
     А где будет в это время он, Майк Стадлер?
     В четыре он выехал из дома (CNN снимала для своего представителя трехкомнатную квартиру в Рехавии) и направился к улице Сарей Исраэль, совершенно не представляя, зачем это делает. Пейсатого араба там, конечно, не найти. Посмотреть, куда он мог поехать? Да куда угодно, свернуть, например, в сторону Бар-Илан и оттуда - в арабскую часть Иерусалима. Или прямо до Меа Шеарим и дальше - к Старому городу.
     Майк проехал мимо телефона-автомата, с которого разговаривал террорист, а потом Орит, свернул направо, проехал полсотни метров. Здесь, по словам Орит, стояла серая "субару". Сейчас на этом месте приткнулся огромный трейлер. Религиозные евреи ходили группами, приближалось время вечерней молитвы. Интересно, неужели никто из них не обратил внимания на человека, притворявшегося своим? Или он действительно был похож на них и ничем не выделялся в толпе? Или... Или не притворялся, а был религиозным евреем? С арабским акцентом в голосе? Глупость.
     Начался уже час пик, и машины по Малкей Исраэль двигались медленнее пешеходов. Было время подумать.
     Итак, альтернатива простая. С одной стороны: заявить в полицию. Тоже, кстати, неплохое паблисити. Интервью с самим собой. И... ничего не произойдет. Полиция устроит на перекрестке засаду, которую, скорее всего, раскусят. А он будет выглядеть либо дураком, либо выдумщиком, ради репортажа готовым на нелепые фантазии. Коллеги засмеют, а полиция сочтет провокатором. Все это непрофессионально и неинтересно.
     Вторая сторона: явиться в семь утра на перекресток с камерой и снимать наплывами вокруг себя. Здесь тоже возможны два варианта. Ничего не происходит, он попросту теряет время. Или... Или на его глазах происходит страшная трагедия, и он становится первым в мире репортером, который...
     Как он потом объяснит свое присутствие в нужное время в нужном месте?
     Впрочем, это как раз самое простое. Репортер он и есть репортер. Бродит с камерой. Сам, без оператора? Так ведь утро, захотел снять пробуждающийся город для будущего репортажа о приезде Амр Мусы...
     А совпадения бывают всякие. Зимой Арику Крафту удалось в Хевроне заснять, как палестинец бросает в израильского солдата самодельную бомбу. Газеты спрашивали: почему Крафт оказался именно там и именно тогда? Может, ему сказали заранее? Как оказался... Бегал по городу в надежде получить уникальные кадры. Кто ищет, тот всегда... Повезло.
     Если это, конечно, можно назвать везением. Для кого-то это будут последние мгновения жизни.
     А он, человек по имени Майкл Стадлер, будет ждать этих мгновений с камерой на плече.
     ХАМАС хочет известности. ХАМАС хочет напугать всех евреев и всех европейцев с американцами впридачу. Руками Майка Стадлера.
     И он пойдет на поводу негодяев.
     Пойдет?
     Он ведь до сих пор не заявил в полицию. Не сказал о звонке пейсатого араба никому. Даже Орит, которую он заставил побегать, не понимала, зачем это было нужно известному на весь мир репортеру.
     Так она узнает завтра. И расскажет всем. В том числе и полиции.
     Вот она идет - длинноногая, в майке до пупа, с иссиня-черными волосами. Идет и улыбается.
     Майк сделал шаг навстречу девушке, она должна была узнать его, сама же говорила, что сто раз видела по телевизору. Но Орит прошла мимо, бросив равнодушный взгляд, вошла в кафе, и навстречу ей из-за столика поднялся огромных размеров "марокканец".
     - Эй, - сказал женский голос за спиной, - эй, Майк!
     Он вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла невысокая крепкая женщина лет тридцати пяти, светлая, с голубыми глазами сирены. Женщина была в пестром легком платье ниже колен. Неброская фигурка, но что-то в ней было... Изюминка. Загадка.
     - Я Орит, - сказала женщина, протянув руку, и Майк пожал тонкие пальцы, которые почему-то захотелось поднести к губам.
     - Я представлял вас совсем иначе, - пробормотал он.
     - Я вас тоже, - улыбнулась Орит. - На экране вы выглядите...
     Она замялась.
     - Не таким щуплым, - подсказал Майк.
     - Да... - с сомнением сказала Орит. - Скорее, более уверенным.
     - У вас неплохой английский, - сказал Майк, уводя разговор в сторону.
     - Учила в институте, а потом приходилось много читать, - сказала Орит. - Правда, разговорной практики почти не было.
     Они стояли у входа в кафе, столы под тентами все еще были пустыми, хамсин отпугивал. Майк отодвинул стул, пригласил женщину сесть. Не хотелось сейчас идти искать какое-то другое, более прохладное место. Можно и здесь. Орит села, Майк опустился рядом, и сразу около столика возникла официантка с меню.
     - Вы... - сказал Майк.
     - Мороженое, хорошо?
     - Две порции, - заказал Майк.
     Официантка отошла от столика.
     - Итак, - сказала Орит, глядя Майку в глаза, - о чем вы хотели говорить со мной?
     Эта женщина переворачивала все его планы. Он воображал, что будет иметь дело в восторженной девицей в мини, которая станет смотреть на него снизу вверх и расскажет все, что видела, не задавая лишних вопросов и не задумываясь над тем, для чего нужно было известному репортеру встречаться с никому неизвестной израильтянкой. Перед ним же сидела женщина, у которой наверняка был немалый жизненный опыт, и разговаривать с ней в легком, ни к чему не обязывающем, тоне было просто нелепо. Майк не был готов к такому разговору, но нужно было отвечать, и он сказал:
     - Я представлял вас совсем иной. И вопросы подготовил совсем для другого типа женщины. Поэтому... Поэтому мне нужно подумать, прежде чем я вас кое о чем спрошу.
     - Честность - лучшая политика, - улыбнулась Орит. - Я помогу вам, хорошо? Я шла по улице и увидела, как религиозный еврей повесил телефонную трубку и быстро пошел в сторону улицы Малкей Исраэль. Я проходила мимо таксофона, когда он зазвонил, и я сняла трубку...
     - Почему? - быстро спросил Майк. Он не подумал об этом прежде, но сейчас это показалось ему подозрительным. - Вы шли мимо и точно знали, что звонок не мог предназначаться вам.
     - Конечно, не мне, - Орит на минуту задумалась. - А вы, Майк, прошли бы мимо?
     - Я? Нет, конечно. Но я репортер, меня интересует все, и особенно - неожиданности.
     - Меня тоже интересуют неожиданности, - тряхнула головой Орит, - хотя я и не имею никакого отношения к журналистике.
     - А к чему вы имеете отношение? - с интересом спросил Майк, надеясь, что разговор сам собой отойдет от опасного для него направления.
     - Я физик, - сказала Орит, наблюдая за реакцией Майка, - физик-теоретик. Ядерные взаимодействия высоких энергий.
     - Ни-ичего себе, - присвистнул Майк. - Работаете в университете?
     - Нет. Мою подъезды, а по вечерам ухаживаю за старушкой в Нахлаот. Деньги небольшие, но я еще получаю пособие от службы национального страхования, так что на жизнь хватает.
     Девушка-официантка принесла и поставила на столик две вазочки с мороженным, вопросительно посмотрела на Майка - не нужно ли чего-то еще? - и отошла, так и не получив ответа.
     - Ничего не понимаю, - пробормотал Майк. - Физик-теоретик? Вы заканчивали Еврейский университет?
     - Московский, - усмехнулась Орит. - И защищала диссертацию там же, на кафедре профессора Синельникова. Впрочем, это имя вам, конечно, незнакомо...
     - А, - понял, наконец, Майк, - вы новая репатриантка из России. Работу по специальности не нашли...
     - И не по специальности тоже.
     - Но я слышал, тут есть какие-то фонды, кажется, от министерства абсорбции, для помощи людям с высшим образованием.
     - Скажите, Майк, - сказала Орит, - вы делаете репортажи только на политические темы? Я, во всяком случае, иных не видела.
     - Да, в основном, - кивнул Майк. - Мирный процесс, визиты иностранных деятелей, кризисы в правительстве...
     - Ну, тогда у вас работы хватает, - улыбнулась Орит. - Что-что, а кризисы в правительстве у нас случаются дважды в день. Как я поняла, вас не очень интересуют новые репатрианты, экономика, безработица, не говорю уж о науке?
     - Нельзя объять необъятное, - хмыкнул Майк.
     - Конечно, - серьезно согласилась Орит. - Вот потому я и делаю вывод: этот религиозный еврей, за которым вы заставили меня побегать, сообщил вам нечто важное то ли о мирном процессе, то ли о визитах иностранных деятелей, то ли о правительственном кризисе. Но не сказал всего, что вы хотели услышать, верно? Погодите, Майк, - Орит протянула руку, и Майк увидел на безымянном пальце женщины тонкое золотое обручальное колечко, - погодите, я хочу сама догадаться. Он не сказал всего. И говорил он не о правительстве, это ясно. Сегодня в правительстве на удивление спокойно. Обсуждение закона о гиюре отложено, - продолжала вслух рассуждать Орит, - значит, и эта тема не столь актуальна. Мирный процесс... Что мог сказать вам о мирном процессе религиозный еврей? Я имею в виду, что он мог сказать такого, чтобы за ним имело смысл побегать? Ничего, я думаю... Остаются визиты иностранных деятелей, и здесь становится теплее. Завтра приезжает Амр Муса. Значит, он говорил с вами о чем-то, что будет связано с этим визитом. Я права?
     Ей хотелось услышать подтверждение, чтобы продолжить свои рассуждения. Майк ел мороженное и думал о том, что, если у Орит есть муж, то зачем ей мыть подъезды, мужчина должен кормить семью, но, с другой стороны, эта женщина выглядит такой независимой... Нет у нее мужа, скорее всего, а кольцо...
     - Что? - переспросил он. - Продолжайте, Орит, ваша мысль любопытна.
     - И только? Ну, хорошо. Что-то должно случиться завтра, что-то, связанное с визитом египетского министра. Неужели наши религиозные собираются устроить по этому поводу какую-то акцию? Нет, вряд ли... Им-то зачем? Значит...
     Орит помолчала и сказала с досадой:
     - Нет, Майк, не могу догадаться точно. Тут противоречие. Хасид и ваша тематика - две, как говорят в Одессе, большие разницы. Если, конечно...
     Орит проглотила последнюю ложечку мороженого и отодвинула от себя вазочку.
     - Противоречия такого рода, - сказала она, - разрешаются стандартно: либо вы неточно описали мне сферу своих интересов, либо этот хасид - всего лишь маскарад. Маскарад - слишком сложное объяснение, обычно решения таких парадоксов весьма просты. Значит, вас интересует не только политика. Верно?
     Умница, - хотел сказать Майк. Орит нравилась ему все больше. Он слишком редко встречал умных женщин, и потому каждая умная женщина казалась ему волшебницей. Анни была умна, этого у нее не отнять, и, может, именно поэтому она оставила его тогда, в Париже. Может, он до сих пор ее любит, хотя прошло уже пять лет? Любит и в каждой умной женщине видит свою потерянную Анни, которая всегда переигрывала его по части рассуждений и выводов, а однажды сделала последний вывод - и ушла?
     - Меня интересует только политика, - сказал Майк. Наверное, он убеждал в этом самого себя, а не Орит. Он хотел сказать, что политика и работа для него сейчас - главное в жизни, а женщины... Нет, он не стал женоненавистником, отнюдь, но легкий флирт - единственное, что он позволял себе в отношениях, никаких серьезных связей, он и на встречу с неведомой Орит шел (чего уж скрывать?) в надежде на легкую интрижку, которая последует после того, как длинноногая девушка, не задумываясь, ответит на его вопросы. А получилось... Что же, все-таки, получилось?
     - Тогда... - задумчиво сказала Орит, - можно сделать единственный вывод: костюм этого человека был маскарадом, и он был вовсе не тем, кем представлялся. Интересно, что он вам сказал? Что-то очень важное, иначе вы бы не попросили меня бежать за ним...
     - Я попросил? - воскликнул Майк, ему хотелось скрыть собственное изумление, он шел сюда задавать вопросы, а получилось, что вопросы задавали ему, приближаясь при этом к теме, говорить на которую он не хотел, да и не мог. - Я попросил? Вы сами предложили! Вас прямо-таки жгло любопытство!
     - Да, я любопытна, - легко согласилась Орит. - Мне нравится разгадывать загадки, а тот мужчина был загадкой, это я поняла сразу.
     - Почему? - насторожился Майк. - Вы не сказали об этом...
     - Подсознательное ощущение, - пояснила Орит, - в нем было что-то необычное, но я не поняла, что именно. Ощущение противоречия... Но теперь, когда я поняла, что это мог быть маскарад, все объяснилось.
     - Для вас - может быть, - буркнул Майк, - но не для меня.
     - Он был без кипы, - сказала Орит. - Ниже среднего роста, полноватый, с рыжеватой бородой... На нем был черный костюм и белая рубашка, все, как полагается. И черная шляпа, которую порыв ветра сдернул с его головы, когда он подходил к перекрестку. Он сейчас же подхватил ее и надел на голову, а потом придерживал рукой... Вот тогда мне и показалось в нем... А сейчас я поняла, в чем дело: он был в шляпе, но без кипы.
     - Пожалуй, - медленно сказал Майк, - будучи на вашем месте, я бы не обратил внимания на эту деталь. Мне всегда казалось, что шляпа на голове как бы равнозначна ермолке...
     - Сразу видно, что вас интересует только политика, - кивнула Орит. - Послушайте, Майк, закажите еще мороженного, хорошо? Это ничего, что я так говорю?
     - О, конечно! - Майк поднял руку и помахал, подзывая официантку, которая смотрела в их сторону, стоя у входа в кафе. - Еще две порции, пожалуйста! А может, все-таки хотите кофе? - спросил он. - Или чаю? С пирожными?
     - Эх, гулять так гулять, - вздохнула Орит. - Вообще-то я не ем пирожных, мне это вредно...
     - Два кофе, - сказал Майк официантке, - и два пирожных с кремом.

     * * *

     Полчаса спустя, когда над улицей Бен-Иегуды стлался вечерний сумрак, скрывавший выражения лиц, разговор, потерявший строгие формы вопросов и ответов, шел о чем угодно. Время от времени Майк вспоминал о завтрашнем теракте, и тогда разговор зависал, терял причудливую нить, и Орит сразу ощущала это напряжение. Тогда усилием воли Майк заставлял себя не думать о завтрашнем, какой-то порыв, которого он давно не ощущал в себе, нес его над поверхностью этой странной иерусалимской жизни, и ему не хотелось думать ни о репортаже, ни о террористах, ни о мирном процессе, который, если уж быть до конца честным, не имел к нему, Майклу Стадлеру, никакого отношения.
     Он знал уже, что Орит была замужен, но муж остался в Москве, нет, не потому, что он был русским, как раз наоборот, он-то, в отличие от Орит, был евреем на сто процентов, а у нее евреем был отец, так что, вообще говоря, здесь она числилась по документам лицом без определенной национальности... Майк знал уже, что у Орит есть сын, которому недавно исполнилось семь, и перед началом занятий в школе он уехал на неделю в детский лагерь, организованный Сионистским Форумом. И вообще, в Москве ее звали Светланой, Светой, это здесь ее записали Орит, потому что "ор" означает "свет", а ей сначала было все равно...
     - Света, - сказал Майк, - вы хотите, чтобы я вас звал Светой, Орит?
     - Да! - требовательно сказала Света-Орит. - Именно Света.
     - И вы действительно умеете... - Майк замялся. - Ну, я имею в виду все эти интегралы, функции, дроби...
     Светлана рассмеялась.
     - Это вы хорошо сказали: интегралы, дроби... Для вас это одно и то же?
     - С детства терпеть не мог математику! - признался Майк. - Синус для меня все равно что пришелец с Марса.
     - С детства? А где оно прошло, ваше детство?
     - Я родился в Бирмингеме, это сто миль от Лондона... А учился в колледже в Паддингтоне, там и жил в интернате...
     - Лондон... - вздохнула Светлана, - Лондон для меня то же, что для вас синус... Город на Марсе, куда мне не попасть.
     - Почему же? - удивился Майк. - Не так уж это и дорого.
     Светлана вскинула на него взгляд, значения которого Майк в полумраке не сумел разобрать.
     - Да, конечно... - пробормотала она. - Пожалуй, - она огляделась, - пожалуй, мне пора идти...
     - Я подвезу вас, - быстро предложил Майк.
     - Зачем же? - удивилась Светлана. - Я ведь живу неподалеку, около рынка. Это такой район, - она помедлила, - для бедноты... В Нахлаоте я могу позволить себе снять отдельную квартиру, и это даже близко от центра, но...
     Она не стала пояснять, что имела в виду, и Майк почел за лучшее не спрашивать. Они поднялись по улице Бецалель, и Светлана повела Майка какими-то переулками, где он, конечно, никогда не был, но точно знал, что, попав сюда еще раз, даже глубокой ночью, не заблудится. Он не запоминал названий, но не мог забыть ни одного поворота, ни одного дома.
     - Здесь, - сказала Светлана.
     Наверное, действительно нужно было прощаться, Майк подумал, что все, что он мог и хотел узнать у этой женщины, он узнал. Теперь он точно знал, что не существовало никакого религиозного еврея, и звонил ему действительно террорист, и значит, вернувшись домой, он должен будет однозначно решить для себя - как поступить. Вечер был замечательным, он расслабился, жаль, что все так быстро кончается...
     - Я могу вам позвонить... как-нибудь? - спросил Майк.
     - Конечно, буду рада, - быстро сказала Светлана и назвала номер телефона. Номер был простым, одни двойки и четверки.
     - Спасибо за вечер, - сказала Светлана и, неожиданно обернувшись, спросила требовательно:
     - Что вы намерены предпринять, Майк? Я имею в виду того переодетого араба.
     У Майка перехватило дыхание.
     - Почему? - спросил он ошеломленно. - Почему вы решили, что это был араб? Вы же сами его описали...
     - Сама, - согласилась Светлана. - Он был похож на восточного еврея. Но зачем, скажите, еврею изображать религиозного с Меа Шеарим? А этот человек изображал, не более. Эта шляпа, под которой не было кипы... И я подумала, что это мог быть араб. Но тогда... Зачем араб, переодетый в религиозного еврея, звонил репортеру Си-Эн-Эн из телефона-автомата?
     - У вас не только аналитический ум, - пробормотал Майк, стараясь скрыть волнение, - но и слишком богатая фантазия. У меня с логикой неважно, но в голосах я разбираюсь. Это был еврей, говорил он без всякого акцента...
     - О чем, если не секрет? - спросила Светлана.
     - Н-не помню... Что-то о скандале с ешивами... Хотел, чтобы я показал это... Возможно, ему не понравились мои ответы, и он бросил трубку.
     - Конечно, - ехидно заметила Светлана. - Ему так не понравились ваши ответы, что он пустился бежать. И это не был религиозный еврей, я вам уже сказала. Не говорю уж о том, что ни один наш ортодокс не станет привлекать к своим проблемам репортера-гоя.
     - Не знаю... - протянул Майк.
     - До свиданья, - сказала Светлана чуть насмешливо и потянула к себе тяжелую створку металлических ворот, которые вели в тихий двор. - Еще раз благодарю за приятный вечер.
     - Я позвоню вам, хорошо? - торопливо сказал Майк.
     - Конечно, - кивнула Светлана, закрывая за собой ворота, будто государственную границу.
     Майк побрел назад, к свету и гомону улицы Бецалель и Народного дома. ему хотелось выпить - рюмку коньяка или даже виски. Проницательная женщина. По сути, она сделала за него то, что должен был сделать он - проанализировала ситуацию и доказала, что звонок не был чьей-то глупой шуткой.
     И что теперь?
     Первая альтернатива - звонить в полицию или нет. От того, как он ответит на этот вопрос, зависит решение второй альтернативы. Допустим, он в полицию не звонит. Тогда - идти с камерой на угол Герцля и Яффо или остаться дома?
     Майк не сомневался в том, что для любого израильтянина - для той же Светланы, к примеру, - альтернативы не было бы вообще: он сообщил бы полиции о своих подозрениях, как только убедился бы в том, что эти подозрения - не плод творческой фантазии.
     Жаль, что не удалось проследить за "религиозным евреем". Вот это был бы материал, тогда не пришлось бы раздумывать над альтернативами.
     Майк вышел из лабиринта переулков и остановился, пережидая поток машин.

