Слякотный ветреный март – хочешь не хочешь – вечно зацепит то гриппом, то инфекцией, то какой-нибудь нелепостью, именуемой ОРЗ, которая похлеще будет чем «это вы чего-нибудь съели»…

Тут хочешь-не хочешь, а если голова чугунная, отовсюду течёт и капает, поплетёшься к участковому.

Впрочем, тут Тане повезло. Участковым у неё была задушевная приятельница, с которой если виделись и не часто, зато очень душевно.

И история этого знакомства очень примечательна. «Загремела» Таня в терапию с подозрением на воспаление лёгких. Было затемнение, или нет – точно не известно, но курс пеницилина в оное место получила сполна, а заодно и массу впечатлений о докторах и пациентах. И пленила душу её скорбящую палатный врач Валентина Фоминична, которую  любовно величали «Фоминичной» не за возраст (была она около 40) и не за комплекцию (стройна, как берёзка), а за необычную душевность и материнскую заботу о больных. Так одной из них – одинокой и совершенно неимущей, – так что корысти врачу никакой, - приносила из дому печёную картошку – «полезно после инфаркта», а Тане предоставила для поправки домашнюю сметану и деревенский мёд…

После уж узнала та, что Фоминична одинока, живёт одна, обожает племянников и племянниц и имеет большую родню в деревне, которой помогает деньгами, а те возят ей то картошку, то сало, то медку подбросят, то сметанки. Но, как говорится, «многим деньги легко достаются, да немногие с ними легко расстаются». Так вот они с Валюшей подружились и продолжали общаться после больницы.

«А, привет, дорогая, что, подхватила-таки инфекцию?» - приветствовала доктор, начав что-то писать в карточке и предлагая Тане градусник.

Так, 37,7. Бюллетень тебе. Отлежишься, пей чай тёплый с молоком, с малиной, мёдом, таблетки ты не любишь… Кашель есть? Давай послушаем. Так, попьёшь бронхолитин – знаю, он тебе помогает.

Ещё немножко поболтали, и Таня вышла.

А надо сказать, что была она в очереди последняя, за каким-то типом в пиджаке в мелкую клеточку. В кабинете он пробыл буквально две минуты, и вышел довольный, сворачивая зелёный листок больничного.

«Закрыл»,- для чего-то доложил ей радостно. Она на него даже не взглянула; нос красный, с глаз течёт,- тут не до контактов…

Выходит из кабинета, а тип стоит…

«Ну как вы?» – спрашивает.

Пока жива, а что?

Да вот смотрю, не проводить ли вас до автобуса?

А что, так плохо выгляжу, что могу и не дойти?

Да нет, что вы, отлично выглядите, просто нам по дороге…

Да уж, дорога тут одна, не заблудишься, остановка-то вот напротив.

Я могу вас до дому проводить.

А в чём, собственно, дело, вы по поручению собеса, или от себя лично? Мне как-то неловко, ведь ещё лет 15 до пенсии…

Что вы, что вы?! Какой собес? Просто приятно с вами пройтись.

Вы всегда такой милый или только по понедельникам?

Не сердитесь, Таня, я ведь вас знаю давно…

???

Вы у нас в областном совете Освода, и на конференции выступали,, а я работаю в Осводе…

Ну, и?

Вот вы меня не помните, а я вас хорошо знаю.

Насколько хорошо?

Ну, где вы работаете, где живёте…

Ну, где работаю, понятно. (Её с её профессией тележурналиста знала практически вся область) А где живу, вы что следите за мной?

Нет, упаси бог, просто мы соседи, живём в соседних домах.

Возможно. Ей всегда было недосуг познакомиться с жителями соседних домов. На работу – затемно, с работы – затемно, почти всегда на машине, понятное дело…

Ну и что же у вас ко мне за дело?

Да никакого дела, просто приятно поговорить.

Ну, поговорили, и будет. Пора и по домам.

И она решительно двинулась к выходу. Он вежливо открыл перед ней дверь и вышел вслед за ней. А автобус уж тут как тут. Как специально. Он поднялся первым, галантно подал ей руку, пропустил к окошку на свободное сиденье и сел рядом.

«Ну и тип, просто Печорин какой-то»,- подумала она, решив «держать дистанцию». Но невольно про себя отметила: действительно, чем-то похож на Печорина: глаза карие, блестящие, волосы светлые, цвет лица, как у юноши – наверное не курит, стройный, в модной кожаной куртке – оделся в гардеробе, пока она была у врача…

Она отвернулась к окну, чувствуя спиной, что мужчина загрустил. «Что это я»,- вдруг одёрнула себя,- человек со всей душой, а я…

«Да, вы-то знаете, как меня зовут и фамилию, конечно, а я про вас ничего»,- обернулась к соседу.

А я – Владимир Орман.

Очень приятно.

И оба засмеялись. Автобус шёл до микрорайона минут 30. Владимир был оживлён, остроумен, рассказывал смешные случаи приключающиеся на воде, не стеснялся выставлять себя в юмористическом свете. «Знаете, какая у меня кличка? – Елка!

Почему?

Зимой и летом одним цветом…

Это как?

