Много лет назад он, по-видимому, умер, но только сейчас эта странная мысль пришла к нему в голову. Иначе никак нельзя объяснить почему он живет так плохо - без желаний, без радостей, пресно, нудно и монотонно, почему ничего больше не случается, ни встречается никто, в кого хочется или возможно влюбиться без всяких посторонних отягощающих мыслей, оценивающих целесообразность, с кем было бы нужно и важно поговорить.
     Когда у него закончились личные отношения с людьми он не мог даже вспомнить, но ведь они были, это не сон: ночные споры с друзьями, бесконечные телефонные разговоры, нервные выяснения отношений глаза в глаза, случайные компании, в которых почти всегда находились особые магнетические девицы, казалось несущие в себе какую-то непостижимую тайну.
     Куда это исчезло? Почему не осталось ничего личного, для души, только рабочие, деловые отношения, когда все окружающие, либо партнеры, либо противники, причем нередко переходящие из одного качества в другое? Почему люди стали для него такими безразличными, и жизнь оказалась подчиненной только производственной необходимости?
     Ответ был однозначен. Он сам умер, не физически, конечно, но что-то внутри него незаметно перестало работать. Мир не изменился, просто его восприятия, желания, эмоции, все связанное с чувствами, почему-то атрофировалось, сошло на нет, исчезло без остатка. Как когда-то отмороженная плоть нечувствительна к боли, так его внутренняя суть, душа, если хотите, оказалась обмороженной жизнью, и только сейчас он осознал, что ее, души, как таковой, можно сказать, у него и нет, а то что она была, так сейчас это фантом, мнимое понятие, давно забытое чувство. Парадокс, что он заметил это только сейчас, в день когда ему исполняется сорок. Как он мог прожить большой кусок жизни без души или чего-нибудь ее заменяющего?
     Ощущение эмоциональной пустоты проживаемой жизни огорчало и портило предвкушение от ресторана, где он собирался красиво отметить свой юбилей после работы. "Тело без души – труп, как же я живу, или, может, мне это только кажется," - мелькнуло в сознании, на что он только криво улыбнулся, как бы пресекая параноидальные настроения.
     Юджин привык считать себя вполне благополучным человеком, советник по вкладам, прекрасно знающий тонкое банковское дело. Его ценили на работе, но не очень продвигали, а сам он не лез. Работал себе и работал и все вроде было хорошо, но сейчас, когда он почувствовал, что фактически не живет, неясное беспокойство овладело им, ощущение, что он каждодневно теряет что-то чрезвычайно важное, может быть даже главное – эмоциональное наполнение жизни. Его дни, месяцы, годы протекают сквозь пальцы, как пресный, высушенный песок, сыплющийся из колбы оставшейся жизни в колбу уже прожитой, на невидимых, но неумолимо работающих песочных часах, переводящих будущее в прошлое. Причем кто знает сколько песка осталось там, наверху?
     Вопрос, что с этим делать дальше, после того, как стало ясно, что на самом деле функционирует только его телесная оболочка, то ли по инерции, то ли по законам роботехники для самосохранения организма, встал перед ним прямо и безоговорочно. Можно ли жить без души? Ответ, который сразу пришел на ум – да, конечно, можно! Он ведь живет, но только если под жизнью понимать, так сказать, физическое, вернее, физиологическое существование. Ходить на работу, деньги зарабатывать и на что-то их тратить - все это можно, только радоваться от этого нельзя - сломался механизм.
     Юджин оглянулся по сторонам. Вокруг него, в разделенной на соты большой комнате, сидели коллеги, перед каждым светился экран компьютера. Все молодые, самому старшему двадцать пять, хваткие, шустрые и оптимистичные.
     - Поговорить не с кем! - подумал он. - Никто этого не поймет. У них все в порядке.
     «Можно ли выйти из личного кризиса, из состояния духовной прострации, - которая ясно и четко в нем обозначилась, - ведь все-таки неприятно жить с мертвой душой», - размышлял он, продолжая по инерции следить за биржевыми курсами на экране монитора.
     В любом серьезном деле самое важное это именно обозначить, определить проблему, а как ее решать и можно ли вообще найти приемлемый выход, другое дело. Первый вопрос - почему? Почему его душа незаметно умерла, или может вовсе не умерла, а просто временно покинула его? Что он ей плохого сделал? Обидел? Не заботился, пренебрегал? Никогда не думал, что на это нужно обращать внимание. Всегда жил весело, без оглядки, и вопросы сохранности души вовсе не беспокоили, а вот как все обернулось. Хочешь не хочешь заволнуешься.
     Ретроспектива последних лет встала перед глазами, но не дала внятного ответа. "Ничего в твоей жизни не было такого особенного, что могло погубить душу, - подсказывала память, - человек ты хороший, и не в чем себя упрекнуть".