     * * *

     Войдя в квартиру, Майк уже знал, что будет делать. Собственно, за него решила Светлана. Майк хотел встретиться с этой женщиной еще раз, она интересовала его, но он понимал, что никакие встречи будут невозможны, если завтра на перекрестке Герцля и Яффо произойдет трагедия, и по телевидению начнут показывать кадры, снятые "случайно" репортером CNN. Светлана легко сопоставит факты и поймет, что Майк знал о предстоящем теракте и... И после этого он сможет посмотреть этой женщине в глаза?
     Майк переоделся, он оттягивал момент, когда нужно будет снять трубку и набрать номер полиции. Телефон начал звонить, когда Майк находился в ванной. Он уже пустил воду, но был еще одет, и успел поднять трубку, прежде чем телефон замолчал.
     - Корпункт CNN, - сказал Майк, обратив внимание на то, что номер телефона, с которого производился звонок, показался ему знакомым.
     - Дорогой господин Стадлер, - проникновенно сказал мужской голос, в котором Майк почти сразу узнал интонации "религиозного еврея", звонившего несколько часов назад. Рука непроизвольно сжала трубку. - Дорогой господин Стадлер, я повторяю свое приглашение придти утром на перекресток Яффо и Герцля. Вы можете сделать сюжет, который вас прославит. И вы сделаете этот сюжет. Только после этого вы сможете переговорить с вашей новой знакомой. Если вас не будет на нужном месте в нужное время, вряд ли такая встреча когда-нибудь состоится.
     - Зачем? - воскликнул Майк, вспомнив, чей номер телефона показывал сейчас аппарат - это был номер, который дала ему Светлана, это из ее квартиры говорил "религиозный еврей" на хорошем английском языке. - Зачем вам это нужно? Почему вы хотите, чтобы я непременно это снимал? Это... варварство! Это нельзя!
     Он кричал, не очень понимая, что делает. Светлана заодно с этими негодяями? Если "религиозный" звонит из ее квартиры в первом часу ночи...
     - Нужно, - сказал мужской голос, - чтобы репортаж был сделан. После этого ваша женщина вернется домой, и вы сможете с ней поговорить.
     Господи, они же взяли ее! Светлана, конечно, не могла быть с ними заодно - что за идиотские мысли полезли в голову! Они ворвались к ней в квартиру...
     Зачем?
     Неважно зачем. Сейчас они уведут Светлану, и тогда он точно позвонит в полицию, потому что иного способа...
     - И не сообщайте полиции, - назидательно сказал "религиозный". - Вы же понимаете, что, если вы это сделаете, акция будет произведена в другом месте, а ваша женщина исчезнет навсегда.
     На другом конце положили трубку. Мгновение помедлив, Майк набрал три цифры, вернув разговор, но у Светланы никто не отвечал. Ему легко было представить, что сейчас происходило в ее квартире. Наверняка "религиозный" был не один. Что они делают с ней сейчас?! Это же звери!
     Майк бросил трубку и начал переодеваться. Поехать к ней. Взломать дверь. Поднять грохот посреди ночи. Убедиться, что дома никого... И тогда полиция явится сама...
     И - все.
     Он никуда не мог поехать. Вдруг "религиозный" позвонит опять? Они что, следили за ним весь вечер? Несомненно, следили, это ясно, иначе как они могли узнать о Светлане? "Ваша женщина". Значит, они считают, что у него со Светланой давние отношения, значит, им неизвестно, что он лишь сегодня вечером увидел эту женщину впервые. Значит, они начали следить за его действиями только сегодня, скорее всего, после того, первого звонка. Хотели точно знать, что он не сообщал ничего в полицию.
     А как бы они узнали, если бы он все-таки сообщил? Могли они прослушивать его телефон? Нет, вряд ли, глупо приписывать террористам возможности целой секретной службы. К тому же, если бы они прослушивали его телефон, то знали бы, что он был незнаком со Светланой прежде...
     Куда они могли ее увезти? И, черт возьми, почему он открыла им дверь - в полночь? Неужели она так доверчива, что открывает каждому, кто позвонит? Вряд ли... Значит, они что-то сказали ей...
     Что?
     Что ему теперь делать? Сидеть сложа руки и ждать рассвета? Уснуть он не сможет - это исключено. Просто сидеть - он рехнется.
     Майк набрал номер Гидеона Смолетта, своего постоянного оператора, жившего в квартале Кирьят Йовель. Было мало шансов застать Гидеона на месте. Он мог еще не вернуться из Кацрина. А если и вернулся, то, скорее всего, как обычно, отправился по своим многочисленным знакомым, и далеко не все из них были женщинами. Трубку не снимали, потом включился автоответчик, и Майк не стал сообщать о себе. Можно было попробовать позвонить Гидеону на сотовый телефон, но был велик шанс нарваться на грубость: Гидеон терпеть не мог, когда кто-нибудь отрывал его от "нежного" увлечения. Майк никогда не понимал приятеля, но и осуждать не собирался - в конце концов, то, что позволяет себе Том Круз, может позволить и простой оператор телевидения.
     Минуту спустя Майк был полностью одет, включил автоответчик (вдруг позвонит Светлана, это маловероятно, но все-таки...), запер квартиру и скатился с третьего этажа, едва не свернув шею.
     Рванул с места, не дожидаясь, когда прогреется двигатель, и мчался по ночным иерусалимским улицам, будто за ним гнались все террористы мира. Если его остановит патруль, все будет кончено.
     Адрес Светланы он помнил наизусть, но в этом северном районе не был ни разу, пришлось минут десять покрутиться, дважды он возвращался на одно и то же место, потом все-таки обнаружил табличку с названием нужной улицы и почти сразу - дом, похожий на нависшую над пропастью скалу из белого иерусалимского камня. Перед домом стояли несколько машин, в которых, как он сумел разглядеть, никого, конечно, не было.
     Майк взбежал на второй этаж, остановился перед дверью. Прислушался. В квартире была тишина. В квартире напротив тоже было тихо. Черт возьми, неужели, когда эти негодяи ее уводили, Светлана даже не пробовала звать на помощь?
     Что-то здесь было неправильно, просто нелепо, и Майк подумал, что в иное время, в спокойной обстановке, он смог бы проанализировать ситуацию и понять, что в ней объясняется стандартным образом, а для чего нужно привлечь нестандартные объяснения. По прежнему опыту он знал, что, отделив таким образом реально-стандартное от нового и необъясненного, гораздо проще найти верное решение. С ним такое бывало. Но не здесь, не в Израиле.
     Майк надавил на кнопку звонка, прижав ухо к двери. За дверью оглушительно затренькало, звонок мог пробудить мертвого, и Майк очень надеялся, что мертвых в квартире нет. Нет! И быть не может! Но звонок мог разбудить и соседей, что он им скажет?
     В квартире Светланы молчали. А чего он ждал? Что дверь распахнется, и Светлана появится перед ним в халатике, всплеснет руками и воскликнет: "Ах, Майк, как вы поздно, почему вы меня не предупредили?"
     Свет на лестничной клетке погас, и Майк не стал нажимать на кнопку включения. Он еще раз прислушался - в квартире не было никакого движения.
     Что он мог сделать? Ничего.
     Только выполнить то, что ему было велено. И ждать.
     А если за мной следят и сейчас? - подумал он. Я сижу здесь, а в мою машину тем временем подкладывают бомбу...
     Бред.
     Майк спустился по лестнице, перешел улицу и посмотрел на окна квартиры, где жила Светлана. Вот окно салона, а справа еще два - в спальне и, скорее всего, в ванной. Везде темно.
     Он пошел к машине, нервно оглядываясь по сторонам. Как можно обнаружить слежку? Идти, глядя вперед, а потом внезапно остановиться и повернуть голову... Чушь собачья. Майку никогда не приходилось ни отрываться от преследования, ни проверять, следят ли за ним. Он был респектабельным корреспондентом респектабельного агентства, лучшего в мире.
     Резко остановившись, Майк обернулся - ему послышались чьи-то шаги. Конечно, улица была пуста. Или нет... Будто тень какая-то мелькнула и скрылась за углом. Померещилось, скорее всего. Если броситься вдогонку... Не успеть. Да там и нет никого, все чушь.
     Он обошел машину кругом, заглянул в салон. Естественно, ничего не обнаружил, еще одно глупое предположение. Сел за руль и несколько минут сидел, опустив голову. Мыслей не было, только тупая усталость. Час ночи. Светлана в руках террористов. Скорее всего, с ней ничего не случится - он очень хотел надеяться, что это так. Она им нужна лишь как заложница - гарантийное обязательство с его стороны, что он выполнит требование и в нужное время будет на нужном месте.
     И что?
     Что сделают они, если он, отсняв трагедию (Майк не сомневался уже, что трагедия непременно произойдет), не передаст материал в корпункт, а просто выбросит пленку?
     Он не хотел думать о том, что сделают они. Он знал, что сделает сам. Он поедет и будет снимать.

     * * *

     Забыться сном удалось только под утро, когда пора уже было просыпаться. Сколько он спал? Полчаса? Может, даже меньше. Но успел увидеть кошмар - страшные монстры, сошедшие с экрана "Парка Юрского периода" (на шее одного из них почему-то болталась огромная бирка с инвентарным номером), бродили по улицам Иерусалима, плавно переходившим в улицы родного Бирмингема. Майк бежал, то и дело пересекая невидимую черту, разделявшую города друг от друга, и каждый раз настигавший его динозавр будто получал в грудь снаряд. Он замирал, взревывал и падал на Майка, который едва успевал увернуться. Но с противоположной стороны появлялся еще один ящер, и погоня возобновлялась.
     Продрав глаза, Майк вскочил на ноги, не успев посмотреть на часы. Было светло. Он опоздал. Сейчас он включит радио и услышит нервную скороговорку диктора...
     На часах было одиннадцать минут седьмого.
     Все, что делал Майк на протяжении следующего часа, он никогда потом не вспоминал без отвращения. Он едва не разбил камеру, проверяя заряд аккумуляторов. Он пролил на кухонный стол кофе, а потом слишком его пересластил.
     В шесть сорок две он бросил камеру на заднее сидение машины и газанул с места. Сотовый телефон он отключил, но каждую минуту нервно поглядывал на экранчик, ожидая вызова.
     Как все это произойдет?
     Восемнадцатый автобус, взорванный в прошлом году, только-только подошел к перекрестку и остановился перед светофором. Рядом встал еще один автобус, а сзади пристроились несколько легковых автомобилей. Тогда-то и рвануло.
     Возможно, сейчас террорист сделает то же самое. Значит, нужно снимать каждый раз, когда для автобусов, выходящих на перекресток со стороны старой автостанции, загорится красный на светофоре. А если террорист едет в автобусе со стороны шоссе номер 1? Нет, такого быть не может, оттуда проходят только те номера, что направляются ко Дворцу наций, не сворачивая на бульвар Герцля. Нет, это исключено. А если взорвется автобус, идущий со стороны Катамон? Это будет на светофоре, расположенном в трех десятках метрах от первого. Сразу всю область не охватишь. И кто сказал, что взрыв произойдет в автобусе? Это наиболее вероятно, потому что на перекрестке в столь ранний час будет не так много людей, чтобы устраивать взрыв. Да, но и этот вариант исключить нельзя...
     И вообще, оператор из Майка всегда был аховый. Конечно, он мог, а временами и любил работать камерой самостоятельно и одновременно комментировать события. Каждый репортер умеет это делать - обязан уметь именно на такой случай, когда происходит событие вне рабочего графика, и нужно немедленно реагировать, а оператор находится где-то в другом месте...
     Он остановил машину метрах в тридцати от перекрестка и пошел пешком. Людей на перекрестке было мало, лишь торопливые прохожие, которые наверняка обратят внимание на человека с камерой, стоящего и ждущего чего-то.
     Без минуты семь. Только что проехали несколько автобусов в обе стороны. К старой автостанции машины шли полными, а в противоположную сторону - пустыми. Если террорист не идиот (или не идиоты те, кто "заказывал" ему акцию), взрыв должен произойти в автобусе, следующем из Катамон. Маршрут двадцать семь или двадцать, скорее всего. Вот как раз одна "двадцатка" сейчас подходит к перекрестку и мчится, будто на пожар, пока горит зеленый...
     Майк поднял камеру и начал снимать.
     Господи, - думал он, - если суждено рвануть, пусть это будет скорее, он просто не выдержит стоять вот так еще четверть часа или больше. Стоять, снимать и ждать. Стервятник. Кому он будет говорить потом, что вынужден вести съемку, потому что террористы грозили расправиться с женщиной, которую он вчера увидел впервые в жизни? Грозили расправой с одной-единственной малознакомой женщиной и требовали, чтобы он снял гибель десяти-двадцати людей, о которых ему вообще не было ничего известно.
     Потом он никогда не отмоется.
     Для начала - его попросту вышлют из Израиля. Потому что он, зная о предстоящем теракте, не сообщил о нем в полицию. Кто будет слушать его аргументы?
     А кто узнает о том, что он обо всем знал заранее?
     Просто у него бессонница. И он любит гулять, снимая при этом виды утреннего города. Как он снимал Эмек Рефаим в шесть тридцать утра. Они допоздна "гудели" у Сары Монтре, а потом вышли гурьбой под прозрачный купол неба, высокий настолько, что, казалось, просматривался край Вселенной...
     Майк повел камерой следом за автобусом, проехавшим на желтый свет, захватил несколько человек, остановившихся на противоположной стороне улицы. Двое религиозных, наверняка из ближайшей ешивы, той, что возвышалась в сотне метров.
     А что, если они - переодетые?
     Он вернул камеру, лишь скользнувшую по лицам. План был некрупным, и Майк сделал наезд, лица приблизились, заняв весь экран. Ряженые? Нет, пожалуй, типичные еврейские мальчики лет семнадцати, светлые, с пейсами, будто навитыми на круглую палочку. Только что с утренней молитвы. О чем они говорят? О Боге? Или о водителе мотороллера, газанувшем с места?
     Еще одно лицо захватила камера - женщина, скорее всего, из восточных евреек, одетая бедно, лицо какое-то серое, что-то у нее в семье наверняка... А вот молодой человек, этот мог быть и террористом...
     Еще одно лицо, мелькнувшее в кадре, показалось Майку знакомым. Сейчас добрая половина лиц покажется ему знакомой. Но это... Нет, померещилось.
     Он перевел камеру на перекресток, где для проезжавших по бульвару Герцля машин опять зажегся красный. Семь двенадцать...
     И тут рвануло.

     * * *

     Сначала Майку показалось, что кто-то подошел сзади и ударил его по правой, державшей камеру, руке. Камеру будто подбросило, и в кадре на долю секунды возникло небо. И лишь потом оглушительно сдавило барабанные перепонки, что-то просвистело над головой, и, скорее всего, это была лишь игра воображения, потому что, когда Майк повернулся, он увидел пламя, валившее из автобуса, только что выехавшего на перекресток со стороны старой автостанции. Это было довольно далеко от Майка - метров двадцать, и автобус выглядел почти целым, какая нелепая деталь могла просвистеть над головой?
     На мгновение все застыло в этом мире - двигались, смешиваясь с голубизной неба, только черные клубы дыма, а из звуков Майк слышал лишь треск пламени. И еще запах, принесенный порывом ветра.
     А потом закричали все - люди в автобусе, кто был еще жив и в сознании, но не мог пробиться к охваченным пламенем дверям, и люди на перекрестке, кто не впал в состояние ступора и мог лишь воплем отреагировать на ворвавшуюся в тишину утра смерть, и люди, которые шли по тротуару, многие из них были ранены, но еще не понимали этого, страшно им было не за себя, а за тех, кто оказался там, внутри коробки, с которой за доли секунды вдруг отвалились две боковые стены, обнажив скелет...
     И почти сразу взвыла полицейская сирена.