А я уже лет пять в этой куртке хожу летом, зимой, весной и осенью. И опять оба захохотали.

А в Освод он пришёл после армии, памятуя, как тонули ребята, не умеющие плавать, в тяжёлом учебном походе. «Теперь вот всех школьников учим, сначала в бассейне, потом – на реке… Пробили уроки плавания во всех школах… Денег, конечно, мало, зарплаты просто смешные, но работу свою он  любил и считал важным и благородным делом…

Квартира ему досталась после смерти матери, был ещё мотоцикл…

 

Он подал её руку на выходе, и почему-то это уже не казалось печоринством и было приятно…

Теперь иногда она его встречала в автобусе по дороге на работу или обратно. Он, видимо, тоже задерживался, возвращался поздно.

«Интересно, как у него в семье?» Зарплата – мизер, работы – непочатый край» Она специально почитала инструкции для работников Освода, подготовила рекламу о поведении и спасении на воде – хотелось чем-то помочь…

Он заметил это в эфире и тепло поблагодарил в одну из коротких встреч. Разговоры были накоротке, обмен стандартными репликами, правда, с понятным им обоим подтекстом.

Как жизнь?

Благодарение собесу и его добровольным помощникам?

Как ваша ёлка?

Перешла в седьмую осень…

И она заметила: если долго его не встречала, как будто чего-то нехватает…

Как-то, в середине июля, когда установилось, наконец, настоящее тёплое лето, он предложил:

«Хотите в субботу прокатиться на карьер? Природа, лес, вода, - ей всегда этого не хватало. «вы знаете, я была бы очень рада».

Ну, тогда в субботу, в 10 с четвертью я за вами заеду.

Хорошо.

Денёк выдался чудный.  В 10.10, в сарафанчике, с небольшим пакетом, в котором были нехитрые бутерброды, зелень и термос с чаем, она стояла у крыльца. Ровно в 10.14 подъехал, вернее, подлетел к дому лёгкий мотоцикл чёрного цвета, с коляской.

«Молодцом!»- отметив и чёткость и наряд, похвалил Володя. И они понеслись. Остановились у глубокого, чистого, большого карьера. Владимир вынул из багажника одеяло, расстелил у воды, - «Загорай». Она немножко полежала, и, согревшись, вошла в воду. Плавать она любила и умела и не заметила, как уплыла далеко, и теперь уже гребла к островку в середине карьера. Там было так хорошо! Чисто, тихо, никого! Нехитрые, но прелестные простые цветочки: синие, жёлтые, сиреневые, лиловые, красноватые образовывали чудный разноцветный ковёр… Долго лежала. Глядя в небо. Времени не замечала «Ой, а где же Володя?» С этого островка тот берег был виден, словно вдалеке. Около маленького мотоцикла шевелилась маленькая фигурка.

Он же не может оставить машину»,- догадалась Татьяна. – Надо возвращаться». Назад она плыла дольше.

Какая красота! Спасибо вам большое»,- выдохнула, выходя из воды. Подошла к мужчине, благодарно положила руки на плечи. Он посмотрел ей в глаза. В них застыл вопрос и обида.

«Не сердитесь, пожалуйста. Я так люблю плавать, и так редко могу себе это позволить… Совершенно забыла обо всём, простите меня…»

Уже простил… Ну, давайте, перекусим, время обеда.

Выложили на салфетку нехитрую еду, Володя вынул бутылку красного вина. Солнце славно пригревало, они сидели в тени раскидистой ивы, потягивали винцо, хрустели редиской, первыми огурчиками, макали в соль зелёный лук, лупили «картошку в мундире», пригодились бутерброды с маслом, колбасой и сыром. Запивали чайком с лимоном из Таниного термоса.

Чем не жизнь? Вот так бы всегда!

Без работы? Без людей cовсем?

Скажете тоже! Это под настроение! Но такие дни не забываются.

Да, это есть у Розанова в «Опавших листьях», что у человека от всей жизни остаются в памяти несколько часов общения с природой, близкими людьми…

Близкими. Это верно. У меня вот сложилось так, что их почти нет.

Как это?

Мама умерла. Жена неизлечимо больна тяжёлым психическим заболеванием, а дочка замужем, у неё своя жизнь…

Теперь ей многое стало понятно в нём. Его скромность, застенчивость, затаённая доброта, и тяга к ней…

У каждого свой крест. У меня тоже. Замуж вышла по глупости, мужа своего не люблю, но дети, дом, заботы, работа, некогда подумать о себе, своей женской доле. Но моё дело – заменяет мне, наверное, все недоданные радости…

Это бывает. У меня тоже почти так. Но иногда – вот встретишь такую – и сердце заноет – а ведь главного-то в жизни и нет…

А как узнать – вот оно – это главное, или нет?

Спросите сердце…

А если оно молчит…

Жаль, конечно, но я согласен ждать, сколько нужно…

Спасибо.

Потом искупались уже вместе, у берега. Лежали, отдыхая под нежарким уже послеобеденным солнцем.

Прощаясь у крыльца, Таня пожала ему руку, потом наклонилась и чмокнула в щёку:

Может, придётся ждать и не очень долго,- шепнула тихо.

Я согласен.