     Проблема заключалась в том, и он это вдруг ясно осознал, что некоторые сомнительные моменты прошлой жизни сознание старательно блокировало, некоторые затемняло, не давая возможности реально и непредвзято проанализировать историю его конфликта с собственной душой. Темные пятна покрывали проблемные фрагменты биографии, вызывая в памяти не истинную картину канувших в Лету событий, а благожелательную для него оценку, легенду, которую заботливо подсовывало адвокатское сознание.
     - Нужно пойти к кому-нибудь, кто лечит душевное здоровье, - сказал себе Юджин, всегда крайне серьезно прислушивающийся к своему физическому состоянию. - Наверняка этим занимаются. Психологи или психиатры. Не может быть, чтоб не было таких специалистов, не первый же я среди всего человечества, кто от этого страдает. По-моему, психоанализ именно для таких проблем и предназначен.
     Вернувшись в свою холостяцкую квартиру, понятно, что с работы по такому вопросу говорить было нельзя, Юджин первым делом достал телефонный справочник, уселся в свое любимое глубокое кресло и начал внимательно просматривать длинный список практикующих психологов, - он решил начать именно с такого специалиста. Методично и придирчиво он взвешивал очередную фамилию, пытаясь по ее благозвучности, по адресу и даже цифрам телефонного номера интуитивно понять кто ему действительно нужен, кто может помочь. Внутренний голос сказал "Да!", когда он дошел до шестой строчки. Доктор Кантор, центр города. Что-то, какая-то неуловимая ассоциация вызывала необъяснимое доверие именно к этому специалисту. Юджин придвинул к себе телефон, закрыл глаза и задумался. Нужно было решаться...
     Когда он вошел в безукоризненно белую, абсолютно стерильную, чем-то необъяснимо похожую на операционную, приемную доктора Кантора и увидел секретаршу, бледную открахмаленную особу во всем белом, неопределенного возраста, без следов косметики, издали неразличимую, сливающуюся с белыми стенами, которая не меняя сосредоточенного и ответственного выражения лица, посмотрела на него безразличным, холодным взглядом, при этом напряженно растянув кончики рта, что очень условно можно было принять за улыбку, и, записав его данные в компьютер, попросила пройти собственно в сам кабинет к доктору, Юджину стало зыбко и напряженно внутри.
     "Страшное место, недоброе, - почему-то пронеслось в голове, в то время пока он преодолевал короткое расстояние до массивной железной двери, обитой толстым слоем звукоизолирующего материала, - хочется отсюда бежать."
     Доктор Кантор, в безукоризненно выглаженном белом халате, в массивных темных дымчатых очках и с белой марлевой повязкой, которая окончательно закрывала остатки его лица, был напротив очень оживлен и любезен.
     - Извините, простужен, - сразу сообщил он, указывая на марлевую повязку, - а вы садитесь, располагайтесь свободно. Вот тут вам видимо будет удобно, - добавил он, жестом предлагая кожаное кресло около письменного стола, за которым сидел сам. - Так на что жалуетесь? - спросил он приветливо, положив перед собой блокнот и демонстративно достав какую-то особую, видимо очень дорогую, авторучку.
     - У меня душа пропала, - выпалил Юджин, решив, что со специалистом нет смысла кокетничать, крутить, приводя второстепенные факты, намеки, вместо самой сути.
     Доктор быстро взглянул на него и, хотя сквозь темные очки не было видно его глаз, Юджин почувствовал этот настороженный, оценивающий отклик на его откровенность.
     - Как пропала? - переспросил доктор, - подробнее пожалуйста. Какие симптомы? Как вы это почувствовали?
     - В том-то и дело, что уже давно я вообще ничего не чувствую, нет у меня чувств, исчезли как-то.
     - Если я вас правильно понял, вы не реагируете на окружающих, ну а если, скажем, вас кто-то обижает, толкает, или не дает проехать вашей машине, например неожиданно подрезает на шоссе, как вы на это реагируете?
     - Злюсь, конечно, но я, доктор, говорю совсем не про такие чувства. Про позитивные. Я никого не люблю и никто не вызывает моего интереса, только безразличие или раздражение.
     - И поэтому вы сюда пришли? - удивленно воскликнул доктор Кантор. - Да так, дорогой мой, живет большая часть человечества, это же норма!
     - Но я так жить не могу и не хочу, проверьте, пожалуйста, в чем дело, ведь когда-то я был очень влюбчивым, в том смысле, что вообще любил компании, разных людей... Почему так случилось? - настойчиво произнес Юджин, испытывая растущее раздражение от необоснованных возражений доктора. Какое ему дело до того как живут все остальные.
     - Ну, если вы настаиваете, - неожиданно легко согласился доктор Кантор, слегка пожимая плечами, - давайте посмотрим, что у вас там есть.
     Он встал из-за стола, подошел к массивному стенному шкафу, выдвинул какой-то ящичек и достал оттуда блестящий, полукруглый, как серп, тонкий нож.