     * * *
     С корпунктом Майк связался три минуты спустя, когда несколько машин "скорой помощи" перегородили перекресток, загородив общий обзор. Он вернулся к машине, отметив краем глаза, что подъехали коллеги из Би-Би-Си, а следом появились израильские репортеры с первого канала - как обычно, прибывшие к месту теракта вторыми. Нет, сегодня - третьими.
     Сейчас, когда все уже случилось, можно было хотя бы на время стать профессионалом и отбросить все посторонние мысли. Собственно, он и обязан был поступить именно так.
     - Я на месте теракта, - сказал он дежурному, это был Фрим Китон, личность не очень приятная, но человек в своем деле опытный. - Фрим, дай мне срочно прямой звуковой канал и пришли на перекресток машину с ретранслятором, я поведу прямой репортаж.
     - Машина выехала минуту назад, - сообщил Фрим (интересно, от кого он узнал о взрывае, - подумал Майк). - Подсоединяю тебя к записи, можешь говорить. Картинку дай, как только прибудет Блэкстоу.
     И лишь после этого Фрим поинтересовался:
     - Много убитых? - Не знаю, - признался Майк. - Автобус был полный, и вся передняя часть...
     Фрим даже не поинтересовался, как я-то оказался на месте через минуту после взрыва, - подумал Майк. - Он тоже в шоке. Ну ничего, придет в себя, обязательно спросит.
     Вернувшись на перекресток, Майк оказался уже не единственным телевизионным репортером. Расталкивая собравшуюся толпу, прорывая полицейский кордон, к месту, где дымился остов автобуса, устремились корреспонденты двух израильских телевизионных каналов. Габи Сукеник, которого Майк хорошо знал по довольно частым фуршетам в "Рамада Реннесансе", спешил за операторами, почему-то прихрамывая и то и дело останавливаясь, чтобы потрогать колено. Упал по дороге? Ударился?
     Мартин Грин из BBC News уже торчал с камерой на плече справа от автобуса, он поднялся на каменный парапет и снимал сверху, пытаясь, судя по его позе, захватить в объектив самые кровавые места. Возможно, там лежали покореженные взрывом тела. Может быть, даже не тела, а лишь их части. Майк никогда не позволял себе вводить в кадр слишком много крови и, тем более, - не шокировать зрителя человеческими ошметками. Не то, чтобы он боялся крови, совсем нет, в Боснии он бродил по таким местам, куда многие репортеры попросту боялись заходить. Но он считал, что существует телевизионно-экранная мера допустимой жестокости, допустимая мера натурализма. До некоторого предела кровь ужасает, дальше - вызывает лишь отвращение, а он вовсе не такого эффекта хотел добиться своими репортажами. Ужаснуть - да, это порой необходимо. Но вызвать отвращение?..
     Он обошел место взрыва стороной и вышел к автобусу сзади, снимая на ходу и комментируя увиденное. Сзади автобус был почти цел, на заднем сидении, привалившись затылком к стеклу, сидела девушка, возле нее что-то делали двое спасателей в оранжевых робах. Разбирали переднее сидение, чтобы вытащить тело? Судя по неторопливости спасателей, девушка была мертва. Майк задержал на ней камеру и перевел вперед - к водительскому месту. Водитель, скорее всего, погиб, и его успели вынести - кресло было пустым, и даже крови на сидении было немного.
     - Отойдите! - резко сказал чей-то голос из-за спины, и кто-то попытался отодвинуть Майка. Это и в обычные минуты было непросто, а в такие, когда он держал в визоре объект съемки, - просто невозможно, разве что пригнать бульдозер. Майк даже не отреагировал на приказ.
     - Эй, вы! - требовательно сказал голос, и чья-то протянутая сзади рука загородила визор. - Отойдите!
     Майк обернулся и увидел в визоре религиозного еврея - видимо, из похоронной компании "Хеврат кадиша", из тех, кто собирает после терактов на асфальте каждую мелочь, которая может помочь опознанию кого-нибудь из погибших. Майк знал, что сказать полицейскому, но с этим хасидом он сейчас говорить не мог.
     Майк молча уступил дорогу, опустил камеру, огляделся и увидел метрах в ста подъехавший со стороны бульвара Бен-Цви фургон Блекстоу. Наверняка с ним прибыл и Гидеон с профессиональной камерой, пусть теперь сами идут в прямой эфир, а он залезет в фургон и перегонит заснятую пленку по спутниковой связи в лондонский центр.
     С какого места?
     С самого начала - с десяти минут до взрыва?
     С Гидеоном Смолеттом Майк разминулся на полдороге, они обменялись взмахами рук, разговаривать не было времени, Гидеон прекрасно знал, что делать, он будет снимать, пока не вернется Майк. Машину за несколько минут успело уже затереть в такую пробку, что выбраться фургон сможет лишь после того, как тела увезут, раненых раскидают по больницам, а остов автобуса уберут с проезжей части. Задняя дверца была открыта, и никого возле нее не было - влезай и забирай ценное имущество. Майк влез и оказался в полумраке операторской, на трех экранах стояла одна и та же картинка, Гидеон искал подходящую точку съемки, одновременно ведя репортаж в прямом эфире.
     Техник Стив Блэкстоу сидел в наушниках у приборной панели и на приход Майка не обратил внимания. Майк похлопал Стива по плечу и, когда тот обернулся, спросил:
     - У меня материал для передачи в Лондон. Какой пульт занять?
     - Третий канал свободен, - сказал Стив и вернулся к прерванному занятию.
     Майк вытащил кассету из камеры, вставил в видеомагнитофон, сел перед пультом, надел наушники - окружающий мир как отрезало, - и пустил для начала быструю перемотку, чтобы отобрать нужные кадры.
     Пять минут до взрыва. Прохожие. Автобусы перед светофором. Уборщик с мусорным баком на колесах. Это типаж - можно оставить. Опять прохожие. Несколько человек ждут, когда зажжется зеленый. Один из них, чуть в стороне...
     Лицо мелькнуло и пропало, мало ли кто может быть похож... Нет, ошибки быть не могло, у Майка была профессиональная фотографическая зрительная память, он мог ошибиться, запоминая на слух, но, если видел что-то или кого-то хотя бы один раз... Он перемотал ленту на семь секунд назад и остановил кадр.
     Черт возьми, но ведь это он и есть - Шауль Кармон. Самая одиозная в Израиле фигура. Лидер движения "Израиль - евреям". Полгода просидел в тюрьме по обвинению в подстрекательской деятельности: утверждал, что, если правительство не убрать силой народного гнева, то к следующим выборам просто некого будет выбирать - от государства останутся развалины. Вывел своих людей на улицы и целый день бил стекла в правительственных учреждениях... Это он, никаких сомнений! Его светлая бородка а-ля бритый козел, его черная кипа огромного размера, чуть ли не по самые брови. И наконец, его взгляд, который ни с каким другим взглядом не спутаешь: нервно-обиженный и одновременно презрительный.
     Он-то как оказался на перекрестке за пять минут до взрыва?
     И куда делся потом?
     Майк отмотал пленку еще на полминуты назад и начал просматривать кадр за кадром. Он брал улицу за светофором - женщина с продуктовой тележкой, все тот же мусорщик, два религиозных еврея, а вот из-за угла появляется Кармон. Останавливается метрах в десяти от перекрестка, почему-то оглядывается по сторонам и лишь после этого быстрым шагом приближается к светофору. Ждет зеленого сигнала? Куда направляется?
     А собственно, какая разница? Кармон мог оказаться здесь совершенно случайно. Конечно. Так же случайно, как оказался на этом перекрестке репортер CNN.
     Почему здесь случайно нет Нетаниягу или президента Вейцмана?
     Зажегся зеленый, люди двинулись, и камера съехала с физиономии Кармона. Черт. Жаль. Но Майк помнил, что потом...
     Так оно и есть. Он тогда сделал панорамный наезд на здание гостиницы "Ворота Иерусалима" и несколько секунд держал в визоре поворот на Яффо. Вот он идет,
     Кармон, это его затылок, а вот затылок застывает, Кармон оборачивается, на его лице легкое недоумение. Он что, кого-то ждал?
     Кармон повернулся лицом к камере и нахмурился. Потом медленно пошел назад, к перекрестку, камера опять сместилась и...
     И кадр подскочил к небу. Это руку Майка толкнула взрывная волна.
     Когда рвануло, Кармон был метрах в двадцати от места взрыва, стоял, глядя на злосчастный автобус, и вид у него был недоуменно-нахмуренный.
     Черт возьми, подумал Майк, а ведь эти несколько кадров стоят всей получасовой съемки! Именно их нужно передать в первую очередь. Ничего более уникального он в Иерусалиме не снимал. И текст просится со всей очевидностью: "Лидер крайне правых израильтян Шауль Кармон, руководитель экстремистского движения "Израиль - евреям" прибыл на перекресток Яффо и Герцля за несколько минут до взрыва автобуса. За секунду до того, как раздался взрыв, Кармон смотрел именно на этот автобус. Похоже, что он знал заранее, что, где и когда случится."
     - Майк, - сказал Блэкстоу, - заканчивай монтаж, у тебя эфир через тридцать секунд.
     - Погоди... - рассеянно сказал Майк.
     - Полминуты, - повторил Стив, - они уже дали заставку "Экстренный выпуск новостей". Если ты не выйдешь, я переключу на монитор Гидеона, будешь комментировать картинку в прямом эфире.
     Сейчас Гидеон, - Майк видел это на экране, - стоял у остова автобуса и показывал, как похоронная команда смывает с асфальта кровь. Для начала репортажа - провальный кадр.
     - Я выхожу, - торопливо сказал Майк и перемотал свою пленку до уже отмеченной прежде позиции: семь секунд до взрыва. Он еще успел, повинуясь скорее интуиции, чем логическому размышлению, "отрезать" физиономию Кармона, потеряв на кассете, которая пойдет в эфир, две драгоценные секунды. На мониторе исчезла заставка, и павильонный диктор Арнольд Бирнс, известный всему миру ас телевидения, произнес:
     - Мы прерываем наши передачи, потому что буквально несколько минут назад в Иерусалиме произошел новый террористический акт. Взорван автобус с людьми, есть убитые и раненые. В Иерусалиме на связи наш корреспондент Майкл Стадлер. Доброе утро, Майк!
     Лицо ведущего "отъехало" в сторону, на экране появился второй врезанный кадр, в котором Майк увидел себя на фоне панорамы Иерусалима. Панорама была фотографией на той стороне операторской, что была со стороны кабины водителя. Яркий свет неожиданно вспыхнувших юпитеров заставил Майка мгновенно сосредоточиться и забыть - на время - о Кармоне, Светлане и кошмаре этого злосчастного утра.
     - Не думаю, Арни, - медленно произнес он, - что иерусалимцы могут назвать это утро добрым. По случайности, которую я никак не могу назвать счастливой, я находился на пересечении центральных иерусалимских улиц Яффо и Герцля. Моя цель была - сделать репортаж об обычном утре столицы Израиля.
     Майк подумал, что выпускающий редактор Эмма Мак-Доул будет недовольна и устроит ему после окончания репортажа головомойку. Он не должен был называть Иерусалим столицей Израиля, CNN придерживалась на этот счет строгих правил, да Майк и сам никогда не делал таких оговорок, но сейчас ему не то, чтобы хотелось обозначить личное свое отношение к произошедшему, нет, он мог это сделать и иначе; но он хотел, чтобы те израильтяне, которые смотрят сейчас CNN здесь, в Иерусалиме, ощутили хоть какое-то сочувствие, какую-то, пусть сугубо словесную, компенсацию за это взорванное в очередной раз утро.
     - Несколько автобусов остановились перед красным сигналом светофора, - продолжал Майк, пуская пленку, и на экране, вместо его и Арнольда физиономий появился перекресток. Это были кадры, снятые за полминуты до взрыва, затем камера показала мусорщика с тележкой, а следующим кадром стало пламя, вырвавшееся из салона автобуса.
     - Вы видите, - комментировал Майк, - водителя, он упал на руль и, видимо, убит, поскольку взрыв произошел в передней части салона.
     Он сейчас и сам кое-какие кадры видел впервые, точнее, вынужден был, комментируя, обращать внимание на детали, которые прежде прошли мимо сознания. Вот в кадр попала чья-то оторванная нога, лежавшая на автобусной подножке, нога была обожжена настолько, что трудно было понять, какому телу она принадлежала - мужскому или женскому.
     - Автобус двадцатого маршрута, - продолжал Майк, сдерживая приступ тошноты, - шел к центру города со стороны района, где живут не очень богатые иерусалимцы. Люди ехали на работу. Сейчас я не могу назвать точное число убитых и раненых, наверняка погибло не меньше десяти человек. Наверняка есть раненые и в тех машинах, что стояли у светофора рядом с автобусом...
     - Скажите, Майк, - спросил Арнольд, с экрана исчезли кровавые кадры, опять возникли лица ведущих, - скажите, кто-то уже взял на себя ответственность за это чудовищное преступление?
     - Мне об этом ничего не известно, - покачал головой Майк. - Прошло слишком мало времени.
     - Это был террорист-самоубийца?
     - Скорее всего, да. Вряд ли кто-то мог оставить в салоне автобуса сумку и выйти на остановке, на это сразу обратили бы внимание... Остов автобуса приблизился, огонь вяло лизал горелую пластмассу. Крики, чей-то безумный вопль. Сирена полицейской машины. Чье-то лицо, на секунду занявшее весь кадр. Бородач с безумными глазами. Камера сделала прыжок - посреди дороги лежало, распластавшись, тело женщины, должно быть, ее выбросило из салона взрывной волной, женщина была жива, она пыталась подняться, но не могла, скорее всего, у нее были сломаны ноги. Камера, будто оцепенев от ужаса, смотрела на женщину три-четыре секунды, потом кто-то загородил изображение своим телом, Майк поднял камеру выше, в кадр попало небо, рывок, возникли люди с носилками, Майк смотрел, сам видел это впервые, эту часть пленки он еще не успел смонтировать. Майк смотрел и молчал, и, наверное, это было самое естественное, потому что Арнольд долго не прерывал этого молчания, изображение было красноречивее всех слов, а потом изображение дернулось, возникло лицо хасида из "Хеврат кадиша", и сердитый голос сказал: "Эй, вы, отойдите!".
     Картинка сменилась, в кадре опять был Арнольд Бирнс. Тяжело вздохнув, он сказал:
     - Спасибо, Майк... Мы вернемся к событиям в Иерусалиме в нашем следующем выпуске новостей.
     Софиты погали, Майк встал и пошел к выходу из фургона. Кассету, на которой осталось изображение Кармона, он положил в свою сумку, которую брать с собой не стал.
     Если Кармон еще здесь, нужно его найти.

     * * *

     Майк спрыгнул на землю и, отойдя в сторону, чтобы не мешали звуки работавших автомобильных моторов, включил сотовый телефон и набрал номер Светланы. Он свое дело сделал, снял этот проклятый взрыв, значит, Светлану должны были отпустить. Обязаны были отпустить.
     Глупо говорить "обязаны", когда речь идет о негодяях. Телефон в квартире Светланы, конечно, не отвечал. Майк слушал длинные гудки и впервые подумал о том, что, наверное, совершил самую большую глупость за всю свою жизнь. Не нужно было отпускать Светлану. Когда это он, знакомясь с женщинами, провожал их домой, даже не пытаясь войти и остаться или позвать к себе и попробовать оставить на ночь? Конечно, Светлана не такая, как многие, но, черт возьми, если бы не его дурацкая щепетильность, она могла бы проснуться утром в его постели и...
     Глупости. Просто он пытается найти собственную вину не там, где она была на самом деле. Не вину сейчас нужно искать, а понять - что делать. Да полно... Она не успела вернуться, даже если ее действительно отпустили сразу после взрыва. А могли подождать, пока в эфир пройдет его репортаж... И если они остались удовлетворены кадрами...
     А если нет?
     Все тот же вопрос: зачем, черт возьми, им вообще было нужно, чтобы он снимал этот проклятый взрыв?
     Или...
     У Майка загорелись уши. Он был идиотом. Он не разглядел очевидного. Точнее - увидел, конечно, но не придал значения. А еще точнее - придал значение, но вовсе не то, на какое рассчитывали "они".
     Теперь тем более нужно было, обязательно нужно найти в этой толпе Кармона и молить Бога, чтобы этот человек знал английский. Иначе это будет диалог немого с глухим. А говорить им придется без переводчика.

