Был самый обычный осенний день. Многообразие постаревшей, пожелтевшей листвы делало солнечный свет теплым и томным, подобно свету ночника. Осиротевшие деревья задумчиво шелестели и перешептывались между собой, перемывая косточки неумолимо приближающейся зиме. Пока же в нашем городе стояла приятная, расслабляющая, немного тоскливая осень.
     В «Кусковском» парке было необычно тихо. Старый сторож за лето совсем отвык от такой тишины. Каждый летний день в усадьбе пролетал в суете и заботах. Многочисленные посетители требовали к себе постоянного внимания, и работы у Василия Петровича было много. А теперь, когда наступила «чудесная пора, очей очарованье», туристов, желающих посмотреть на графские дворцы, стало значительно меньше, и все чаще Василий Петрович оставался наедине со своими мыслями и фантазиями. Он любил одиночество и тишину, они стали его верными и преданными друзьями за долгие годы вынужденного молчания; дело в том, что старичок-сторожила от рождения был немым. Детство Василия прошло вполне счастливо, его семья никогда не считала мальчика недоразвитым и всячески поощряла его страсть к учебе. А у маленького Василия были замечательные способности – он показывал себя прирожденным литератором и историком. К десяти годам немой мальчик освоил весь школьный курс по литературе и мировой истории и был внеконкурсно зачислен в Литературный институт им. Горького. Казалось, юное дарование ждала великолепная карьера, но все повернулось иначе. После трех лет отличной учебы, на четвертом курсе института, Василий написал эссе на тему –«страстная любовь и привидения», коим привел в шоковое состояние как свою семью, так и весь деканат института. Объяснить свой нелепый поступок юноша отказался, ограничившись лишь письмом на имя ректора, где, попросив извинения за выбранную тему, представил неопровержимые(как ему казалось) доказательства реального существования призраков и его собственного контакта с ними. Внимательнейшим образом изучив «объяснительную» Василия, Виктор Иванович Бледнев, действующий ректор Литературного института и доктор психологических наук, нашел решение возникшей проблеме. Оформив все необходимые документы и заручившись поддержкой родственников Огарева (Василий Петрович носил эту фамилию), он поместил юное литературное дарование в клинику для душевнобольных, предоставив тем самым возможность местным психиатрам вернуть к нормальной жизни «потенциального гения литературы». Надо сказать, что последние удивительно хорошо справились с поставленной задачей и уже через два года выпустили в свет здорового, готового к «нормальной» жизни, но ставшего абсолютно рядовым, человека. От его выдающихся способностей не осталось и следа, более того, Василий заработал устойчивую фобию к чтению и писательству. С литературой и «опасными эссе» было покончено навсегда, и Виктор Иванович, так талантливо избавивший себя самого и свое общество от опасности по имени - «писатель Василий Огарев», с чистой душой отчислил непутевого студента из института, предварительно дав ему напутствие начать все с чистого листа. Так искусство и литература остались за плечами Василия, а впереди зияла страшная, бездонная пустота…
     Не зная, с чего начать строить свою жизнь, Огарев обратился за помощью к другу своего отца, заведующему местной клинической больницы, и попросил его о протекции на работу. Тот не отказал и даже предоставил Василию временную должность мед. брата в одном из отделений больницы. Рабочие будни пролетали быстро и однообразно, в больнице оценили и полюбили нового сотрудника, отличавшегося редкой аккуратностью и работоспособностью. Так в жизни Василия прошло десять лет. А потом случился кризис. Тихий и доселе незаметный мед. брат устроил дебош в приемном покое больницы, а несколькими минутами позже вскрыл себе вены в туалетной комнате при операционной. К счастью, его неудавшийся суицид пресек нейрохирург, в то время готовящийся к операции. Так Василий опять оказался в психиатрической лечебнице. Доктора – психиатры, за десять лет уже успевшие забыть странный случай студента литературного института, достали личную карту и документы Василия Огарева и вновь очутились в мире игры и фантазии этого незаурядного юноши. Снова было прочитано роковое эссе и письмо к ректору, и снова среди персонала лечебницы поселился суеверный страх, уж слишком логичными и организованными были мысли больного человека. Впрочем, доктора никогда не считали Василия по настоящему сумасшедшим, они предпочитали называть его «душевнобольным». И действительно, временами казалось, что у юноши болеет именно душа, а не разум. Лежа под капельницей, восстанавливающей нормальный баланс крови в его истощенном организме, Василий лишь слабо подергивал головой и тихо шевелил бледными, бескровными губами. Когда же опасность миновала и несчастного отправили в палату, он первым делом сел за стол и написал коротенькую записку глав. врачу, которая поставила в тупик весь персонал лечебницы. Маленький клочок бумаги выкрикивал правильным каллиграфическим почерком страшную фразу: «Я не хотел умирать, но если я не умру, то никогда не смогу быть рядом с ней!»