     - Не волнуйтесь. Это не больно. Мозг ничего не чувствует, там нет нервных окончаний.
     «У меня и сердце ничего не чувствует, - хотел было ответить Юджин, но вид этого странного скальпеля был неприятен и пугал, более того, давать кому-либо, даже врачу, залезать себе в мозг, копаться там, выискивая что-то неправильное или патологическое, почему то совсем не хотелось. – Хотя, собственно, какая разница между мозгом и аппендицитом, такой же орган, - пытался он цивилизованно побороть это неприятие процесса вторжения в себя, но какой-то необъяснимый первобытный страх перед внедрением постороннего в его сокровенные внутренности, хранилище памяти, в его Я, в конце концов, казалось совершенно непереносимым. - Ножом можно только скальп снять, а череп ведь пилить надо, - вдруг подумал он, - и следы на голове и на лице останутся навсегда, на всю жизнь. Нет, я не согласен!»
     Запах хлороформа распространился по кабинету, Юджин почувствовал, что его тело слабеет, становится ватным и безвольным. "Почему хлороформ действует только на меня, ведь доктор стоит совсем рядом. Какая странная манера давать наркоз без маски, без укола," - почему-то пришло в голову. Доктор, казалось, ничего особенного не чувствовал, он спокойно стоял у шкафа с инструментами и внимательно наблюдал за угасающими реакциями Юджина, покручивая в руке, как ракетку на корте, свой страшный блестящий скальпель. "Но ведь так нельзя. Это незаконно, - мелькали последние мысли, - я не давал согласия. Это ведь получается не осмотр, а операция! Трепанация черепа! Нельзя делать такое запросто, это ведь серьезное хирургическое вмешательство. Без операционной, без ассистентов, это опасно в конце концов!"
     Сознание тухло. Надвинулась тень доктора, Юджин почувствовал прикосновение холодного скальпеля ко лбу, из последних сил дернулся всем телом и... проснулся. Он сидел в своем любимом кресле, побелевшими от напряжения пальцами вцепившись в подлокотники и, тяжело дыша, изумленным, немного сумасшедшим блуждающим взглядом, с расширенными от ужаса зрачками, осматривал свою комнату, журнальный столик с толстым телефонным справочником, раскрытом на разделе "Психологи".
     Уже стемнело и в комнате царил полумрак. "Нехорошо я себя чувствую, совсем нехорошо и сон этот лишний. Страшно мне было, жутко даже, - вспоминал он подробности только что пережитого стресса и даже инстинктивно потрогал свою уцелевшую голову. - Болею я, а к врачам обращаться теперь совсем не хочется. Может, это было предупреждение."
     Юджин встал с кресла, потянулся так, что хрустнули кости, даже резко помахал головой из стороны в сторону, чтоб как-то встряхнуться, придти в себя, прогнать смутный страх, осевший где-то в глубине сознания. "Только без паники" - решил он наконец и, немного успокоившись, чтоб окончательно отвлечься, отправился на кухню готовить ужин, хотя ранее планировал торжественно осуществить чествование юбиляра, то есть отпраздновать круглую дату своего рождения в хорошем ресторане. Сейчас, после того, что произошло, не хотелось никуда выходить. Замороженный стейк и чипсы весело зашипели на сковородке. Короткая борьба с собственной ленью на тему делать салат или просто съесть овощи раздельно на этот раз закончилась победой лени, зато бутылка холодного пива из холодильника, как некая компенсация отсутствующему салату, достойно дополнила пиршество. Аппетитный запах жаренного мяса с картошкой наполнили кухню. Только что приготовленная еда была горячей и вкусной, пиво приятно охлаждало полупраздничную трапезу.
     "Что, собственно, такого уж плохого в моей жизни, - подумал он, неторопливо орудуя вилкой и ножом, - комфортабельное, приятное времяпрепровождение, без раздражающих помех. Крутилась бы тут какая-нибудь и с разговорами приставала, с глупостями всякими, а так спокойно, тихо и, главное, свободно - делай, что хочешь. Скучно только очень, как-то бесперспективно. Время замерло и не двигается. Все это я уже делал вчера и год назад. Нет развития. В сущности, смерть - это когда внутреннее время останавливается и человек окончательно замирает, не действует, не чувствует, не мучается. Самоубийцы, например, воспринимают смерть именно как освобождение от мучений, от непереносимых для них страданий, а ему получается как раз раздражений не хватает, без них он не ощущает себя живым. Есть тут какая-то несообразность, противоречие. Что же может спасти от ощущения бессмысленности собственной жизни?"
     Юджин покопался в памяти и, к своему удивлению, не обнаружил на эту тему ни одного высказывания, крылатой фразы или афоризма. Все, что удавалось вспомнить, относилось не к отдельной личности, а к человечеству в целом. "Красота спасет мир!", "Любовь спасет мир!", "Доброта спасет мир!" и, уже совсем некстати, видимо по ассоциации, - "Зачем человеку приобретать весь мир, если он при этом теряет свою душу!" Оскара Уайльда.