     * * *

     Перекресток был оцеплен полицейскими, и Майк, секунду подумав, не стал прорываться. В центре событий Кармона наверняка нет, не нужно ему "светиться" на месте взрыва, привлекая внимание репортеров, которые наверняка стали бы задавать достаточно провокационные вопросы. Но и уйти совсем Кармон тоже не сможет - он должен видеть это, должен пропитать свою ненависть этим зрелищем... И, к тому же, если он не случайно оказался на перекрестке... Нет, Кармон должен быть где-то в толпе, недалеко, но и не очень близко.
     Тягач потащил с перекрестка покореженный остов. Майк шел вдоль тротуара, обходя перекресток, он искал одно-единственное лицо и боялся, что издали может его не узнать.
     Где должен стоять человек, чтобы видеть все, но самому остаться незамеченным? Здесь - нет, здесь все на виду, а сзади ничего не видно, нужно подниматься на цыпочки... Майк дошел до противоположного светофора, повернулся и увидел узкий проход между зданием гостиницы и многоэтажным домом. Скорее всего, проход вел на соседнюю улицу. Двое там, пожалуй, не разминулись бы, а один...
     Майк, будто ледокол на торос, рванулся в толпу, рассек ее, не ощутив давления, перекресток оказался позади, а переулок выглядел черным тоннелем.
     Шауль Кармон стоял, прислонившись к стене, метрах в трех в глубине переулка. Он мало что видел отсюда, но слышал все.
     - Здравствуйте, господин Кармон, - сказал Майк. - Нам нужно поговорить.
     - О чем это? - нервно спросил Кармон, отшатнувшись. - И кто вы такой?
     - Мое имя Майкл Стадлер, - представился Майк. - Я репортер CNN.
     - Стервятник, - констатировал Кармон. Он говорил по-английски достаточно бегло, но с ужасным акцентом. - Евреев убивают, а вы показываете это на весь мир.
     Что вы хотите, чтобы я сказал? Что Арафата нужно изловить и повесить на первом же столбе? Это - пожалуйста!
     - Нам нужно поговорить, - повторил Майк. - Я видел вас на перекрестке за несколько секунд до взрыва. Ваше изображение есть на пленке. Не станете же вы утверждать...
     - Какой идиот! - воскликнул Кармон и неожиданно схватился руками за голову.
     - Я не понимаю... - начал Майк, но Кармон прервал его словами:
     - Пошли отсюда. И для начала - где эта чертова пленка? С собой?
     - Если вы имеете в виду пленку с вашим изображением, то она в надежном месте.
     Кармон повернулся спиной к Майку и направился в глубину переулка. Майк пошел следом, соображая, как вести разговор, если Кармон начнет утверждать, что оказался на перекрестке совершенно случайно.
     Они вышли на какую-то улицу, где Майк ни разу не был, и повернули вправо - судя по направлению, в сторону квартала Ромема. За углом стояла "мазда" темно-вишневого цвета, Кармон вытащил из кармана брелок с ключами, пискнул сигнал, мигнули фары, дверцы машины тихо щелкнули.
     - Садитесь, - предложил Кармон.
     - Куда поедем? - осведомился Майк, усаживаясь на переднее сидение.
     - Никуда, - буркнул Кармон, включая кондиционер. - Говорить будем здесь. Что вы делали на перекрестке за минуту до взрыва? Вам дали наводку? Кто?
     - Об этом я хотел поговорить с вами, - пожал плечами Майк.
     - Я шел из синагоги, - заявил Кармон.
     - Бросьте! - вспылил Майк. - И давайте не будем играть друг с другом. Положение гораздо серьезнее, чем это вы себе представляете. Первое: никто не поверит, что вы оказались на перекрестке случайно. Второе: я оказался здесь потому, что некие люди позвонили мне и потребовали, чтобы я здесь был и снимал.
     - Кто? - спросил Кармон.
     - Погодите... Я не понимал - говорю честно - зачем террористам нужно, чтобы теракт был показан в режиме реального времени. Теперь мне кажется, что я знаю ответ.
     - Какой ответ? - спросил Кармон.
     - Да погодите вы! Я не собирался идти на съемку, - Майк слегка кривил душой, но сейчас это не имело значения, да и сам Кармон тоже не был образцом правдивости. - Тогда они похитили мою... знакомую и вынудили меня поехать на этот проклятый перекресток. Я должен был начать снимать, не зная, что, где и когда произойдет. И показать эти кадры после взрыва. Я снимал, и в кадре оказались вы.
     - Вы пустили это в эфир? - замороженным голосом спросил Кармон.
     - Нет. Я вырезал эти кадры, в эфир пошел только сам взрыв. Но...
     - Но - что?
     - Вы понимаете, господин Кармон, что после разговора с вами я вынужден буду дать в эфир и эти кадры тоже? Иначе моя... знакомая... они ее не выпустя живой!
     Он выкрикнул последние слова, неожиданно поняв, что так оно и случится. А может, уже и случилось - ведь после взрыва миновал целый час, теперь Майк был уверен в том, что вовсе не прямая трансляция взрыва автобуса была целью, для которой его заставили вести съемку. То есть, и это тоже, но главное, конечно, - лицо Кармона, человека, который оказался на месте за минуту до трагедии и, несомненно, знал о ней заранее. Зрителю нетрудно было бы сложить два и два, а комментаторам во всех странах мира - умножить два на два. Во всех случаях результат был бы одним и тем же: израильские экстремисты действуют заодно с арабскими террористами. Идея не новая, Арафат ее выдвигал несколько раз, и его считали провокатором. А тут - вот оно, доказательство. И сколько бы Кармон ни оправдывался, он был бы безнадежно замаран, а у палестинцев появился бы "хороший" козырь.
     Майку было все равно, каким предстанет перед миром этот Кармон. Пусть сам выпутывается. Ему нужно было увидеть Светлану живой и невредимой. Ему нужно было отмыться от грязи, в которую он вляпался по собственной неосторожности. И он не был уверен в том, что Кармон - чист. Может, эти парни из "Израиль - евреям" на самом деле имеют контакты с арабами? Черт подери, что бы там евреи ни говорили, но цели у Кармона и Арафата одинаковы - на данном конкретном этапе. Ну, пусть не у Арафата, пусть у ХАМАСа, "Джихада" или кто там еще взрывает себя в иерусалимских автобусах.
     Кармон может знать, как найти Светлану. Нужно выжать из него все.
     - Кого не выпустя живым? - неожиданно спокойным голосом спросил Кармон. Он повернулся к Майку всем корпусом и потребовал: - Давайте-ка по порядку, господин репортер. И поточнее.
     Майк откинулся на сидении, закрыл глаза - они почему-то вдруг начали слезиться, будто он долго смотрел на солнце - и короткими фразами рассказал о том, что происходило вечером и ночью.
     - По-моему, - закончил он, - нас подставили обоих. Не знаю, что происходило с вами, но убежден - вы здесь оказались не случайно. И я не случайно снимал именно вас. Либо мы будем действовать заодно, либо я вас покажу... У меня просто не будет иного выхода.
     - Либо я вас придушу на месте, - зло сказал Кармон, - и тогда вы ничего не покажете. Черт возьми, Стадлер, вам нужно было обратиться в полицию!
     - И бросить женщину на произвол судьбы? И - кстати - в этом случае вы бы сейчас сидели не в своей машине, а в тюрьме, вам не кажется?
     - Почему это... - воинственно начал Кармон и осекся. Действительно, полиция наверняка блокировала бы перекресток, прочесала бы местность, и где был бы тогда руководитель "Израиля - евреям"?
     - Может кто-нибудь из ваших коллег пустить пленку в эфир в ваше отсутствие? - спросил Кармон.
     - Нет, - покачал головой Майк. - Но они наверняка заинтересуются, куда я пропал в самый разгар работы. Я ведь пошел к своему оператору...
     - Ясно, - буркнул Кармон. - Вот что, Стадлер. Сейчас мы кое-куда поедем, вы пока помолчите, идет? И будете молчать обо всем, что услышите от меня.
     - Мы едем к арабам? - спросил Майк.
     Кармон поднял брови, бросил на Майка презрительный взгляд и сказал коротко:
     - Дурак.

     * * *

     Поехали по каким-то узким улочкам, Майк запоминал дорогу, это было нетрудно: ехали почти все время на северо-запад, солнце оставалось за спиной. Пересекая относительно широкие магистрали, убеждались: в городе колоссальная пробка, попасть куда бы то ни было можно было только пользуясь боковыми улочками, в которых, однако, легко было заплутать, не зная точно карты движения.
     Кармон включил радио, и Майк, не понимая экспрессивной речи комментаторов, догадывался все же о смысле их возбужденных речей. Голоса прерывались сиренами машин полиции и "скорой помощи", время от времени вступали какие-то жесткие, но относительно спокойные голоса: видимо, говорили политики.
     Неожиданно послышалась английская речь: пресс-секретарь премьер-министра Йоси Москович зачитал сообщение о том, что теракт в Иерусалиме окончательно подрывает веру правительства Израиля в то, что Арафат способен и хочет справиться с террором. Арафат использует террор в своих политических целях как средство давления на Израиль... В общем, обычный набор обвинений, в которых была, на взгляд Майка доля истины, но только доля, причем, не очень большая.
     Свернули в какой-то переулок, Кармон заглушил двигатель, выключил радио и сказал:
     - Выходите, приехали.
     Дома здесь были старой постройки, возможно, времен британского мандата. Майк подумал даже, что это арабская часть города, по дороге он видел несколько палестинцев в куфиях, жавшихся к стенам домов. Здесь, однако, это ощущение исчезло - в нескольких метрах выше по переулку стояло здание ешивы с надписью на фасаде на иврите и по-английски: "Талмудический колледж Бейт-Софер. В память об Ионе Мадиган из Нью-Йорка".
     Кармон толкнул металлическую дверь, и они попали во внутренний дворик, похожий на колодец. В левой части двора Майк увидел дверь, Кармон открыл ее, повернув ключ, и они вошли в салон. Ничего особенного, - отметил Майк, - обычная квартира. А чего он ждал в "логове экстремиста"? Арабских скальпов на стенах?
     - Кофе? - отрывисто спросил Кармон. - Или чай?
     - Послушайте, - взорвался Майк, - я не понимаю... У нас нет времени! Женщину могут убить!..
     - Вашу женщину уже сто раз могли убить, - буркнул Кармон. - Вы что, верите обещаниям этих негодяев? И вообще, черт вас возьми, утром уже убили не одну женщину, о чем вы толкуете?!
     Лучше бы он дал мне по морде, - подумал Майк.
     - Чай, - сказал он, понимая, что сделать сейчас может только одно - подчиниться и ждать.
     Он опустился в предложенное ему кресло, на журнальном столике обнаружил несколько листовок на иврите - видимо, воззвания движения "Израиль - евреям", такие же он видел расклеенными в городе на афишных стендах.
     Кармон принес две чашки с кипятком и опущенными в воду пакетиками "Липтона". Поставил сахарницу.
     - Пока мы ехали, - сказал он, - я обдумал ситуацию. Скажу сразу: если вы намерены использовать это как материал для репортажа, давайте разойдемся - мы друг друга не знаем.
     - Нет, - быстро сказал Майк. - О репортаже я забыл.
     - Хорошо, - с сомнением сказал Кармон. - Тогда я вам скажу, как вижу это дело сам.
     Он потянулся и хрустнул пальцами. Молодой еще, - подумал Майк, - у него что - ревматизм?
     - Мое мнение: хороший араб - мертвый араб. Это правильное мнение, даже наши ненормальные левые вряд ли что-то могут возразить. Это раз. Второе: для того, чтобы иметь мертвого араба, его нужно убить. А для этого нужна война - просто так араб голову под пулю не подставит. Я ясно излагаю?
     Майк кивнул, бросив взгляд на висевшие на стене часы.
     - Не торопитесь, - буркнул Кармон. - Я хочу, чтобы вы понимали, с кем имеете дело. Я два месяца сидел в тюрьме за подстрекательство. Рабин уверял, что я имею контакты с Раджубом и пляшу под его дудку, потому что у нас одна цель - устроить войну. Биби этого не утверждает, но думает тоже так, иначе меня не преследовали бы как собаку.
     - Ну, - сказал Майк, - они, конечно, неправы...
     - Почему? - поднял брови Кармон. - Они правы, именно это я и хочу вам внушить, чтобы вы поняли, как я оказался сегодня на месте взрыва.
     - Я не...
     - Я ненавижу Раджуба и Арафата, - жестко сказал Кармон. - Я готов пустить каждому из них пулю в лоб, и я сделаю это при первой возможности. Вот для чего я иду с ними на контакт. Только! Ясно? Интерпретировать это может кто угодно и как угодно, меня это не волнует. Моя организация ищет контакты с арабами с единственной целью - в нужный момент устроить покушение на высшее руководство: Арафата, Раджуба, Абу-Мазена, Хаватме...
     Майк с изумлением смотрел на собеседника. Либо Кармон был наивен как ребенок, либо безумен и не понимал элементарных вещей.
     - Поэтому у меня-таки есть контакты, - продолжал Кармон. - Но совсем не такие, о каких кричит пресса. У меня есть цель, а цель оправдывает средства.
     - Лозунг иезуитов, - вставил Майк, - а иезуиты были христианами.
     - Не знаю никаких иезуитов, - отрезал Кармон. - Это написано в Торе, потому что в Торе есть все. Господин Стадлер, я ясно изложил свою позицию?
     - Вполне, но...
     - Все. Теперь сидите молча, будете делать только то, что я скажу.
     Кармон взял лежавшую на столе коробочку сотового телефона и набрал номер. Услышав ответ, он сказал:
     - Это Кармон. Дай-ка мне Хассана.
     Через несколько секунд, когда неизвестный Майку Хассан подошел к телефону, Кармон заговорил быстро, гневно, но четко, Майк понимал лишь четверть сказанного, да и то лишь потому, что слова Кармон подкреплял мимикой:
     - Хассан, ты провокатор. Ты подставил меня. Ты ждал, что мои изображения появятся на всех экранах в мире. И ты знал о теракте. Репортер, который это снимал, у меня.
     Хассан пытался что-то сказать, но Кармон прервал его: -
     Ты знал! К тому же, сам ты не явился. Короче. Женщина должна быть освобождена немедленно. Иначе я иду в полицию... Да, меня посадят, тебе-то что от этого?.. Да ты рехнулся!.. Нет, это исключено...
     На этот раз неведомый Хассан говорил долго, а Кармон слушал молча и хмурился. Потом он повторил:
     - Исключено. Полчаса.
     И отключил линию.
     - Послушайте, - немедленно вступил Майк, - из того, что я услышал, однозначно следует, что вы поддерживали контакты с исламскими террористами?
     - Глупости, - резко сказал Кармон. - Из того, что вы слышали, вы поняли один процент, да и тот неправильно.
     - Но... он действительно может сделать так, чтобы Светлану освободили?
     Кармон помассировал пальцами виски. Сказал неохотно:
     - Надеюсь. Хотя... очень маловероятно.
     - Послушайте, Кармон, вы понимаете, что не оставляете мне выбора... Если это не можете сделать вы, я могу надеяться только на полицию или на собственную пленку. Я пущу ее в эфир, террористы получат то, что им было нужно, и Светлану освободят.
     - Боюсь, что вы опоздали со своим предложением, - сухо сказал Кармон, морщась, у него, видимо, разболелась голова. - Ваша съемка теракта уже прошла в эфире, там не было... мм... тех кадров, что были им нужны, и с вашей женщиной могли уже расправиться.
     Майк встал.
     - Жаль, - сказал он, направляясь к выходу, - я потерял слишком много времени.
     - Послушайте, - сказал Кармон ему в спину. - Вы абсолютно ничего не поняли из происходящего. Вам нельзя сейчас появляться на месте теракта, это хоть вам понятно?
     Майк подошел к двери и дернул ручку. Дверь была заперта.
     - Откройте, Кармон, - потребовал Майк. - Откройте, или я буду кричать.
     - Кричите, - сказал Кармон равнодушно.
     Майк обернулся и оценил расстояние до окна. Первый этаж, ерунда. Выпрыгнуть легко. Он бросился к окну, огибая стол, за которым сидел Кармон. Тот вытянул ногу, но Майк заметил этот маневр, сделал большой прыжок, оказался у окна, начал сдвигать раму...
     И в этот момент что-то сильно толкнуло его в спину. Он ударился лбом о стекло, а потом удар по затылку заставил Майка заскользить вниз. Он не падал, а именно скользил по какой-то вертикальной плоскости, понимая, что ранен, а может, и убит, и ему было почему-то все равно. Сейчас, - подумал он, - мой дух вознесется вверх, я увижу себя лежащим на полу... И что дальше?
     Дальше - тишина, как говорил принц Датский.
     Как глупо...
     Дальше была темнота.

     * * *

     Он лежал на жесткой поверхности, и ноги его находились выше головы. Почему-то Майк сразу понял, что находится не на том свете, а на этом, и что пули, видимо, не задели жизненно-важных центров. Когда стреляют в спину и голову... Сколько времени он был без сознания? Может быть, неделю? И за это время со Светланой могло произойти все, что угодно. А с работой...
     Майк застонал, но не от боли, которую он почему-то не чувствовал, а от осознания, что проиграл все. Светлану убили, все рухнуло так бездарно, а этот негодяй Кармон действительно оказался связан с арабами, правду, значит, писали коллеги из "Рейтер" об этих израильских ультраправых...
     Он открыл глаза и удивился, что ему удалось это сделать без особых усилий. Конечно, над ним был потолок. Больница? Он скосил глаза. Стол, сервант, тумба с телевизором... Это же...
     Он лежал в салоне квартиры Кармона на низком диване, и ноги его покоились на матерчатом пуфике. С него даже не сняли туфель. В комнате было, пожалуй, холодно, Майка начал бить озноб. Окно было по-прежнему закрыто, значит, работал кондиционер.
     Он попробовал приподняться, ожидая дикой боли в спине и голове. Ему удалось сесть, голова действительно отозвалась тупой болью, но такой, какая была ему привычна - будто после хорошей выпивки, когда просыпаешься утром весь расклеенный.
     Дверь в соседнюю комнату была открыта, и Майк краем глаза уловил там какое-то движение.
     В дверях появился мужчина лет сорока, бородатый, в кипе, с острым взглядом, в руке у мужчины была чашка, из которой он отхлебывал какой-то напиток, а на поясе висел пистолет в открытой кобуре.
     - Очухался, - констатировал мужчина.
     - Сколько я был... - начал Майк.
     - А, ерунда, - мужчина покачал головой. - Минуты три.
     Майк пощупал затылок, чуть болело, но там, кажется, не было даже шишки.
     - Значит, так, - сказал мужчина на довольно сносном английском. - Ваша задача - сидеть по возможности тихо. И поймите: цель у нас с вами одна и та же. По крайней мере сейчас.
     - Где Кармон? - спросил Майк.
     - Занят.
     - Я должен идти.
     - Вы должны подождать, пока мы разберемся в ситуации.
     - Могу я посмотреть телевизор? - спросил Майк. Естественное желание, странно, что этот израильтянин не смотрит, сейчас наверняка все местные каналы, не говоря о CNN и новостных каналах Европы и Штатов, еще показывают картинки с места взрыва. Он тоже должен был...
     - Да, конечно, - сказал мужчина и направился к столу, где лежала черная коробочка пульта. По дороге он опять отхлебнул из чашки, и Майку тоже захотелось пить.
     Журналист протянул руку и, когда мужчина поднял пульт, коротко ударил его по локтю. Темная горячая жидкость выплеснулась мужчине в лицо, и он охнул, выпустил и чашку, и пульт, тогда Майк сделал короткую подсечку, и мужчина рухнул на колени. Очень неудачно рухнул, ударившись головой о край стола. Что-то хрустнуло (или Майку это только показалось?), и мужчина затих.
     Майк не стал осматривать упавшего, он боялся увидеть, что у того проломлен череп. И еще он боялся, что на шум появится кто-нибудь еще, кто знает, сколько людей в этой квартире?
     Он бросился к входной двери, но она по-прежнему была заперта. Окно было закрыто, и Майк сдвинул рамы, выглянул наружу - действительно, низко, метра полтора, не больше. Он перекинул ногу через подоконник, но в это время некая мысль пришла ему в голову, и он вернулся в комнату, заставил себя подойти к лежавшему у стола мужчине, достал из кобуры пистолет - это была "беретта", с таким оружием Майку, к счастью, уже приходилось иметь дело, когда он работал в Боснии. Нет, он так ни разу и не выстрелил, но ощущение оружия очень помогало ему чисто психологически.
     Майк опустил пистолет в брючный карман и быстро обшарил карманы лежавшего без сознания мужчины. Бумажный носовой платок, сложенный пластиковый пакетик, листок бумаги с цифрами... Похоже на номер телефона, но число было Майку неизвестно. Он рассовал все обратно по карманам лежавшего и перелез через подоконник, надеясь, что на улице на него не обратят внимания. Майк плохо ориентировался в этой части Иерусалима, но приблизительно знал, где находится. Если выйти на Яффо, можно будет...
     Он понятия не имел, что будет можно.
     Поворачивая за угол, Майк обернулся: у открытого окна никого не было, улица выглядела пустой, но в подъезде дома на противоположной стороне стояла женщина средних лет. Сейчас, - подумал Майк, - она вернется домой и позвонит в полицию. Ну и хорошо, значит, охранника быстро приведут в чувство.