     Психиатров охватила паника; казалось невозможным, чтобы человек, испытавший на себе новейший психиатрический метод «очистки», а попросту – «промывания мозгов», во время которого из человеческой памяти просто стирается определенная информация, уничтожается на уровне генов, мог опять вернуться к исчезнувшим мыслям через столько лет! Это просто невозможно, и невозможность подобного доказана множеством предыдущих примеров! Опять поднялись старые, забытые документы по истории болезни Василия Огарева, но и они не смогли ничего разъяснить. Лишь с еще большей ясностью выступила навязчивая мысль, идея больного о вечной, неземной любви к таинственной женщине со странным именем Мулни. Посоветовавшись, психиатры решили подвергнуть душевнобольного Огарева сеансу гипноза, дабы выяснить насколько глубока болезнь и где в его голове сидит главнейший враг разума, а значит и их личный враг – мечта о Мулни. Через неделю, дав Василию окончательно оправиться, по крайней мере физически, от последствий неудавшегося суицида, доктора клиники назначили суггестивный сеанс. В кабинет, где должен был проводиться опыт, Огарев зашел со спокойным, даже где-то умиротворенным выражением лица; его движения были несколько замедленны в результате постоянного приема транквилизаторов, но в целом Василий выглядел хорошо. Это успокоило немного нервничающих докторов и придало им уверенности в правильности своих действий. Расположившись поудобней на предложенной ему мягкой, велюровой тахте, пациент закрыл глаза и попытался расслабиться, о чем настойчивым и в то же время мягким голосом попросил его один из врачей. Казалось, Василию это удалось, его сознание куда-то растворилось, дав доступ сладкой, подсознательной тишине. Распространившейся по телу неге не мешала даже гелевая ручка, которую держали пальцы его правой руки, и которая должна была стать связующим звеном между ним и докторами. «Хорошо»- написал Василий, «сладко». Психиатры переглянулись, пока все шло более чем удачно. Огарев оказался безусловно гипнабельным индивидом, чем очень облегчил трудную и опасную задачу докторов. «Продолжайте, пожалуйста»- преодолев дрожь в голосе, произнес один из врачей. Но пока продолжать Василию было нечего, все его существо по прежнему испытывало приятное чувство всепоглощающей расслабленности, а постепенно гаснущее сознание напоминало о себе яркими сверкающими вспышками, на мгновение озаряющими его мысленный взор. Но что-то начало изменяться, Василий почувствовал это; нега расслабленного тела перестала быть спокойной и безэмоциональной. Это меняющееся состояние напоминало чуть видную штормовую рябь на спокойном море подсознания. «Тревожно» - написала правая рука Огарева. Мысленный взор Василия перестали посещать яркие вспышки, а им на смену пришло отдаленное свечение бледно-синего тусклого луча, который, казалось, пытался прорвать невидимую ширму. «Синеет» - рука пациента вывела одно слово и вновь замерла. А тем временем подсознание Василия продолжало наблюдать за удивительными метаморфозами синего луча. Он таки проник сквозь бледную пелену и стал более осознанным. Ощутив свободу передвижения, луч вспыхнул, на мгновение стал ярко-алого цвета, а затем разросся, подобно калейдоскопической картинке и образовал великолепный пейзаж, от которого у Василия перехвтило дыхание: - «Красота!», написал он - «я в чудном, девственном саду, где еще не ступала нога человека». Василий огляделся и, забыв о том, что все это всего лишь неестественный, гипнотический сон, направился в самую чащу прекрасного, открывшегося его внутреннему взору сада. Психиатры следили за надписями Василия с лихорадочным блеском в глазах, их внутреннее чутье кричало о необычности и уникальности проводимого эксперимента. От первоначального страха перед странным больным не осталось и следа, врачебный интерес и страстное желание проникнуть во что-то доселе неизведанное подстегивали чувства докторов и они все настойчивей требовали от Василия описывать все, что он видит. «Я иду по мягкой траве, которая отливает нежным жемчужным оттенком. Это чудесно! Вокруг меня рай, истинный рай!» Подсознание Василия работало на полную катушку, создавая все более волшебные образы. Ему казалось, поскольку, разумеется все, чем он с таким восторгом любовался, существовало лишь в его воображении, что он идет по мягкой, теплой траве, его ноги утопают в ней. Вокруг все искрится и светится счастьем, а яркое, доброе солнце дарит этому иллюзорному миру свет и тепло. Поистине, гипнотическая фантазия напоминала рай. Тот первозданный, нетронутый оазис мира и света, навсегда исчезнувший из реальности и оставивший о себе лишь ностальгический след давно забытых воспоминаний. Подсознание привело юношу на большую поляну, со всех сторон окруженную массивными деревьями, с которых свисали аппетитные, сочные плоды, как будто призывающие попробовать их вязкую, сладкую мякоть. И вот уже рука Василия тянется к персиковому дереву и срывает самый красивый, наполненный солнечным светом плод. «Как вкусно»- пишет отделенная от всего остального тела рука, четко выполняющая приказания докторов. «Что вкусно?»- тут же раздается вопрос. «Персик»-отвечает рука и замирает… А Василий уже ест черешню, вишню, виноград, абрикосы…Вдруг что-то меняется. Подсознание ощущает перемену и дает импульс руке: - «я здесь не один»- пишет та. И доктора замирают в тревожном ожидании.