     Какой мир? Ничего особенного за свои сорок не приобрел, ничего, в общем, не имел. Не разбогател, не прославился, ничего не открыл, а ведь задатки были. Сколько себя помнил, всегда работал за зарплату, а душу все же потерял. Значит, не в этом дело. Сейчас он уже не хотел никого поразить, не хотел никаких впечатляющих успехов, побед, только внутреннего равновесия и ощущения, что живет, а не механически, как робот, каждодневно повторяет некоторую, намертво заложенную в него инструкцию, программу действий, от которой невозможно отклониться. Встал, съел завтрак, поехал на работу, вернулся, поужинал в кафе или дома, немного посмотрел телевизор и спать.
     "Как разорвать порочный круг? Может стоит начать делать несуразности, глупости всякие, не пойти, например, на работу, а пойти... А куда, в сущности, можно пойти? - подумал он. - В бассейн, увидеть там богатое старичье, стремящееся путем запоздалых физических упражнений продлить себе жизнь. Неинтересно! В музей, в кино, на пляж загорать или сидеть с утра в пустом ресторане? Ужас какой-то! Идти было некуда. Может за границу махнуть, походить по Лондону или Амстердаму, может там что-нибудь во мне всколыхнется, проявится, любопытство что ли?" - подумал Юджин, однако тут же вспомнил, как он путешествовал по Испании, Франции и Италии со своими сотрудниками - фирма периодически организовывала разные развлекательные программы, в том числе и коллективный туризм. Ничего у него там не взыграло, не встрепенулось, мероприятия совместные, ходили как бараны за экскурсоводом, невозможно оторваться, сотрудники своими примитивными шутками и постоянной веселостью раздражали страшно, а то, что он увидал в Венеции, в которую они попали в разгар сезона, повергало в уныние и даже разочаровало до крайности - толпы, вернее сказать, бесконечные орды беспородистых туристов со всего света, сбитые в плотные, труднопроходимые человеческие пробки, облепляли достопримечательности, всю свободную поверхность у площади Святого Марка, негде было даже присесть на минуту, все время шли в плотной толпе, как на демонстрации. Все это вызывало ощущение какого то варварского нашествия, которое, в свою очередь, на всю катушку использовали продавцы разнообразных мелких товаров, наглые официанты и уличные зазывалы. Невозможно было отвлечься от надоедливой суеты многотысячной и многоликой международной любознательности. Масштабный фактор лавинообразного туризма убивал впечатление от бессмертного, убивал все. И это Венеция?!
     "Так что же делать? - размышлял он уже спокойно, медленно отхлебывая горячий кофе из своей любимой фарфоровой чашки и пытаясь содержательно представить себе каким образом можно внести какие-нибудь коррективы в давно сложившуюся практику его жизни. - Увлечься чем-нибудь или кем-нибудь? Может, это поможет? Записаться к какой-нибудь кружек, клуб по интересам? Завести роман?"
     Когда то любовные отношения были у него эмоциональным стержнем, вокруг этих глупостей все тогда крутилось, но это было давно, а сейчас, что же ему действительно интересно сейчас? Нет ответа? Ну, что-то ведь должно быть, просто решение не лежит на поверхности, об этом нужно подумать, поискать, может, это то, что он еще ни разу в жизни не делал, о чем даже не подозревал. Откуда он знает, что применимо к нему, а что нет. Без собственного опыта, без проверки на себе невозможно заранее дать ответ, ведь чем только люди не занимаются. Может ему для полного счастья нужны эти идиотские прыжки вниз головой с моста на веревке, привязанной к ногам. Встать на поручень, посмотреть на воду, которая где-то далеко внизу, ощутить в душе колебание, трусость, перебороть слабость, страх падения, после чего безумный, самоубийственный прыжок, всплеск адреналина в крови, сводящий с ума короткий свистящий полет в неизвестность, и животная радость спасения, когда, немного не долетев до поверхности реки, тело швыряет обратно. Такого занятия ему не хватает? Юджину не нужно было долго копаться в себе, он с детства ненавидел всякие пугания, даже аттракционы в парках, с истошно вопящими любителями сильных ощущений, обходил стороной. Странное удовольствие испытывает человек - от искусственно вызываемого страха. Щекотание основного инстинкта? Нет, это точно не для него!