     * * *

     Ориентироваться пришлось по солнцу. Они с Кармоном ехали на северо-запад, значит, сейчас солнце должно быть перед глазами. Майк дошел до автобусной остановки, здесь стояло несколько человек, в основном, женщины. О чем-то возбужденно говорили на иврите, и не нужно было знать язык, чтобы догадаться, что речь шла о теракте. Майк посмотрел на табличку - здесь проходили автобусы номер 11 и 15. На одиннадцатом он как-то ездил, автобус этот шел мимо нужного ему перекрестка. Возможно, и пятнадцатый шел туда же, но Майк решил не рисковать и пропустил автобус этого маршрута, когда тот подрулил к остановке. Через пару минут подошел и одиннадцатый, Майк поднялся в салон, взял билет и прошел в самый конец. Он предполагал, что будут пробки - машина приближалась к месту взрыва, - но не думал, что они начнутся сразу, едва автобус свернет на магистральное шоссе номер 1.
     Ничего не оставалось, как смотреть в окно и размышлять. Жаль, черт побери, что свой мобильный телефон он оставил в пультовой. Он вообще редко пользовался этим аппаратом и, отправляясь в Кармоном, не подумал вернуться и взять телефон. Сейчас он бы очень пригодился.
     Хорошо, если студийная машина еще не покинула перекресток, он заберет и телефон, и пленку, а может, и камеру. А потом?
     Нужно дать пленку в эфир. Теперь-то понятно со всей очевидностью: у Кармона были знакомые среди палестинских экстремистов - он разговаривал с неведомым собеседником, как со старым приятелем. Возможно, Кармон даже знал о предполагавшемся теракте, иначе зачем было ему являться на перекресток? С другой стороны, если он знал, что случится трагедия и не предупредил службу безопасности, то он не просто имел знакомых среди террористов, он наверняка участвовал в подготовке теракта...
     Зачем?
     Еврей из "Израиль - евреям", который помогает взрывать евреев?
     Бред.
     Но иначе не получается. И к тому же, Майк, не будучи особенно искушенным во внутриизраильских разборках, все же знал о том, что кое-кто в партиях Авода и МЕРЕЦ утверждал: ультраправые евреи способны пойти на контакт с ХАМАСом для того, чтобы похоронить так называемый "мирный процесс". В конце концов, тактически и у организации Кармона, и у ХАМАСа одинаковые цели: прекратить мирные переговоры. А там, добившись разрыва прежних договоренностей, бывшие "союзники" сразу станут опять непримиримыми врагами и начнут убивать друг друга во имя высшей справедливости: палестинцы - евреев, чтобы очистить родину от сионистов, а евреи - палестинцев, с той же целью, только с обратным знаком.
     Да черт с ними со всеми, евреями и арабами, сейчас главная задача - спасти Светлану, и если для этого нужно пустить в эфир ленту с изображением Кармона на месте теракта, он это сделает.
     А может, Кармон вообще не при чем, и Светлана давно на свободе?
     Автобус вывернул, наконец, к заправочной станции, дальше проезд был закрыт наглухо, и многие пассажиры поспешили к выходу. До перекрестка, где произошел взрыв, оставалось меньше полукилометра, и Майк тоже направился к двери.
     Толпа бурлила, полицейские отодвигали кордон все дальше, но сирен слышно не было, видимо, раненых и погибших давно увезли. Майк пошел вдоль оцепления, он уже видел фургон Си-Эн-Эн, машина стояла сейчас в десятке метров от переулка, где он встретился на свою беду с Кармоном.
     Майк ввалился в операторскую и был встречен возгласами:
     - Черт возьми, Майк, куда ты запропастился? Бирнс рвет и мечет!
     - Майк, - сказал, обернувшись от экрана, Блэкстоу, - давай пленку и готовься комментировать.
     - Сейчас, - торопливо сказал Майк и направился к своему кофру, стоявшему в углу. Пленку он оставил сверху. Он открыл кофр и застыл: сверху лежала книга "От рассвета до заката", дурацкий роман, который он читал вчера.
     - Эй, - сказал Майк, тупо глядя на цветную обложку, - здесь была...
     - А, - сказал за его спиной Блэкстоу, - ты о той пленке? Ее взял твой посыльный, вы с ним разминулись?
     - Какой посыльный? - воскликнул Майк. - Когда? Вы что, ребята, как вы могли отдать пленку кому-то, даже если это мой брат-близнец?
     - Минут двадцать назад, - сказал Блэкстоу, не переставая обрабатывать поступавшую с монитора картинку, - пришел религиозный еврей в ермолке, сказал, что ты просил его взять пленку, оставленную утром.
     - Что за бред! - вскричал Майк. - И ты поверил? - А почему я должен был не поверить? - удивился Блэкстоу. - Взамен он принес от тебя только что отснятую кассету, это был отличного качества материал
     буквально из-под ног врачей "скорой помощи", и я сразу пустил его в эфир. Звук, правда, был плохим, но это естественно - слишком много криков...
     - Ты с ума сошел! - продолжал возмущаться Майк. - Когда-нибудь я посылал кого-то вместо себя?
     - А когда-нибудь ты вел репортаж с места теракта? - отпарировал Блэкстоу. - Там сейчас не до церемоний, твой Гидеон вообще до сих пор не сдал материал, он поехал в больницу "Хадаса", а там заторы. Передал по телефону, что пришлет пленку с полицейской машиной, а сам будет снимать дальше.
     - Как выглядел этот религиозный? - упавшим голосом спросил Майк.
     - Как обычно, - пожал плечами Хопкинс. - Черный костюм, шляпа, борода...
     - Рыжая?
     - Да, какая-то светлая...
     - Говорил по-английски с акцентом?
     - Почти чисто, но акцент, конечно, чувствовался.
     Майк взял из кофра свой мобильный телефон и выбрался из фургона на улицу, Блэкстоу крикнул следом:
     - Пленка, Майк!
     Майк не ответил. Главная сенсация исчезла. Более того, главная сенсация сейчас в руках тех же людей, что похитили Светлану и что устроили этот взрыв.
     Им нужно было, чтобы он, Майк, пустил запись в эфир. Он не сделал этого. Зачем им теперь Светлана? Может, ее все-таки отпустиили?
     Он помнил номер ее телефона и набрал его, затаив дыхание. Пять гудков, десять, пятнадцать... Трубку не поднимали.
     И что теперь делать?
     Майк стоял позади фургона, здесь его никто не видел, но и сам он не мог видеть происходившего. Он вспомнил, как Кармон звонил неизвестному палестинцу и...
     Майк никогда не жаловался на память. Впрочем, память у него была избирательной. Он плохо запоминал со слуха, но изображения будто фотографировал и помнил потом даже незначительные детали. Естественно, это было профессиональное умение, отработанное годами.
     Главное сейчас - ни о чем не думать. Вообще ни о чем. Видеть только картинку - Кармон набирает номер телефона, - но и об этом не думать тоже, впустить картинку в подсознание, и пусть она там раскладывается на элементы, на движения пальцев... Вверх, к цифре два, а потом...
     Майк, уже набрав номер, не мог бы сказать, каким этот номер был. Пальцы действовали сами, сознание в этом не участвовало. Возможно, он набрал совершенно другой номер, и сейчас ответит еврей... или "русский"...
     - Алло, - сказал низкий мужской голос и, не услышав ответа, добавил несколько слов на иврите.
     - Алло, - сказал Майк, стараясь продлить разговор, чтобы разобраться хотя бы в интонациях. - Алло, мне нужен...
     Он не сказал, кто был ему нужен, собеседник еще раз сказал "алло" и положил трубку. Впрочем, теперь это уже не имело значения, теперь Майк был убежден: именно с этим человеком разговаривал Кармон.
     Майк набрал на клавиатуре несколько цифр - вызвал из оперативной памяти номер телефона, с которым велся последний разговор. Теперь он знал номер, набранный интуитивно: 6283464. Какой это район?
     Майк вспомнил число, которое было написано на листке бумаги, лежавшем в кармане охранника, оставленного лежать на полу в квартире Кармона. Нет, то число было другим.
     Он набрал 144 - справочную. Вообще говоря, ни одна справочная не дает адресов по номерам телефонов, но всегда есть особые случаи...
     Девушка, поднявшая трубку, спросила что-то на иврите.
     - Мое имя Майкл Стадлер, - медленно произнес по-английски Майк, - я репортер информационного канала Си-Эн-Эн. Девушка, у меня очень важное дело. Вы понимаете меня?
     - Конечно, - сказал женский голос по-английски, - конечно, я слушаю.
     - У меня есть номер телефона... Это номер человека, раненного сегодня утром... Он в больнице, я только что оттуда. Он просил, чтобы я сообщил родным, но я не записал адреса, он мне дал телефон... Вы понимаете, у меня есть номер его телефона, но я не хочу звонить, мне нужно подъехать лично... Вы не могли бы сообщить адрес?
     - Какой номер? - спросила женщина, Майк так и не понял, то ли она поверила его рассказу, то ли эта процедура входила в ее обязанности.
     Он назвал номер и услышал:
     - Я перевожу вас на автомат, он скажет адрес сначала на иврите, потом по-английски, не бросайте трубку.
     - Большое спасибо! - с чувством сказал Майк, но женщина уже перевела разговор, что-то щелкнуло, и размеренный голос сказал:
     - Номер телефона 6283464. Адрес: Махмуд Тараки, дом 32, квартира 8, улица Ибн-Баттута, почтовый индекс...
     Квартира принадлежала арабу!
     Значит, он, по крайней мере, не ошибся. И как же теперь быть? Все-таки сообщить в полицию? Нет, это был самый нежелательный вариант - возникнут вопросы, на которые он не сможет ответить. Господи, да его же самого обвинят в пособничестве террористам - если бы он еще вчера явился в полицейский участок, может, и теракт удалось бы предотвратить! Майк не сомневался в том, что этого не произошло бы, но в полиции наверняка будут думать иначе.
     Действовать самому? То есть, явиться в дом к этому Махмуду Тараки и, угрожая пистолетом, потребовать, чтобы террористы освободили Светлану и отдали пленку? Вариант совершенно фантастический, учитывая способность Майка владеть оружием.
     Третий вариант, самый простой, - ничего не делать. То есть, ничего, кроме выполнения профессионального долга. Вернуться, взять камеру и ринуться в толпу снимать дальше этот чудовищный день. Кто ему, в конце концов, Светлана? И какое ему, в конце концов, дело до Кармона и до предательства израильских правых?
     Это сенсация, конечно, но без пленки он все равно никому и ничего не докажет.
     Слово против слова. Где свидетели? Разве что женщина, стоявшая в подъезде и видевшая, как он выбирался из квартиры через окно... А если она его не узнает?
     Майк еще раз набрал номер Светланы. Глухо. Как ни крути, но сейчас в его руках единственная - очень ненадежная - нить: квартира Тараки.
     Идти туда одному - не просто глупо. Это самоубийство.
     Майк вернулся в фургон, где Блэкстоу занимался отключением аппаратуры и сворачиванием полевой связи.
     - Уезжаем, - сказал он, - нужно обработать материалы для дневных выпусков. Комментарий пойдет из студии. Давай пленку, Майк, я буду делать монтаж. Кстати, тебя спрашивал какой-то полицейский чин.
     - Именно меня?
     - Ему нужен был репортер, сделавший съемку взрыва, - пояснил Блэкстоу. - Это действительно была классная работа, я ему так и заявил: наши репортеры - лучшие в мире.
     - А он?
     - Сказал, что ему непременно нужно задать тебе пару вопросов...
     - Ты не знаешь, где Гидеон? - спросил Майк, стоя на ступеньке снаружи и не делая попыток войти внутрь.
     - Это же твой оператор! - удивился Блэкстоу. - Тебе лучше знать.
     - Ясно, - сказал Майк и спрыгнул со ступеньки.
     Он набрал номер, но мобильный телефон Гидеона был отключен, наверняка Смолетт что-то снимал и не хотел, чтобы ему мешали.
     Майк ввинтился в толпу, которая все еще продолжала стоять на перекрестке. Сейчас народа было, конечно, меньше, чем час-полтора назад, остов автобуса увезли, с мостовой смыли кровь. Из телеоператоров остались только израильтяне, решившие, видимо, снимать до упора. Коллеги из других компаний, насколько понял Майк, переместились по больницам или вернулись в свои студии монтировать материал для дневных программ новостей.
     Майк обогнул по периметру перекресток, вышел к повороту на автостанцию, вот здесь он стоял утром, а вон там, напротив, стоял и смотрел в объектив этот сумасшедший Кармон. Неужели прошло всего два с половиной часа?
     Золотую копну волос Майк разглядел, когда Гидеон Смолетт вышел на проезжую часть, чтобы снять отъезжавший от перекрестка трейлер. Интересно, где он был раньше, почему Майк не разглядел своего оператора сразу?
     Он бросился наперерез и едва не попал под колеса. Гидеон опустил камеру и с изумлением воззрился на Майка.
     - Черт возьми, - сказал он. - Ты что, с ума сошел? Где ты был все утро? По твоей вине я даю только картинку без репортажа, мы теряем половину оплаты!
     - Заканчивай, - быстро сказал Майк, - и пошли отсюда. Есть возможность сделать сенсационный материал. Он повернулся и направился все к знакомому переулку. Гидеон шел следом.
     - Я ищу тебя с половины восьмого, - говорил он в спину Майку. - Как только услышал о взрыве, начал тебе звонить. Глухо! Ты зачем отключил мобильный телефон?
     Где тебя, черт возьми, носило?
     - Помолчи, - сказал Майк. - Подумай лучше, в какую сумму ты оцениваешь свою шкуру. Возможно, ты сможешь эти деньги заработать.
     - У кого? - с подозрением осведомился Гидеон.
     - У меня, - сказал Майк, подумав, что, если Гидеон действительно потребует гонорар за участие в походе, выкладывать деньги ему придется из собственного кармана.
     Они вошли в переулок, и здесь Майк неожиданно обнаружил справа небольшой дворик, два часа назад скрывавшийся в густой тени и практически невидимый.
     Солнце, поднявшееся над крышами, осветило детскую площадку и две скамейки. Дворик был пуст, похоже, весь Израиль сидел сейчас перед телевизорами, глядя на постоянно повторявшиеся кадры взрыва. Кадры, отснятые им, Майклом Стадлером.
     Гидеон осторожно снял с плеча камеру и положил на скамью.
     - Слушай внимательно и не перебивай, все вопросы потом, - сказал Майк.

     * * *

     Десять минут спустя он закончил рассказ словами:
     - Если ты не согласишься пойти со мной, мне придется поехать одному.
     - А если я тебя не пущу? - мрачно осведомился Гидеон. - Ты в жизни не делал большего количества глупостей, чем сегодня. И все из-за чего? Из-за женщины.
     - Из-за женщины? - удивился Майк. - Ты что, ничего не понял?
     - Понял, - поморщился Гидеон. - Если бы они не захватили эту женщину, ты бы и не подумал вставать с утра пораньше и тащиться на Яффо. Или, по крайней мере, дождался бы меня. Или сообщил бы в полицию...
     - Будем сейчас обсуждать правильность моих действий? - раздраженно сказал Майк. - Время, время... Кадры с изображением этого Кармона в эфире еще не появлялись, по крайней мере, никто не давал их в эфир до того момента, когда я покинул операторскую. Значит, либо пленку еще не продали, либо не успели обработать. В обоих случаях Светлана им больше ни к чему, она им мешает. Использовать ее они могут теперь только как возможность обменять на кого-нидудь из своих...
     - Ты действительно считаешь, что Кармон связан с арабами? - спросил Гидеон. - Это же фанатик. Он ненавидит арабов не меньше, чем они - евреев.
     - Будем спорить о психологии крайних состояний? - воскликнул Майк. - Я тебе потом объясню, что между ними общего.
     - Но если они заодно, то пленка в эфире не появится, зачем арабам дискредитировать своего сторонника?
     - А зачем им вообще нужна была эта провокация? Я уверен, они хотели подставить Кармона и всех израильских правых. Причем - моими руками. Расколоть к чертям все израильское общество. Если эта пленка выйдет в эфир, так оно и произойдет. Черт возьми, у меня не было времени серьезно подумать, но последствия такой демонстрации могут оказаться покруче самого взрыва!
     - Не гони волну, - спокойно сказал Гидеон. - Ты просто хочешь меня убедить, что, если я не поеду с тобой к арабам, то на Ближнем Востоке начнется война. А по-моему, так ты просто боишься за эту женщину и нагромождаешь ужасы.
     - Гидеон, - сказал Майк. - Сейчас у нас есть возможность сделать лучший материал в жизни...
     - Ох-хо-хо... Лебединую песню, ты хочешь сказать?
     - Ты не пойдешь со мной?
     - Я люблю играть, - медленно сказал Гидеон. - Ты знаешь, рулетка - моя слабость...
     - Да, ну и что?
     - Я поставил на красное...
     - Не понимаю.
     - Я сделал ставку, друг мой, - улыбнулся Гидеон. - В конце концов, все эти ближневосточные разборки ближе тебе, как репортеру, а я что? Мое дело - снимать. Короче, ты звонишь по телефону, который я тебе дам. Если трубку поднимет женщина, мы едем двоем. Если мужчина - извини, я тебе не попутчик.
     - А если никто не ответит?
     - Тогда мы вместе едем в полицию и рассказываем твою байку.
     - И нас сажают в одну камеру.
     - Сажают тебя, а я буду носить передачи. Не бойся, в конце концов, ты здесь иностранный гражданин, долго тебя не продержат... Зато будет сенсация. Кстати, лучший репортаж в жизни. И без риска.
     - Говори номер, - Майк приготовился набирать цифры.
     - Пять-два-пять-восемь-девять-ноль-три, - сказал Гидеон.
     Номер был Майку незнаком. Трубку сняли после пятого гудка, Майк думал о том, что все равно не сдержит слова и не пойдет в полицию, в крайнем случае, придется попросту сбежать от Гидеона.
     - Алло, - сказал женский голос. - Алло, слушаю.
     Женщина говорила по-английски.
     Лицо Гидеона неожиданно расплылось в улыбке.
     - Одна, - сказал он счастливым голосом. - Дорогой Майк, ради этого я готов пойти с тобой хоть к черту в пасть.
     Он забрал у Майка телефон и сказал вполголоса в микрофон:
     - Этель, это я...
     Гидеон отвернулся от Майка и говорил что-то очень тихо, а потом слушал ответы, а Майк все больше раздражался, время уходило, и уходило бездарно, и если Гидеон проговорит еще несколько минут...
     - Поехали, - сказал Гидеон, отдавая Майку аппарат. - На твоей машине или на моей?
     - На моей, - сказал Майк. - Я поставил ее на Яффо, за поворотом.
     Они вышли к повороту на Яффо и поняли, что уехать на машине Майка не удастся, проезжая часть все еще была закрыта для частного транспорта, пропускали только автобусы.
     - Где твоя машина? - спросил Майк.
     Гидеон махнул рукой в сторону Дворца Наций, возвышавшегося подобно ледоколу в полукилометре от перекрестка.
     - Пошли быстрее, - нервно сказал Майк.
     - Боюсь, - флегматично заметил Гидеон, - что машина сейчас не поможет. На улице Агриппас сплошная пробка, по Яффо частников не пускают, выезд на Ермиягу закрыт, так что через север тоже не проехать. Проще пешком. А еще проще...
     - Понял твою мысль, - прервал друга Майк. - Поедем по Агриппас, а потом через центр на северо-запад.