     Около Василия появилась женщина, и без того возбужденное состояние больного усилилось, отобразив на листке бумаги следующее: «Около меня женщина, нагая». Прекрасная незнакомка молча подошла к странному человеку в белом больничном халате и приветливо улыбнувшись, протянула ему яблоко. «Ева»- рука, передавая эмоции хозяина, затрепетала и задергалась. «Ну да, конечно, я в Эдеме, а эта женщина – Ева». Доктора опять переглянулись, но обсуждать написанное было некогда, рука пациента уже скользила по бумаге. Василий не верил своим глазам. Он стал Адамом, первым мужчиной на земле, прародителем всего человеческого рода! С восторгом и трепетом новоиспеченный Адам поднес яблоко к губам и откусил кусочек… Все перестроилось, мир красоты и любви рассыпался на части и Василий стал свидетелем его гибели. Более того, он стал ее причиной. Вокруг грезящего юноши поднялся ветер, прекрасный сад исчез, а его место заняла бездонная тьма, где само зло вершило свой суд. В воспаленном мозгу Огарева явно что-то происходило, психиатры, со всех сторон окружившие его, наблюдали жуткие изменения в выражении его лица. Из умиротворенного, и даже немного счастливого, оно превратилось в страшную маску застывшего страха. Рука гипнотизируемого уже несколько секунд писала одну и ту же фразу: - «Мне страшно, страшно, страшно…» Один из докторов попытался усилием воли завершить затянувшийся сеанс, но подсознание Василия дало решительный отпор гипнотизеру. Стало ясно, что необычный опыт превратился в ловушку для Огарева, и что теперь подсознание отпустит его не раньше, чем навсегда завладеет им и его несчастным, страдающим разумом. Чернота все сгущалась, образуя огромный шар, дышащий страхом и смертью. Подсознание с успехом использовало промах докторов, выжимая из души Василия все соки и подчиняя его несчастное существо себе. Из мрака сгустившейся ночи появилась бестелесная тень и направилась к незваному гостю. Сердце несчастного сжалось в комок и приготовилось разорваться в тот самый миг, когда бесцветное существо коснется его. Но… Чуть выйдя из тьмы, тень повернулась к Василию лицом и…он узнал Ее! «Мулни»- отныне безвольная рука дернулась и застыла. «О, Господи»- лучший психиатр клиники не смог сдержать своих чувств, - «неужели все описанное им в том эссе правда?»- он осмотрел невидящим взглядом своих коллег и в ужасе выбежал из кабинета. Хлопнула дверь. Василий вздрогнул и открыл глаза. Над ним нависали врачи, их взгляды были направлены только на него, а уставшие, испуганные лица не оставляли сомнения в том, что здесь что-то произошло, и это что-то случилось именно с ним. Справа от него, на журнальном столике лежал исписанный листок бумаги, а почерк на нем был его. Проверив пульс и кровяное давление, доктора отпустили Василия в палату. Он чувствовал себя жутко измотанным, гипнотический сеанс отнял у него все силы. Но самым интересным оказалось то, что «очнувшись», он с удивлением понял, что помнит все, что пригрезилось ему в фантастическом, суггестивном сне, все до мелочей! Он помнил жаркую, зовущую наготу Евы, сладко-вяжущий вкус персиков, жемчужную траву, сверкающее солнце и черный мрак, из которого вышло самое прекрасное на свете создание – королева Мулни. Теперь-то он точно знал, что его Прекрасная Дама – королева. Как прекрасен был ее величественный лик, сама Смерть позавидовала бы необычайной белизне ее кожи и страстной алости желанных губ. Я обязательно поцелую эти губы, решил Василий. Я докажу моей прекрасной королеве, что достоин ее любви!
     В течении последующих двадцати пяти лет Василий Огарев не проявил никакой заинтересованности окружающим миром. Доктора махнули на него рукой, практически забыв о существовании когда-то «интересного душевнобольного», им окончательно стало ясно, что у Огарева болен мозг, а это неизлечимо. Однако, следующие двенадцать лет оказали крайне позитивное воздействие на душевное здоровье Огарева. Его разум практически достиг нормы. И по прошествии тридцати трех лет, с момента рокового сеанса, Василий выписался из лечебницы и по протекции глав.врача, давным-давно присутствовавшего при гипнозе в качестве подающего надежды практиканта, был принят на работу сторожем в одну из старинных усадеб, которых так много в нашем прекрасном городе. На работе к нему отнеслись хорошо и даже всячески старались помогать, чему вечно улыбающийся фантазер-сторож был крайне доволен.

     За окном, тихо кружа, спускались на землю листья. Словно яркие птицы парили они по осеннему, лазурному небосводу. И этот молчаливый, ностальгический полет напомнил мне историю о человеке с больной, но счастливой душой, который верил в свою любовь и в свою прекрасную, неземную королеву…