     Юджин допил кофе, аккуратно собрал и вымыл грязную посуду, он во всем любил порядок. Может пойти к экстрасенсу, к гадалке какой-нибудь, ведь что-то они в этом, по-видимому, понимают или чувствуют, не на пустом же месте все это возникло. Когда приспичит и не в такое поверишь. Вероятность получить от безграмотной гадалки содержательный ответ конечно маленькая, все эти мистики, потусторонние миры очень похожи на обман или в лучшем случае на игру больного воображения, но, с другой стороны, а к кому реально можно обратиться в его положении? Он открыл газету на разделе рекламных объявлений и первое, что бросилось в глаза: "Гадание на картах Таро", прорицательница Марго и номер телефона. Преодолев колебания, набрал указанный номер. Ответил приятный, доверительный женский голос.
     - Марго слушает. Что вам угодно? Вы хотите записаться на сеанс?
     Без суеты, без торопливости, притягивающий голос, магнетический, незаметно вводящий в мир иррациональности. "Как это у них получается?" - подумал Юджин, изначально имея намеренье провести ничего не обязывающий, подготовительный разговор, выяснить цены, узнать какие-нибудь подробности в этой незнакомой области, но вместо этого, неожиданно для себя произнес:
     - Меня зовут Юджин и у меня есть проблема.
     - Приезжайте, Юджин. Приезжайте прямо сейчас. С этим вы не справитесь в одиночку, - расслабляющим, каким-то заторможенным голосом произнесла гадалка, - побеседуем, чай попьем, а карты покажут что было, что будет, ведь ни посоветоваться, ни даже поговорить вам все равно не с кем, - и, произнеся свой адрес, положила трубку.
     "Ловко она меня обработала, - вынужден был признаться себе Юджин, услышав короткие отбойные гудки в трубке. - Высший класс. Ничего не узнал, а не ехать теперь неудобно. Сколько денег с собой брать? Сто, триста? Черт ее знает, сколько она берет. Всю жизнь попадаю в глупые ситуации, - печально констатировал он в заключении. Тяжело вздохнул и впервые в жизни поехал к настоящей гадалке. По дороге снял двести долларов со своего счета в банке, потом подумал и, после некоторого колебания, взял еще сто - вхождение в оккультный мир требует наличных денег.
     Это была небольшая, двухэтажная вилла в хорошем районе. "Неплохо она живет, - автоматически отметил Юджин, - неужели существует много идиотов вроде меня, которые согласны платить за мифы, где главный герой ты сам?" На входной двери висела странная восьмигранная штука с вогнутой блестящей сферой внутри. "Отгонятель духов" - догадался он. Взглянув на него, Юджин неожиданно понял стратегию своих действий, как выйти без потери лица из этой безумной истории, что его сразу как-то успокоило. Он позвонил и услышал уже знакомый по телефону голос Марго.
     - Входите, Юджин. Открыто.
     Он осторожно открыл дверь и, глубоко вдохнув воздух, вошел. Никто у двери его не встречал. Взглянув во внутрь помещения, он увидел сказочную, очень странную, полутемную комнату с горящими маленькими светильниками, подогревающими ароматное масло, распространяющее пряный, устойчивый запах по всему салону, наполненному восточными статуэтками, странными картинами, с единственным ярким, освещенным пятном, в котором торжественно восседала хозяйка этого царства, женщина лет тридцати пяти, с распущенными длинными волосами, широко раскинув на спинке кушетки обнаженные руки, покрытые массивными перстнями.
     - Садитесь, Юджин, - сказала она и даже не пошевелилась.
     "Она уродина или красавица?" - закрутилось в его голове, но он не мог дать однозначного ответа. Во всем ее облике была какая-то театральность, вычурность, она играла свою роль. "Театр одного зрителя" – ироническое определение происходящего действия сложилось в голове Юджина. Все черты ее лица по отдельности были красивы, но как-то чрезмерно велики. Большие темно-карие глаза с блеском, большой ярко накрашенный рот, крупный породистый нос. "Шамаханская царица" - мелькнуло в голове Юджина адекватное определение этого феномена, и он уселся в предложенное ему кресло. Теперь они сидели друг против друга разделенные низким журнальным столиком, на котором лежали красочные и крупные картинки - карты Таро.
     - Что вы хотите узнать? Что вас волнует? - спросила Марго, без всякого стеснения в упор рассматривая Юджина.
     - Видите ли, у меня есть проблема. От меня ушла жена, - отведя глаза и сделав скорбное выражение лица, печально произнес Юджин, приступив к осуществлению своего хитрого плана, - и я хочу узнать, когда она вернется и...
     - Прекратите! - спокойно и как бы нехотя прервала его Марго. - У вас нет и никогда не было никакой жены. Зачем вы обманываете?
     Кровь прилила к лицу Юджина, запульсировала в висках, весь его план летел к чертям, более того, он сам оказался в глупейшем положении. Наступило гнетущее молчание. Он растерялся и не знал, как из этого выбраться, поймали как маленького на откровенном вранье. Глупо и пошло! Получается, что он клоун какой-то, пришел сюда не решить то, что мучает, жить не дает, а вульгарно врать, шутить, мистифицировать. Действительно идиот. Настаивать на своей лжи даже не приходило в голову.