     * * *

     Двигались медленно, за рынком Махане-Иегуда вообще встали, Майк нервничал, Гидеон сохранял на лице равнодушно-сосредоточенное выражение, думал о чем-то своем, возможно, о некоей Этель, которая была дома одна.
     Что будем делать? - думал Майк. Ворвемся в квартиру с пистолетом и камерой? Встанем перед домом у всех на виду и будем снимать? Все его поступки сегодня были необдуманы, диктовались интуицией и ситуацией, у него не было ни времени, ни достаточной информации, чтобы просчитать последствия. Лишь сейчас Майк подумал, что, не обратившись в полицию, поставил на карту и свою жизнь, а теперь и жизнь Гидеона.
     За улицей короля Георга Пятого стало свободнее, Гидеон увеличил скорость и за минуту проскочил три светофора.
     - Здесь выйдем, - сказал Майк, когда машина свернула с Яффо и миновала Шхемские ворота.
     Гидеон затормозил у въезда на улицу сутана Сулеймана. Выйдя, они быстро направились по улице Салах-эд-Дина. За площадью повернули вправо и углубились в лабиринт узких улочек, пока еще знакомых Майку, он несколько раз снимал здесь - во время прошлого Рамадана, к примеру, а еще вон в том доме брал интервью у советника Арафата Ахмеда Тиби. Интересно, что говорит этот лощеный и всегда довольный собой палестинец о новом теракте?
     К черту Тиби. Улица Ибн-Баттута - направо.
     В квартале было необычно тихо, лавки закрыты, чем-то все это напоминало "Земляничную поляну" Бергмана, недоставало только часов без стрелок, висящих над головой. Будут тебе скоро часы без стрелок, - мрачно подумал Майк, - и будет дорога в вечность...
     - Стоп, - сказал он. - Мы здесь на виду, как гвозди. Особенно ты с камерой.
     - Вон тот дом, - почему-то шепотом сказал Гидеон, - до него два квартала.
     - Берем штурмом? - хмыкнул Майк.
     - А ты вообще думал, что делать? - осведомился Гидеон.
     Майк оценил на глаз расстояние до дома.
     - Да, - сказал он, помедлив. - Если ты согласен рискнуть.
     - Чем? Если шкурой, то нет, не согласен.
     - Шкурой - да, только не своей.
     - О, это с удовольствием. Чью шкуру ты имеешь в виду?
     - Мою. Делаем вот что. Ты становишься на перекрестке и начинаешь съемку. Снимаешь так, чтобы фасад дома постоянно был в кадре. Я звоню и вхожу...
     - Если тебя впускают, - заметил Гидеон.
     - Думаю, впустят. Дальше действую по обстановке. Ты рискуешь лишь тем, что охранники - наверняка они там есть - потребуют, чтобы ты прекратил съемку. Может, даже камеру потребуют. Отдай. Отдай и уходи.
     - Конечно, - согласился Гидеон. - Ты мне заплатишь за аппаратуру?
     - Все, - сказал Майк. - Я пошел.
     - Эй, - сказал Гидеон. - По-моему, ты рехнулся. Ты лезешь в пасть к дьяволу.
     - Нет... У меня есть против него заговоренное слово.
     Он быстро пошел вперед, чувствуя, как у него начинают дрожать колени. Хорохориться он мог перед Гидеоном, но себе-то должен был признаться в том, что "заговоренное слово" было всего лишь уверенностью, что он обладает знанием неких деталей, которые можно продать "палестинским друзьям". За Светлану, естественно.
     Он дошел до угла, убедился, что дом, перед которым он стоял, именно тот, что ему нужен, и направился к двери. Он очень надеялся, что походка его выглядит решительно. Пистолет в кармане ощущался приятной тяжестью, мелькнула мысль, что нужно снять предохранитель, мало ли что, но Майк эту мысль отогнал, да она и сама исчезла, когда он поднялся на три ступеньки и позвонил в дверь.
     Шагов Майк не услышал, но кто-то изнутри - так ему показалось - начал пристально разглядывать его в глазок. Дверь приоткрылась, и возникший в проеме араб коротко кивнул, молча пригласив Майка войти. Ему показалось, что приглашение выглядело скорее как приказ, но на раздумья времени уже не оставалось. Он вошел с ощущением, что делает самую большую ошибку в своей жизни. Может, даже последнюю.
     В салоне было сумрачно, на улицу выходило только одно окно, наполовину прикрытое шторами. Обстановка оказалась стандартно-европейской, не было ничего, что можно было бы назвать типично-восточным. Хозяин - или просто сторож? - не думал пропускать Майка в квартиру, встал перед ним и что-то сказал по-арабски.
     - Я говорю по-английски, - сказал Майк. - Я репортер Си-Эн-Эн Майкл Стадлер.
     Араб внимательно оглядел Майка и сказал на довольно сносном английском:
     - Что вам нужно?
     - О моем присутствии здесь, - сказал Майк, - знают несколько человек в руководстве компании и в израильской полиции. Если со мной что-нибудь произойдет...
     - Почему с вами что-то должно произойти? - удивился араб.
     И Майк неожиданно понял, что понятия не имеет, как вести разговор дальше. У него были кое-какие козыри, но он мог бросить их на стол лишь в ответ на действия хозяев дома. А если действий не будет? Если этот араб станет попросту все отрицать? Сделает большие глаза? Или даже вызовет полицию сам? Что он скажет полицейским?
     - Так я все-таки не понимаю, - сказал араб, - что вам нужно?
     - Мне нужен Хассан, - сказал Майк. - Я полагаю, он здесь.
     - Здесь, - подтвердил араб. - Хассан - это я.
     - В таком случае вы должны знать, что произошло с женщиной по имени Светлана.
     - Русская? - задумчиво спросил Хассан, будто впервые услышал это имя.
     - Еврейка, - поправил Майк.
     - А что... - протянул Хассан, разглядывая Майка, - с ней что-то произошло?
     - Послушайте, Хассан, ее похитили ночью из ее квартиры. У меня есть основания предполагать, что она в этом доме. Давайте решим все миром. Вы отпускаете Светлану, мы уходим и забываем об этом доме навсегда. Пленка остается у вас, я не стану поднимать шума. Иначе...
     Он запнулся.
     - Иначе... - спокойно сказал Хассан, - вы сообщите в полицию, а?
     - Нет, зачем, у нашей компании есть свои возможности... Вам они не понравятся.
     - Например, ваш оператор, который стоял на углу и снимал дом крупным планом?
     Почему "стоял"? - мелькнула мысль. Майк бросил взгляд в окно, но перекрестка отсюда не было видно.
     - Садитесь, - бросил Хассан. - Вон туда, на диван.
     Диван стоял в дальнем углу комнаты, если придется бежать, то путь к двери будет отрезан. Через окно - подавно, окно было забрано решеткой. Была еще дверь, которая вела куда-то внутрь дома - возможно, на лестницу, но пользы от нее, конечно, не было.
     Майк прошел к дивану и сел. Если Хассан не вооружен, то можно будет... Нет, лучше обойтись без стрельбы. В конце концов, убивать западного журналиста им ни к чему. Такого ХАМАС еще не делал. И сейчас не сделает, им это не нужно - особенно после сегодняшнего теракта. Они хотели его использовать. И использовали.
     Теперь он пришел к ним за гонораром - имеет право. В качестве гонорара - Светлана. Пусть платят.
     Хассан передвинул стул на середину комнаты, сел, закинув ногу на ногу, оружия у него, вроде бы, не было, но разве можно было сказать это наверняка?
     - Пожалуй, - сказал Хассан, - вам придется для начала ответить на несколько вопросов. Первый: кто вывел вас на этот дом?
     - Ваш еврейский подельщик, - сказал Майк, у него не было оснований скрывать имя. - Вы, конечно, знаете Шауля Кармона, он говорил с вами час назад.
     Было очевидно, что Хассан изумлен. Он старался не выдавать своих чувств, но в позе появилось напряжение, взгляд стал острее. Конечно, он знал Кармона и был неприятно поражен тем, что этот еврей по неосторожности или глупости выдал важную информацию западному репортеру, способному разболтать ее всему свету.
     - Кармон... - раздумчиво произнес Хассан. - Нет, господин Стадлер, придумайте что-нибудь другое.
     Майк пожал плечами.
     - Вы же не станете отрицать, - сказал он, - что Кармон звонил вам, говорил с вами, я даже могу повторить его слова: "Вы провокатор, Хассан. Почему вы допустили..."
     - Очень неосторожно с его стороны, - огорченно произнес Хассан. - Я имею в виду, что он не должен был говорить в вашем присутствии по-английски. Или вы понимаете арабский?
     - Иврит, - поправил Майк. - Нет, я не понимаю иврита.
     - Тогда... - поднял брови Хассан.
     - Давайте не будем терять времени. Вы хотели получить пленку, вы ее получили. Мне нужна эта женщина, Светлана. Вам она уже ни к чему. Разойдемся по-мирному, и в эфире ни слова не будет сказано ни о вас, ни об этом доме.
     - Здравая мысль, - протянул Хассан. - Но я не решаю это сам... К тому же, у вас есть информация, которой вы непременно должны поделиться. Я понимаю, что вы гражданин Великобритании и, следовательно, у меня нет права на вас давить, как я бы поступил по отношению, скажем, к палестинцу или даже еврею. Иными словами, давайте сделаем все официально, чтобы потом не возникло разночтений. Идет?
     - О чем вы? - удивленно сказал Майк. У него были иные представления о людях, взрывающих автобусы на городских улицах. Впрочем, не сам же Хассан, на самом-то деле, вешает на себя взрывчатку. Он - один из лидеров. Мозговой центр. Почему бы ему не изъясняться, как интеллигентному человеку? Впрочем, даже интеллигентный человек способен пустить гостю пулю в лоб, если гость начнет делать глупости.
     Хассан подошел к внутренней двери и что-то сказал, приоткрыв одну створку. Майку показалось, что слова были сказаны на иврите, но он мог и ошибиться.
     Хассан вернулся, но сел теперь рядом с Майком на край дивана. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Кармон собственной персоной. В том же костюме, что утром, с коробочкой сотового телефона на поясе. Кармон сел на стул, на котором только что сидел Хассан, и изучающе посмотрел на Майка.
     - После вашего удара, - сказал он, - у моего помощника на затылке огромная шишка. Он вынужден был обратиться к поликлинику, и ему наложили шов.
     - А за каким чертом вы...
     - Господин Стадлер, - резко сказал Хассан, - вы правы, у нас действительно очень мало времени. Я офицер изральской службы общей безопасности ШАБАК. Зовите меня Хассаном, если вам нравится, но это, конечно, не мое настоящее имя.
     - То есть вы... - сказал Майк. - Не понимаю... Это вы взорвали сегодня... Но это невероятно...
     - У вас в голове полная каша, - сказал Хассан, а Кармон подтвердил кивком головы. - Чты вы себе вообразили? Что еврей, - он ткнул пальцем в Кармона, - даже если он трижды правый, пойдет на сговор с хамасовцами и будет участвовать в подготовке теракта? Майк молчал, мысли не увязывались друг с другом. Собственно, мысли вообще куда-то исчезли, кроме единственной, казалось бы, не следовавшей из слов Хассана: Светланы здесь нет.
     - Давайте-ка я вам кое-что объясню, - продолжал Хассан, - в пределах той информации, что вам может понадобиться. Первое: в этом доме нет никаких хамасовцев. Второе: господин Кармон сотрудничает со службой безопасности. В отличие от вас, господин Стадлер, который скрыл важные сведения. Надеюсь, вы понимаете, что, позвони вы вечером в полицию, сегодня семнадцать человек остались бы живы!
     - У меня не было уверенности, - пробормотал Майк, - а потом... Потом они выкрали Светлану...
     Они... А если, все-таки, не "они", а именно эти, и Хассан попросту врет, а Кармон с ними заодно, и сейчас идет игра, которую он так и не понял...
     Должно быть, Хассан уловил сомнения в лице Майка. Он хмыкнул, полез в боковой карман и вытянул какую-то серую карточку с фотографией. Он подержал карточку перед носом Майка секунды три и спрятал. Наверняка Хассан решил, что Майк только и успеет разглядеть герб Израиля в правом верхнем углу. Однако картинка запечатлелась в мозгу четко и, прежде чем спрятать ее в потаенном углу сознания для последующего анализа, Майк поискал и нашел слова, написанные латинским шрифтом. Они шли по левому краю: "The General Security of Israel".
     Действительно, ШАБАК...
     А если они и карточку подделали? Не так-то это сложно, в конце концов, особенно если учесть, что он ни разу прежде не видел такой карточки и мог, в принципе, поверить совершенной туфте.
     - Не понимаю, - сказал Майк. - Если вы работаете на ШАБАК, и если вы знали о теракте, то почему все это произошло?
     - К большому сожалению, мы ничего не знали, господин Стадлер. Можете называть это провалом, но это так... И потому сейчас очень важно...
     - Да как же не знали? - воскликнул Майк. - Если он, - Майк кивнул в сторону Кармона, - работает на вас, и если он оказался на месте буквально за секунды до взрыва, то значит...
     - Ничего не значит, - прервал Майка Хассан.
     - Он пришел туда случайно? Вы хотите, чтобы я в это поверил?
     - Нет, - покачал головой Хассан, а Кармон сидел, мрачно уставившись в пол, - нет, не случайно. Послушайте, господин Стадлер, возможно, вы все поймете, а возможно, кое-что так и останется для вас неясным. Единственное, чего я хочу от вас сейчас - не мешать.
     - Как и чем я могу вам помешать? - буркнул Майк.
     - Информацией. Ваш оператор снимал этот дом. Это нельзя. Вы вольны дать в эфир любую интерпретацию сегодняшних событий. Я прошу вас быть предельно сдержанным в комментариях...
     - Светлана! Если ее здесь нет, то...
     - Давайте попробуем разобраться, - предложил Хассан и попросил Кармона: - Шауль, дай-ка карту, вон она, на секретере... Кармон, движения которого выглядели какими-то скованными, будто он мысленно контролировал каждый шаг, передал Хассану свернутую в несколько раз крупномасштабную карту Иерусалима, Хассан разложил карту на столе и взглядом пригласил Майка подойти и посмотреть.
     - Покажите точное место, - сказал он, - где стоял телефон-автомат, из которого звонил "религиозный", и покажите, если можете, маршрут, по которому он ушел. Майк мог это сделать даже с закрытыми глазами, он ткнул пальцем в небольшую площадь перед зданием центра "Ворота города" и показал, как террорист перешел улицу, место, где он, по словам Светланы, сел в машину, и направление, в котором поехал.
     - Он был в черной шляпе и костюме, борода рыжеватая, лысый, и без кипы - это показалось Светлане странным. Машина - серая "субару", довольно потрепанная.
     - Рост ниже среднего, полноватый? - спросил Кармон со странным напряжением в голосе.
     - Да, - кивнул Майк. Он видел: Кармон хотел спросить что-то еще, но промолчал, лицо его не выражало теперь даже обычного интереса. Кармон перестал слушать, думая о своем.
     Майк впервые описывал для кого-то вслух то, о чем рассказывала Светлана, и странное ощущение узнаваемости мешало ему сделать некий вывод. Некий очевидный вывод, который...
     Что-то он видел уже потом. Что, где и когда? Воспоминание всплыло, наконец: он снимал на месте теракта, и его отогнал религиозный еврей... Рыжеватая борода, шляпа, под которой угадывалась лысина... Это был тот же самый человек. Значит...
     - ...И заберете своего оператора, - услышал он, будто сквозь ватное одеяло, голос Хассана.
     - Гидеона? - воскликнул Майк. - Вы его... что?
     - Ну, он стоял на видном месте и демонстративно снимал... Район, вы же видите, арабский. Мы не могли открыто подойти и попросить удалиться... В общем, думаю, его чуть помяли. Но очень немного. Во всяком случае, он встретит вас у Новых ворот. И мой совет: возвращайтесь в свой офис или куда угодно, делайте свою работу и ни слова о том, что с вами происходило. Вы не знаете Кармона, вы не знакомы со мной, вы никогда не были в этой части города. На месте теракта вы оказались совершенно случайно. Поверят вам или нет - ваши проблемы, попробуйте врать убедительно, здесь я вам не помощник. Все остальное мы сделаем сами...
     - Светлана...
     - Если нам удастся ее освободить, она сразу с вами свяжется.
     - Если!
     - К сожалению - если.
     - Пойдемте, Стадлер, - сказал Кармон. - Вы теряете время. И отдайте, наконец, пистолет. У вас же нет на него разрешения.
     Майк достал из кармана "беретту", с сожалением протянул Кармону.
     Все возвращалось на круги своя. Он оказался там, где был рано утром. Ничего не знал, ничего не мог...
     Но у Майка было странное ощущение, что он знает все.