     - Извините, - с чувством произнес наконец Юджин, - сам не понимаю, как это вырвалось, зачем сказал эту глупость. Ну, как вам объяснить? Проверить вас хотел. Простите меня.
     Юджину действительно было крайне неприятно и он раскаивался в собственной ошибке. Почему он изначально решил, что экстрасенс ничего не понимает и взялся это доказать на деле? Ведь раз он все-таки пришел сюда значит так не думает. Получается форменный самообман, а нет ничего опаснее, когда человек теряет логику, путается в собственных мыслях - тогда вообще не на что рассчитывать.
     - Понятно. Попробуем еще раз? Так что вас действительно беспокоит? Или мне самой вам рассказать? – спросила она с вызовом, нагнетая напряженность и без того сложного разговора, усугубляя предельно непростое положение, в которое он сам себя загнал.
     Юджин настороженно посмотрел на Марго. Она сидела неподвижно, как птица, хищно раскинув руки с яркими, окровавленными ногтями, и пристально, не мигая и не отводя своих блестящих остановившихся глаз от Юджина, смотрела куда-то внутрь, в глубь, в сущность.
     "Эта Марго еще страшней, чем доктор Кантор, - невольно подумал он, вспоминая недавний сон, и мурашки предательского страха побежали по спине. - Тот отпилить голову хотел, а эта просто может съесть целиком, со всеми потрохами и не подавится, причем это уже точно не сон. - Он почувствовал мистический ужас, необъяснимый трепет перед чем-то непознаваемым и ужасным. - Невозможно это выдержать, нужно отсюда удирать!".
     - Послушайте, Марго, давайте я вам заплачу сколько скажите и пойду. Мне страшно с вами, я вас боюсь, - сказал Юджин обречено, примирившись с окончательным поражением, фактически, с потерей лица.
     - Как хотите, я никогда ни на чем не настаиваю. С вас двести пятьдесят, - сказала она без тени удивления, казалось нисколько не сожалея о сорванном спектакле.
     Возражений не было. Желания торговаться тоже. Единственная мысль, которая возникла в его воспаленном сознании: "Хорошо, что хватает денег. Повезло, что взял с запасом". Он отсчитал положенную сумму и положил доллары на журнальный столик рядом с невостребованными картами Таро.
     - Пожалуйста простите меня, - еще раз виновато произнес Юджин, желая как-то загладить образовавшуюся неловкость. - Я сегодня что-то не в себе.
     - У меня было несколько посетителей, которые отказывались платить, - задумчиво, как бы ни к кому не обращаясь, сообщила Марго, - так потом прибегали, умоляли взять деньги, некоторые даже плакали, - она удовлетворенно рассмеялась, вспоминая сцены запоздалого раскаиванья, которые должны были косвенно продемонстрировать Юджину безграничные возможности оккультного воздействия. - Касательно вас, Юджин, раз вы честно, без колебаний заплатили за сеанс, то могу рассказать о вашем будущем без гадания, с вами и так все ясно - у вас в конце будет слово!
     После чего она закрыла свои лучистые глаза, показывая, что сеанс закончен и больше говорить не о чем. Как автомат Юджин вышел, вернее сказать, выбежал из волшебной виллы, вскочил в машину и, почему-то сильно торопясь, как будто боялся преследования, дал полный газ и, рванув с места, поехал домой. Только когда он очутился на скоростном шоссе, в плотном потоке быстро двигающихся машин, он несколько пришел в себя, восстановил возможность воспринимать окружающий мир здраво, так сказать, реально оценить результаты первого в своей жизни похода к гадалке.
     Первое, в любом случае ему повезло, он вышел оттуда целым и невредимым, второе, о потере денег совершенно не жалел, может быть даже лучше, что гадание фактически не состоялось и он не услышал, может ужасно неприятные, страшные подробности своей будущей судьбы, ведь теперь нельзя было относиться к словам Марго легковесно и несерьезно, в третьих, хоть он не понимал формального смысла сказанного: "В конце будет слово!", но как не трактуй, как не крути "слово" казалось все-таки лучше, чем, скажем, топор или виселица, а ведь запросто могла сказать и такое, гуманизмом там и не пахнет. Как бы он жил, ожидая впереди что-то мучительное, болезненное, страшное, так что, можно сказать, отделался неплохо, удачно даже. Знать собственную судьбу, что тебя реально ожидает - это совсем не подарок, если воспринимать это всерьез - это ужас какой-то, приговор с отсроченным сроком исполнения. Жди его потом всю оставшуюся жизнь.
     Но какова эта Шамаханская царица, королева Марго двадцать первого века - настоящая колдунья! Интересно она налоги платит и вообще легальный ли это бизнес? Чего только не встретишь в современном мире? Уму непостижимо!
     Вернувшись домой, очутившись в привычной обстановке, Юджин поостыл, попил чаю, так и не предложенного ему Марго, хотя по телефону обещала, и, взглянув на часы, решил, что на сегодня впечатлений достаточно и пора идти спать. Легко сказать спать! Уже лежа в постели и ворочаясь с бока на бок, Юджин понял, что заснуть нереально, он не может забыть своих сегодняшних приключений. Промучавшись пару часов, все же заснул. И Марго сразу встала перед его глазами, вернее она сидела на кушетке в своей неизменной позе с раскинутыми руками. "Интересно муж у нее есть? - неожиданно подумал Юджин. - Какой-нибудь Кощей Бессмертный! Кто еще может такую выдержать?" Он видел как Марго жестом приглашает его сесть рядом, и он невольно подчиняется, притягивается магнетизмом ее обволакивающего взгляда, а она его обнимает, замыкая вокруг шеи свои обнаженные руки с окровавленными ногтями, приближает сияющие глаза к лицу и тянется к его губам. "Если поцелует, я умру", - пронеслась последняя обреченная мысль и он проснулся.
     Сон окончательно ушел. Он хотел бы придать встрече с Марго шутливый, юмористический характер, как-нибудь разрядить гнетущее чувство, оставшееся после этого визита, выбросить из памяти ужас, который испытал перед предсказательницей. Однако статичная картина, неподвижно сидящая Марго, испускающая невидимые лучи страха своими жгучими глазами, продолжала стоять перед ним. "Как она меня заворожила! – подумал Юджин с раздражением. - Не могу переключиться". Предсказание Марго, бесконечно вращаясь в голове, не давало покоя. Что означают эти слова? Как их можно трактовать? "В начале было Слово" - это понятно, это религия, а Слово в конце? Может это приговор, предсмертная молитва, последнее слово приговоренного? Что это?
     Простая, беспечная жизнь, когда не нужно блуждать в потемках неясных образов и страшных ощущений, кончилась. Сон, в который Юджин проваливался без всяких усилий, даже не думая о том, какое это счастье просто заснуть, отключиться от навязчивых, сумбурно крутящихся мыслей, исчез, и на его месте образовалось бесконечно тянущееся время, заполненное только неуверенностью и страхом. "Странное чувство, - невесело вздохнув, подумал Юджин, - тело хочет спать, а мозг не дает. Такой конфликт, разлад между духом и телом – трудно разрешить без потерь в стане одной из сторон".
     Он решительно встал с постели, почувствовав, что не может лежать без сна ни с закрытыми, ни с открытыми глазами. Накинув одеяло на зябнущие плечи, отправился на прогулку по квартире, по дороге задержался у окна и начал обозревать беспечно спящий город. Крупные звезды романтически смотрели на него из космоса, с чистого, темного неба. Тишина обволакивала часть освещенной фонарями улицы перед окнами. Все замерло вокруг. Вдруг он окончательно, с как-то пронзительной ясностью понял, что один во вселенной. В этом мире, никто из ритмично дышащих людей, спящих за каждым темным окном, ему неинтересен, никто не сможет, да и не захочет его понять, хотя их миллионы, но все равно помощи ждать не от кого. Проблема эта сугубо индивидуальная и решать ее придется в одиночку.
     Жутко не выспавшийся и усталый, с чугунной головой явился он утром на работу. Свои рутинные занятия Юджин начал воспринимать как барщину, которую необходимо отрабатывать. Забился в угол, прилип к своему компьютеру и очнулся только во время перерыва на обед. В кафе, куда он чаще всего ходил обедать, он увидал Натали из отдела тестирования программ.
     "Может попробовать, нужно же как-то отвлечься. Она похоже симпатичная, - прикидывал он, заинтересованно глядя на довольно молодую, живописную женщину, сидевшую за соседним столиком со своей подругой, - выглядит вроде ничего, глаза, фигура, все на месте и работаем по соседству, что сильно облегчает дело. Приглашу ее пройтись, погулять после работы, в ресторан какой-нибудь, она, насколько мне известно, свободна, поговорим, потанцуем. Нужно выбираться из моего состояния. Под лежачий камень вода не течет."
     С приятной перспективой вечернего мероприятия он закончил обед и вернулся на работу. Договориться с Натали оказалось несложно. Она с заметным удовольствием откликнулась на его предложение.
     - В какой ресторан вы хотите меня пригласить?" - только и спросила она кокетливо.
     Вначале все шло неплохо. Прошлись, благо погода была хорошая. Обсудили общих знакомых, начальство, ну все как обычно, причем, можно сказать, говорила она довольно живо и занимательно. Проблемы начались позже, уже в самом ресторане. То ли у Юджина были другие представления о том, как принято себя вести в подобном месте и в подобной ситуации, то ли ему надоела ее манера ехидно обсуждать знакомых и незнакомых ему лиц, но в процессе разговора быстро выяснилось, что ни на какую другую, более "высокую" тему его дама не реагировала. Твердая установка, что во всех ее бедах виновато злобное окружение, вошла в ее плоть и кровь, не имела динамики, была для нее совершенно очевидна и объясняла все. Стало ясно, что она проста и пуста, как мелкое блюдце. Она кому-то завидовала за "умение жить", кого-то ненавидела, видимо по той же причине. "Казарменное мышление, - уныло подумал Юджин, - все стандартизировано до безобразия".