     * * *

     Гидеон действительно стоял у Новых ворот, под глазом у него красовался синяк. Кармон подвез Майка к противоположному тротуару и умчался, Майку пришлось перебегать дорогу, и он едва не угодил под машину. По дороге он произнес всего слова, и Майк не понял, кого Кармон имел в виду:
     - Господи, какой дурак...
     - Ко мне подошли два араба, - рассказывал Гидеон несколько минут спустя, когда они ехали в его машине в сторону корпункта, - вежливо попросили убираться к чертям... Я отошел в сторону, продолжая снимать. Тогда эти двое взяли меня в клещи и потащили в сторону Шхемских ворот. Должно быть, это обычное дело - никто и не подумал вмешаться. Я, ты ж понимаешь, брыкался, но в меру, все-таки на плече была камера... Тогда мне залепили в глаз. Потом, когда мы оказались на безлюдной улице, вдруг вежливо попросиили отдать пленку. Я, понимаешь, не герой - отдал. Меня поблагодарили, проводили к Новым воротам и посоветовали подождать тебя...
     Майк включил приемник и попытался поймать какую-нибудь англоязычную станцию. В эфире были только ивритские и арабские, промелькнула еще вроде бы русская речь, голоса были возбужденными, ясно, что говорили о теракте, Майк улавливал отдельные слова, но не хотел вслушиваться. Он перешел на средние волны, здесь должна была быть египетская станция, каждые полчаса передававшая новости на английском. Майк посмотрел на часы: десять тридцать. Он только сейчас, будто сопоставив истинное время с биологическим, ощутил голод - утром он успел лишь выпить кофе.
     - В эфире новости, - сказал по-английски мужской голос с арабским акцентом. - Президент Мубарак только что выступил с заявлением о коррупции в налоговом ведомстве Александрии. Два чиновника, которые...
     Майк приглушил звук. Ну, конечно, для Каира взрыв в Иерусалиме - не повод забывать о делах внутренних. Гидеон свернул на улицу короля Георга, сейчас здесь уже не было пробок, но на каждом перекрестке движение задерживали светофоры, и они все равно плелись со скоростью черепахи, смазанной скипидаром.
     - В Израиле, - сказал диктор, и Майк опять сделал звук громче, - утром произошел террористический акт. Террорист-самоубийца взорвал самодельное взрывное устройство в иерусалимском автобусе. По официальным данным, погибли двенадцать человек, и еще около сорока ранены. Ответственность за эту акцию взяла на себя палестинская организация ХАМАС, представитель которой позвонил на первый канал израильского телевидения. Президент Мубарак выразил израильскому премьер-министру свои соболезнования и отметил, что действия террористов являются следствием неконструктивной политики Израиля на переговорах по ближневосточному урегулированию. Усиление террористической деятельности прямо связано с ухудшением политической...
     Майк выключил приемник.
     - Останови, - сказал он.
     Гидеон покосился на Майка, но продолжал ехать с прежней скоростью.
     - Останови, - повторил Майк.
     - Где? - спросил Гидеон. - Здесь везде запрещено. Вот сверну на Рамбам... А что ты, собственно, хочешь?
     - Они не дали в эфир кадры с Кармоном, - сказал Майк, и Гидеон нахмурился, он не знал ни о каких кадрах с Кармоном. - А ведь из-за этих кадров они устраивали весь сыр-бор... Значит, не нашли покупателя. Значит, ищут. Значит...
     Он щелкнул пальцами.
     - Ты не помнишь номер телефона Деланжа из Би-Би-Си? - спросил он Гидеона. - Я не хочу спрашивать в нашем пресс-центре, они сейчас на меня злы как десять чертей...
     - Зачем тебе наш конкурент? - спросил Гидеон.
     - Номер, если знаешь?
     - Посмотри в бардачке, там лежит мой блокнот...
     Майк быстро перелистал страницы. Он нашел не только номер телефона Деланжа, но и еще несколько номеров репортеров из американских и европейских агентств. Зачем они были Гидеону в таком количестве? Мысль промелькнула и осталась воспоминанием, он уже набирал номер. Машина свернула на Рамбам, и Гидеон прижал ее к бровке тротуара. Выключил двигатель и повернулся к Майку всем корпусом, внимательно слушая разговор.
     В трубке стоял шум, Деланж наверняка бегал сейчас где-то в поисках информации.
     - Анри? - прокричал Майк. - Это Стадлер.
     - Эй, Майк! - голос Деланжа едва доносился сквозь помехи. - Тебя все обыскались! Я только что видел твоего режиссера...
     - Погоди! - прервал Майк. - Ответь мне на вопрос: не обращался ли к тебе или к кому-то из твоей компании в течение последнего часа или двух некий религиозный еврей с предложением купить телевизионную кассету с уникальным репортажем?
     - Кассету? - переспросил Деланж. - К нам - нет. А что за кассета?
     Может, врет, - подумал Майк. - Но это станет ясно, если Би-Би-Си выпустит Кармона в эфир.
     - А к другим? - продолжал он. - Может, ты слышал...
     - Нет, - сказал Деланж. - Но со мной, ты понимаешь, информацией не делятся...
     Поблагодарив, Майк прервал разговор и сразу набрал номер телефона Андрея Суханова, репортера российских новостей. У россиян вряд ли есть деньги купить материал, но все-таки...
     Телефон не отвечал, а потом мягкий женский голос объяснил на двух языках, что аппарат временно выключен. Отключены были мобильные телефоны и других, знакомых Майку, репортеров. Естественно, люди сейчас делают дело, им не до разговоров.
     - Послушай, - сказал Гидеон, - я об этой пленке... Если этим... важны отдельные кадры, они могли продать их в газеты, а не на телевидение...
     - Да... - протянул Майк, оценивая мысль. Мысль была зравой, но резко увеличивала круг поисков. Хотя... Израильские газеты можно исключить - вряд ли "религиозный" явится в "Маарив" или "Джерузалем пост" со своим предложением. А из иностранных... Господи, почему он не подумал об этом раньше? Форбишер! Генрих Форбишер был репортером от Бога. Он появлялся там, где хотел и снимал то, что хотел. Никто - даже его ближайшие друзья - не знали наперед, где объявится вездесущий Генрих завтра и, тем более, через неделю. Снимки свои, сделанные практически всегда при обстоятельствах чрезвычайных, а порой загадочных, Форбишер обычно продавал не газетам, а фотоагентству "Мазон" в Париже. Сколько зарабатывал на этом Генрих, не знал точно никто, а хозяин "Мазона" Анри Бакье именно на снимках Форбишера сколотил свой десятый миллион. Не всегда, впрочем, Генрих выступал под собственной фамилией. Майк слышал историю о том, как Генрих снял в парижском туннеле умиравшую принцессу Диану - единственный из репортеров, кто успел это сделать, а ведь явился он на место трагедии не самым первым. Впоследствии снимок появился в "Билд", под ним стояла никому не известная фамилия, и знакомые репортеры утверждали, что Генрих попросту не захотел марать свое имя. Собственно, именно эта подпись и породила сомнения в подлинности снимка. Майк знал: если к фотографии приложил руку Генрих, то снимок, конечно же, был подлинным.
     В Иерусалиме Форбишер появился неделю назад, Майк видел его позавчера на пресс-конференции иорданского принца Хасана, приезжавшего уговаривать Нетаниягу смягчить тон в диалогах с Арафатом. Зная способность Форбишера отыскивать горячее там, где всем казалось всего лишь тепло, Майк спросил:
     - Генрих, зачем тебе Хасан? Это ведь не скуп, прошибить Биби может только асфальтовый каток.
     Генрих не удостоил коллегу даже взглядом, покосился через плечо и процедил:
     - Майк, смотри в камеру, пропустишь самое интересное...
     В тот вечер ничего интересного не произошло, и Майк решил, что Генриху изменила интуиция.
     Портье в гостинице "Цезарь", где, как знал Майк, остановился Форбишер, сообщил номер его телефона, но сказал, что репортер ушел рано утром, сразу после теракта. Номер мобильного телефона? Извините, нам ничего не известно о том, есть ли у господина Форбишера мобильный телефон...
     - На перекрестке я его не видел, - сказал Гидеон, послушав переговоры Майка.
     - Он не мог найти в Иерусалиме скуп больший, чем этот теракт, - Майк размышлял вслух. - Но я его тоже не видел сегодня. С другой стороны...
     Номер телефона. Номер телефона на листке бумаги в кармане телохранителя Кармона. Естественно, Майк его запомнил, но, не сумев ни с чем отождествить, спрятал в памяти. Это был тот же номер!
     Черт возьми, что же происходит на этом свете?
     Еврейский экстремист Кармон является на место будущего теракта и рассказывает сказку о том, что его хотели подставить. Потом Кармон ведет разговор по телефону с арабом, на поверку оказавшимся агентом ШАБАКа. Действительно ли оказавшимся? Может, это был всего лишь хорошо разыгранный спектакль, но тогда... Тогда почему они его отпустили? И его, и оператора? И теперь еще одна загадка - телефон Форбишера в кармане у телохранителя Кармона. Зачем нужно еврейскому экстремисту Кармону, связанному то ли с палестинцами, то ли с ШАБАКом, звонить независимому репортеру Форбишеру, который никогда не был ни с кем связан и действовал на свой страх и риск, пользуясь исключительно собственными источниками информации?
     Источники информации... Форбишер, не жаловавший Израиль и последние полгода поставлявший в газеты пикантные фотографии европейских знаменитостей, появляется в Иерусалиме за неделю до трагедии и не желает отвечать на вопрос, что его сюда привело. Неужели его конфидент сообщил, что в столице Израиля намечен теракт? Это уж и вовсе глупость, иначе придется предположить, что хамасовцы раструбили о своих планах на всю Европу. Но тогда и израильская служба безопасности должна была об этом прослышать и непременно вмешаться. Если...
     Дикая мысль, но, если сложить все эти элементы в единую мозаику... Получается, что ШАБАК, Кармон, ХАМАС и Форбиндер действуют заодно или, по крайней мере, осведомлены о взаимных планах! Но тогда - израильтяне знали о предстоящем взрыве? Это возможно. Они знали о взрыве, но не знали - когда и где. Да? Почему же на перекрестке появился Кармон? И почему там так и не появился вездесущий Форбишер, сразу после взрыва покинувший гостиницу, расположенную в десяти минутах ходьбы?
     Если Форбишер по своим каналам прослышал о скупе, еще большем, чем этот взрыв...
     Что может быть сенсационнее в этот ужасный день?
     - Что будем делать? - нетерпеливо спросил Гидеон. - Давай вернемся на Яффо. Или поедем в "Шарей цедек", туда непременно приедет Вейцман. Ты хочешь, чтобы нас с тобой уволили?
     - Форбишер, - пробормотал Майк, - если мы найдем этого проныру, мы распутаем весь клубок.
     - С чего это ты взял?
     Майк пожал плечами. Ни с чего он это не взял. Интуиция. Если хамасовцы не оставили надежду опубликовать фотографии Кармона, ставящие под удар всех израильских правых, то Форбишер - самый надежный кандидат.
     Светлана!
     Мысль о ней прокалывала сознание, как раскаленная на огне игла, Майк загонял эту мысль вглубь - он ничего не мог сделать для ее освобождения, кроме одного: найти и дать в эфир пленку, значит, об этом и нужно было думать. Если... Если сама Светлана не была участницей этого плана. Почему именно она оказалась в нужный момент возле того таксофона? Почему согласилась провести с ним вечер и даже сообщила номер своего телефона? Могло ли все это быть частью разыгрываемого представления? Цель все та же - заставить его быть в нужное время в нужном месте. И Светлана всего лишь сыграла свою роль, жизни ее ничто не угрожает, и он зря мечется и мучается - он свое сделал, снял и даже отдал пленку нужным людям, пусть не сам отдал, пусть нужные люди ее попросту украли, суть от этого не меняется...
     А ведь и это может быть правдой... Светлана... Могла она?..
     Майк тряхнул головой, заставляя ненужные мысли, будто сухие листья, осыпаться на дно сознания. Глупости. Русская репатриантка заодно с террористами ХАМАСа? Не было такого никогда и не будет. А Кармон? Еврейский экстремист, ненавидящий палестинцев, сторонник идеи неделимой Эрец Исраэль - он что, лучший, чем Светлана, кандидат на сотрудничество с арабами? А ведь Майк нашел объяснение и его поступкам: провокативное поведение, тактическая общность целей - желание намертво остановить мирный процесс...
     Цель оправдывает средства? Но не до такой же степени...
     - Так мы едем или нет? - нетерпеливо сказал Гидеон.
     - Да, - решился, наконец, Майк. - Возвращайся на улицу Ибн-Баттута.
     - Зачем? - нахмурился Гидеон и потрогал пальцем синяк. - С меня достаточно одного украшения. Я не сторонник симметрии.
     - Поезжай, - повторил Майк. - Остановишь на перекрестке, где тебе залепили в глаз, я выйду, а ты можешь ехать куда угодно. Например, к Блекстоу - доложить о том, что Стадлер спятил.
     - А ты действительно спятил? - спросил Гидеон с легким смешком, выводя машину в левый ряд и сворачивая на улицу Агрон.
     - Хороший вопрос, - одобрил Майк. - Ты ведь так не подумал?
     - Нет, - буркнул Гидеон. - Но мне это не нравится.
     - Мне тоже, - согласился Майк. - Но ничего другого сейчас в голову не приходит. И если мы хотим сделать материал, а не плестись в конце событий... Один скуп я уже потерял, и если потеряю второй...
     - Какой это скуп ты потерял? - недоверчиво спросил Гидеон.
     - Здесь налево, - сказал Майк, - и за светофором притормози.
     - Куда ты собрался без меня? - забеспокоился Гидеон. - Чем ты будешь снимать? Глазами?
     - Останови.
     - Это не тот дом. И улица не та.
     - Это тот дом, только с задней стороны. Если свернуть направо, выедешь на тот перекресток.
     - И что дальше? - спросил Гидеон, останавливая машину у бровки тротуара. - Учти, сейчас тебе от меня и камеры не избавиться.
     - Надеюсь, что мы не опоздали, - пробормотал Майк. - Вполне могли опоздать, сейчас все решают минуты, а мы потеряли полчаса.
     Он перегнулся через сидение, достал лежавшую сзади камеру, передал Гидеону.
     - Начнешь съемку, когда я скажу, - бросил он. - А пока свяжись с Блэкстоу и попроси, чтобы нам освободили эфир, как только мы вернемся с материалом.
     - Он меня пошлет, - сообщил Гидеон. - Сообщи сам. Я понятия не имею о твоих идеях...
     - Некогда, - отрезал Майк. Ему не хотелось сейчас говорить с режиссером, он знал, что это будет трудный разговор, который может закончиться грубостью или скандалом, а если позвонит Гидеон, то все ограничится лишь "да" или "нет".

     * * *

     - Вот, - сказал Майк десять минут спустя, - видишь мужчину, который свернул справа? Начинай снимать, я буду комментировать.
     Разговор с Дэвидом удовольствия не доставил. Режиссер наотрез отказался разговаривать с Гидеоном и потребовал к аппарату Майка, где бы он ни находился. Майк попросил эфир, получил неожиданное и быстрое согласие (Дэвид даже не поинтересовался, где они сейчас находятся!), и положил трубку, услышав, что, если скуп не пройдет в эфир в течение часа, уволены будут оба...
     Хассан шел по тротуару, опустив голову, и казалось, ничего не замечал вокруг. Конечно, это было не так, но увидеть Гидеона он не смог бы: Майк с оператором оставили машину и спрятались от посторонних взглядов в подъезде дома на противоположной стороне улицы. Здесь стоял странный затхлый запах, в дом то входили, то выходили люди, в основном, женщины, бросавшие на Майка с Гидеоном настороженные взгляды. Зажегся красный глазок, Гидеон повел камеру следом за приближавшимся Хассаном, и Майк сказал:
     - Вы видите сейчас уникальные кадры. Этот человек представляется агентом израильской службы безопасности, хотя на самом деле им не является. Откликается на имя Хассан, но наверняка это имя ему не принадлежит...
     Хассан подошел к спрятанной в неглубокой нише двери, которая вела в дом, где Майк побывал всего полчаса назад, остановился, показав Гидеону и камере свой профиль, огляделся по сторонам и...
     Все, что произошло потом, заняло меньше пяти секунд, которые сознание Майка автоматически распределило по кадрам.
     Кадр первый. Хассан поворачивает голову вправо, и на лице его появляется выражение глубокого изумления. Одновременно из-за поворота улицы вылетает израильский джип, в котором сидят около десятка солдат. Но изумление Хассана связано вовсе не с солдатами, взгляд его направлен почти на Майка, почти в объектив камеры, но именно почти, смотрит он куда-то вбок, в сторону, которая не видна Майку и Гидеону из их укрытия.
     Кадр второй. Джип с отчаянным визгом тормозит перед Хассаном, загораживая его от Майка. Солдаты с грохотом сыпятся из кузова, и Гидеон крякает от огорчения - он не видит самого главного, что сейчас происходит по ту сторону улицы.
     Кадр третий. Есть кое-что интересное для съемки и по эту сторону. К тротуару, метрах в пяти от Майка с Гидеоном подкатывает серая "даяцу", за рулем которой виден профиль Кармона, а рядом... Нет, это невозможно... Откуда... Но это так - Светлана, сжавшаяся в комок, лицо ее искажено гримасой то ли страха, то ли недоумения, понять трудно, стекло отсвечивает...
     Кадр четвертый. Джип, взревев, отъезжает, и вдруг оказывается, что дверь в дом, скрытая за какими-то щитами, открыта, израильтяне уже скрылись внутри, а перед дверью, выставив автоматы, стоят четверо солдат и рассматривают редких прохожих, не решающихся приблизиться к злополучному дому. Хассан... Нет, Хассана не видно, он будто растворился в воздухе.
     И пятый, заключительный, кадр. Чья-то широкая ладонь неожиданно появляется в светлом прямоугольнике, видимом из темноты подъезда, где спрятались Майк с Гидеоном. Рука, будто живущая своей независимой жизнью, толкает камеру, и Гидеон, чертыхнувшись, отступает, но теперь в проеме появляется чья-то фигура, загораживающая место действия, и знакомый голос произносит:
     - Майк, дружище, если даже я не снимаю, то тебе это сейчас и вовсе ни к чему.
     Гидеон опускает камеру, а из груди Майка вырывается возглас изумления.
     Впрочем, если кто-то и может появиться в кадре так эффектно и неожиданно, то это, безусловно, Генрих Форбишер.
     А потом время растягивается резиновым шнуром, потому что из машины выходит Светлана и медленно-медленно, один кадр в минуту, один шаг в час, один взгляд в вечность - плывет к подъезду.
     Скорее, - молит Майк. Впрочем, это неважно. Она жива, и сейчас неважно все остальное...

     * * *

     - По сути, вы так ничего и не поняли, - усмехаясь одними глазами и сохраняя на лице серьезное выражение, сказал Кармон.
     Наступил вечер, первые звезды только что появились на небе, улица Бен-Иегуды была полна пешеходов, как и в любой другой вечер позднего иерусалимского лета.
     Кармон сидел за столиком напротив Майка, а Светлана сидела рядом, Майк положил руку на ее ладонь, сжал пальцы и не собирался отпускать.
     - Почему же? - сказал Майк. - Весь день я пытался сложить эту мозаику, правда, мне все время мешали...
     - А вы все время мешали нам, - вздохнул Кармон. - Но ваш последний сюжет, пожалуй, неплох. За такой комментарий, думаю, вам не поздоровится. Начальство еще не записало вас в экстремисты?
     - Черт с ними, - заявил Майк. Сейчас ему, пожалуй, действительно было все равно, что скажет или сделает главный редактор экстренных новостных программ.
     Завтра Майк будет думать иначе, но этот вечер принадлежал лично ему, и он позволял себе делать то, что считал нужным. Например, поднести к губам руку Светланы и поцеловать ее ладонь.
     - Черт с ними, - повторил Майк. - По-вашему, я мог дать нейтральный комментарий после всего, что произошло?
     - А что, по-вашему, произошло на самом деле? - Кармон испытующе посмотрел на Майка.
     - Насколько я понял, - сказал Майк, - на вас, как на лидера израильских ультраправых, "наехали" хамасовцы с очевидной целью: показать всему миру, что "Израиль - евреям" - террористическая организация и, несмотря на ненависть к арабам, готова пойти с ними одним путем ради дестабилизации положения на Ближнем Востоке. Израильские ультраправые, в своем стремлении уничтожить процесс Осло, готовы сами организовать один-два небольших теракта. Если я не ошибаюсь, идея носилась в воздухе, ваши левые не раз намекали на такую возможность, условия для провокации вполне созрели...
     - Полный идиотизм, - поморщился Кармон. - С нашими левыми невозможно иметь дело, у них отсутствует логика...
     - Не будем о левых, - быстро сказал Майк, понимая, что Кармон готов забыть обо всем, только бы понести мерецников и прочих коммунистов по всем израильским кочкам. - Короче, кому-то в ХАМАСе, из тех, кто готовил к акции смертника, пришла в голову идея не просто устроить очередной взрыв, но и внести в израильское общество изрядный раскол. Они сделали ловкий ход. Кто-то из ваших знакомых, людей, кому вы, безусловно, доверяете, позвонил вам и назначил встречу на том перекрестке сегодня в семь утра. Не знаю, что он вам сказал... Но вы приняли все за чистую монету и пошли...
     - Ну спасибо, - хмыкнул Кармон. - Хороших же людей вы числите в моих друзьях!
     - С друзьями вы, полагаю, разберетесь сами, - отмахнулся Майк. - Или уже разобрались... Как бы то ни было, вы явились на перекресток. И еще им нужен был телерепортер, чтобы запечатлеть вашу физиономию за несколько минут до взрыва. Репортер не должен был быть израильтянином, тот бы вычислил вас и, кроме того, израильтянин практически гарантированно предупредил бы полицию. Они позвонили мне.
     - Почему вам? - Кармон с любопытством посмотрел Майку в глаза. - Вы комментатор, а не оператор...
     - Видите ли, я довольно часто веду репортажи сам, без оператора, не всегда возможно ходить вдвоем, вот, скажем, в Хевроне... Впрочем, неважно, - оборвал Майк сам себя. - Кто-то из них позвонил мне и предложил явиться в семь утра на перектесток, чтобы сделать сенсационный репортаж. С камерой, но одному. Звонил религиозный еврей, его видела Светлана (Майк погладил ее локоть, и Светлана улыбнулась - как-то грустно и спокойно). Наверняка это был камуфляж.
     - И вы не позвонили в полицию, - жестко сказал Кармон.
     - Можно подумать, вы это сделали, - отпарировал Майк. - И потом... потом я уже не мог звонить в полицию, потому что...
     Он повернулся к Светлане, ей наверняка было неприятно вспоминать вчерашнюю ночь. Майк хотел расспросить ее об этом как-нибудь потом и совсем в иной обстановке, и уж что он точно знал - никогда он не использует рассказ Светланы в своих репортажах.
     Кармон оказался менее деликатным.
     - Чего я не понимаю, - сказал он сердито, - так это зачем вы среди ночи открыли дверь неизвестным мужчинам.
     - Не такая уж это была ночь, - возразила Светлана, - десять вечера... Я посмотрела в глазок. Там стоял религиозный еврей и держал в руке какую-то книжечку. Я подумала, что это опять пришли просить цдаку... Ну, пожертвование, - объяснила Светлана Майку. - Они часто приходят, правда, так поздно - впервые... Я открыла...
     - Не нужно, - быстро сказал Майк, - не нужно вспоминать, тебе это неприятно.
     - Неприятно, - с вызовом отозвалась Светлана, - но почему не нужно? Лучше я... Тем более, что вспоминать особенно нечего. Он приложил мне к лицу какую-то тряпку, он именно ее держал в руке, а не книжку, и я сразу отключилась... А когда пришла в себя... Это была какая-то почти пустая комната. Кровать, стул - больше ничего. Я... Я боялась кричать, потому что... В общем, я сидела на кровати и ждала конца. Окно выходило на какой-то пустырь, ничего нельзя было понять, где, что... Но это я утром увидела... А ночью ко мне так никто и не пришел. Утром явился какой-то палестинец. Принес еду... отвел в туалет... Это была трехкомнатная квартира... но не израильская. Я хочу сказать, планировка была какая-то непривычная, салона, например, не было вовсе...
     - Этот палестинец... что-нибудь себе позволял? - напряженно спросил Майк.
     - Сказать, что он был вежлив, не могу, - протянула Светлана, - но не приставал, если ты это имеешь в виду. Потом он запер меня в комнате и, видимо, остался в квартире. Ходил, что-то делал... Звонил телефон... Я была как в тумане. Боялась, что придет банда головорезов и... После полудня действительно пришли, был шум, кто-то кричал, потом дверь открылась, я думала, что это арабы, а это были наши ребята, не знаю откуда - ШАБАК, Мосад, полиция...
     - При чем здесь Мосад? - удивился Кармон.
     - Ну, я не знаю... Меня отвезли домой, и только там я узнала о том, что произошло утром. Я начала звонить тебе... - Светлана повернулась к Майку, он приподнял ее ладонь и поцеловал под ироническим взглядом Кармона.
     - Ах, ах, - сказал Кармон. - Рыцари ХАМАСа пальцем не тронули бедную израильскую женщину. Вам просто повезло, что квартиру быстро вычислили, иначе...
     - Вот это для меня полная загадка, - быстро сказал Майк. - Как все это произошло. Я все пытался сообразить...
     - К сожалению, благодаря вам, - хмыкнул Кармон. - Вы с самого начала имели всю нужную информацию, но не догадывались, что она у вас есть. А в квартире Хассана проговорились...
     - Какую информацию? - нахмурился Майк. - И проясните, наконец, господин Кармон, свою роль в этом деле. Видите ли, я до сих пор считаю, что вы предатель.
     - Господи! - воскликнул Кармон. - Только вы, англичанин, можете нести такую околесицу, воображая, что она может быть правдой! А потом ваши репортеры, и вы в том числе, вешают зрителям лапшу на уши, и миллионы людей воображают, что знают о том, что происходит в Израиле!
     - А что? - усмехнулся Майк. - Я неправ?
     Он знал, что неправ, он намеренно вызывал у Кармона неадекватную реакцию, хотел вывести собеседника из себя, вызвать на откровенность, большую, чем та, на которую он решился бы по зрелом размышлении. Он расставлял Кармону ловушку, и тот попался.
     - Конечно, неправы! - рявкнул Кармон. - Светлана, только ваше присутствие... Запомните на всю оставшуюся жизнь, господин Стадлер, - продолжал Кармон, сбавив тон, - вы не найдете еврея, который сочувствовал бы ХАМАСу... Нет таких! Да что вы, в самом деле? Я терпеть не могу наших левых, они шумят, они ни черта не понимают в безопасности, они непременно доведут страну до гибели, дай им волю, но я уверен, что никто из них никогда...
     - А я разве сказал что-то против ваших левых? - удивился Майк. - Я говорил о вас лично.
     - Вы обвиняете меня в пособничестве террору? - сухо осведомился Кармон. - И не идете в полицию?
     - А зачем? - спросил Майк. - В полиции о вас и так знают. Точнее, в ШАБАКе. Вы ведь их агент? Вы, а вовсе не Хассан.
     - А почему не Хассан, кстати? - встрепенулся Кармон.
     - Хотел бы я посмотреть на агента ШАБАКа, который приходит на конспиративную квартиру в Восточном Иерусалиме, имея в кармане удостоверение! Кому он его там собирался показывать? Палестинской службе безопасности? Видимо, только мне - я ведь понятия не имею, как выглядят настоящие удостоверения ШАБАКа и существуют ли они вообще.
     - Ну-ну, - с интересом сказал Кармон. - Мне нравится ход ваших рассуждений. Давайте-ка вернемся к утренним событиям. В полицию вы звонить не стали, взяли камеру и явились на перекресток.
     - Видите ли, - сказал Майк, - у меня фотографическая память...
     - Да-да, - сказал Кармон, - в этом я имел возможность убедиться.
     - Но я далеко не всегда понимаю, что из увиденного важно, а что нет, - продолжал Майк. - Я помню, допустим, что видел человека и помню - где и когда, но не могу вспомнить его фамилию, потому что мне ее называли, а не показывали написанной на бумаге...
     - Интересное свойство памяти, - кивнул Кармон. - И что же?
     - Я увидел вас в видоискателе, - сказал Майк, - и сделал наплыв. Я понимал, что видел вас, но в тот момент не мог вспомнить... Вспомнил потом, когда увидел вас в переулке.
     Кармон пожал плечами.
     - Что дальше? - сухо осведомился он.
     - Дальше... Дальше я действовал как автомат, - удрученно продолжал Майк, - и, видимо, далеко не лучшим образом. Не нужно было сбегать из квартиры, полезнее было остаться, сейчас я думаю так. Зачем я явился в дом Хассана? Чтобы рассказать обо всем, что знал? Метался, как заяц, и только в последний момент... когда сидел в машине со своим оператором... понял, что был глуп, когда поверил Хассану. Он наверняка знал, где Светлана, он наверняка или сам отправился бы на ту квартиру или послал кого-нибудь из своих. И мы вернулись...
     - Замечательно! - воскликнул Кармон. - Огромное спасибо! Получил большое удовольствие! Если вы расскажете в эфире о ваших приключениях, вас ожидает неимоверный успех.
     - Я не собираюсь ни о чем рассказывать в эфире, - сердито сказал Майк. - Я телевизионный репортер, а показывать мне почти нечего.
     - По-моему, - вмешалась Светлана, внимательно слушавшая собеседников, и видимо, не всегда улавливавшая нить разговора, ее английский был вовсе не так хорош, как у Кармона, - по-моему, вы не о том говорите. Вы, Шауль, сказали, что Майк сообщил важную информацию, и это помогло...
     - Тогда, у Хассана, Он подробно описал человека, звонившего по телефону. С ваших слов он не мог описать так подробно, это я понял сразу. Значит, господин Стадлер видел его впоследствии... Где и когда?
     - На месте теракта, - пробормотал Майк, - в видоискатель камеры.
     - Вот именно. И мне вы описали - со множеством деталей - именно этого человека. Я его знал. И понял, в чем мы все прокололись.
     - Шауль, - мягко сказала Светлана и все-таки высвободила свои пальцы из руки Майка, - может, вы объясните, какую роль сами играли в этом деле?
     - К сожалению, - сказал Кармон, помолчав, - хвастаться нечем. Меня подставили не хуже, чем вашего Майка, и в ШАБАКе не просчитали этот вариант - я купился, как фрайер.
     - То, что вы работаете на ШАБАК, я поняла, - сказала Светлана, - по-моему, половина наших правых работает на службу безопасности.
     - Я не правый! - Кармон предостерегающе поднял руку.
     - Правый, левый, - пожала плечами Светлана, - я не очень разбираюсь. Левые тоже наверняка работают на ШАБАК...
     - У вас странные представления...
     - Неважно, - отмахнулась Светлана, - это мое мнение. Вы были агентом ШАБАКа, и у вас были контакты с палестинцами - якобы по той причине, что и вы, и они не желали никакого мирного процесса... Знаете, бывает, что смертельные враги объединяются вокруг какой-то общей в данный момент для них цели, а потом вгрызаются друг другу в глотки... Но палестинцы тоже не дураки, они могли предполагать, что вы ведете двойную игру. И решили скомпрометировать вас окончательно. Чтобы вы, как бы это выразиться...
     - Оказался на крючке, - подсказал Майк.
     - Да... И потому вас пригласили на этот злосчастный перекресток, и вы пошли, не подозревая, что там будет взрыв. Кстати, из этого следует, что это был и ваш провал, вы не сумели этот теракт вычислить и предотвратить.
     - Я? - на скулах Кармона заиграли желваки.
     - Вы лично, ШАБАК, не знаю кто, - мотнула головой Светлана. - Не смогли. Иначе вас бы там не было. Я права?
     - Да, - кивнул Кармон. - Самое ужасное, что вы действительно правы. Мы понятия не имели о том, что здесь будет...
     - И то, что террористы ходят по Иерусалиму, переодевшись в религиозных евреев, тоже не просчитали?
     - Нет, это мы знали. Не знали - кто. И потому не смогли предотвратить теракт. Только после вашего описания, господин Стадлер...
     - Этот Хассан - тоже двойной агент? - спросил Майк.
     - Хассан у них считался умеренным, - хмыкнул Кармон. - Потому его и приставили ко мне: как это называлось - контакты с еврейским сопротивлением. Сволочь, но с претензиями на объективность. Его взяли уже после того, как взяли этого "религиозного" и через него вышли на лабораторию в Эль-Тарот. Это было уже после полудня, когда я связался с нашими... Имейте в виду, Стадлер, информация пока закрыта, ее нельзя давать в эфир.
     - Я иностранный репортер, - усмехнулся Майк, - и ваши законы о печати не для меня писаны... Ну-ну, не смотрите на меня так, Шауль, я не собираюсь...
     - Что-то слишком хитроумно для ХАМАСа, - протянула Светлана. - Раньше они посылали смертников и... - она судорожно сглотнула. - А теперь... Хотели убить сразу двух зайцев.
     - Новое поколение, - мрачно сказал Кармон. - Главный вывод, который сделал лично я - пришло новое поколение. Не те, кто смирился с присутствием евреев, но те, кто умнее прежних, кто учился в Штатах и нахватался знаний... Именно это я который уже месяц пытаюсь внушить... кое-кому. Черт! - Кармон с силой сжал бокал, Майку показалось, что сейчас бокал полетит на брусчатку мостовой и разлетится вдребезги. - У наших мышление, как у... В ШАБАКе тоже должно смениться поколение, чтобы они начали думать иначе. Но у арабов поколения меняются быстрее, вот беда...
     - Послушайте, Кармон, - сказал Майк, - вы ведь мудрее, чем ваши лозунги. Я вот смотрю на вас и, честно говоря, не представляю: вы с вашими идеями полного уничтожения арабов на территории эрец Исраэль, с вашими митингами, дружбой с каханистами... И вы же - эти речи о поколениях. И вообще, я не могу себе представить, если вы не лицемер, то не могли сидеть за одним столом с этим Хассаном... Когда вы искренни? Когда вы - это действительно вы?
     - Я контрразведчик, Майк, - сказал Кармон после паузы. - Все остальное - вывеска, игра, продуманная не мной лично, но с моим, конечно, участием. И я провалился сегодня. Не просчитал. Так что, если когда-нибудь будете делать репортаж, назовите так: "Израильский ШАБАК не сумел предотвратить теракта, а английский репортер выявил..."
     - А, бросьте, - отмахнулся Майк. - Вы прекрасно знаете, что такой репортаж не появится в эфире. Иначе не сидели бы здесь со мной в кафе.
     - С вами и Светланой, - улыбнулся Кармон. - Кстати, если вам нужна ваша пленка, завтра вы ее сможете получить. С нее сняли копию, кое-что вырезали, можете дать в эфир.
     - Ну да, - кивнул Майк, - теперь она, если и компрометирует кого-то, так только меня. Продам-ка я ее лучше Форбишеру, он сделает сенсацию, и я получу свою долю. - Форбишеру? - переспросил Кармон. - Что вы знаете о нем?
     - Ничего, - заявил Майк. - Но догадываться могу. Мосад, верно?
     Кармон скрестил руки на груди и демонстративно пожал плечами.
     - Может, кто-нибудь закажет еще кофе? - спросила Светлана.