     Сидя за прекрасно сервированным столом в ресторане при гостинице "Хилтон", он вдруг почувствовал крайнюю скуку и даже раздражение. "Что я делаю здесь с этой Натали? - подумал он. – Она неинтересна даже до секса. Зачем все это?" Различие культур, вместо заинтересованного любопытства, перерастало во внутренний конфликт. "Какая она глупая и недобрая," - думал он. Через некоторое время практически все, что говорила раскрасневшаяся от выпитого вина Натали, вызывало протест и желание одернуть свою спутницу, прекратить непрекращающийся поток плохо замаскированной злости.
     "Как можно жить в мире, где все идиоты, подлецы и развратники?" - философски размышлял он, отстранено глядя на оживленную мимику своей немного опьяневшей "дамы сердца". Юджину стало неприятно, он внутренне дистанцировался от своей спутницы, самоустранился, воспринимая все происходящее как бы со стороны, даже чувства неловкости по отношению к той, кого сам пригласил, и которая его так быстро разочаровала, не возникало.
     "Найдет себе в конце концов такого же урода, - жестко подумал он, - и будет счастлива". С Натали было кончено, осталось только прилично проводить ее домой. На обратном пути неприятное чувство никчемности любовных связей без любви или, по крайней мере, временной увлеченности, овладело Юджином. "Даже подходящую подругу на вечер невозможно найти, - с прискорбием констатировал он. - Любовные отношения должны либо "заводить", либо давать ощущение радости, полноты жизни, ну, в крайнем случае, приятного времяпрепровождения. В конце концов я мужчина, она женщина, почему все не идет по накатанному пути, почему все так раздражает. Интересно вспомнить, раньше я тоже прислушивался к тому, что говорят мои подруги, или мне было не до того?"
     Уже сидя дома, в своей привычной обстановке тишины и покоя, Юджин неожиданно вспомнил любовный угар, в котором прожил так много лет. Тогда все было не так. Тогда все было, как в первый раз, отчаянно и азартно. Вдруг простая мысль как будто ударила его. "А может это старость? Банальная, примитивная, беззубая старость. Старость в сорок лет! Неважно, что он выглядит хорошо, даже моложе своих лет, этот честный и беспристрастный приговор объясняет сразу все - отупение чувств, желаний, свежести восприятия. Есть диагноз его болезни! Собственный диагноз, окончательный и бесповоротный, поставленный без специалистов, без глупых медиков и страшных психологов. Честный диагноз. Ничего у него больше не будет! Ничего ему больше не светит! Все, конец!"
     Юджину стало обидно. Все оказалось так просто. Метод проб и ошибок, при помощи которого он пытался спасти себя, выяснить истину, привел его к такому неожиданному, прискорбному результату. Что он знает о старости? Как представляет ее себе? Шаркающие и немощные, бредущие, как лунатики, среди людей, которые их не замечают, по своим неведомым, старческим делам. Мелким делам, делишкам, копеечному интересу. Отрешенные, неинтересные никому на шумной, веселой улице жизни. Что это – конец полноценному? Позади была пустыня, бессмысленное существование без цели, но хотя бы с удовольствиями, а впереди еще хуже! "Что же делать? - подумал он. - Так и доживать свою никчемную жизнь? Найден синдром конечной остановки? Со старостью бороться невозможно."
     - Вы все время думаете, - с упреком сказала при расставании Натали, - а о чем?
     Тогда он вежливо промолчал, вернее отделался ничего не значащей фразой, но теперь, наедине с собой, после того, как он только что осознал обреченность своей попытки изменить судьбу, этот вопрос почему-то забеспокоил его. О чем он думал всю жизнь, все эти сорок лет? Ну понятно, учеба, работа, решение всякой житейской текучки, но это для других, для внешнего мира, так сказать, отрабатывал цепочку - появилась проблема, подумал, нашел ответ, а для себя, о чем он думал все эти годы о самом себе, в философском смысле, без утилизации мысли во что-то полезное? Сейчас его волновало самопознание. Что он собой действительно представляет, а не то, как отражается в глазах окружающих - наигранный имидж, когда-то и по какой-то неведомой причине намертво приросший к нему. Кто он наедине с собой, без украшательства, без внешнего забора, оболочки, закрывающей его суть от посторонних?
     Какая-то мешанина без четких контуров и взаимосвязей пронеслась перед сознанием. Ужас! Все стерлось, забылось, заржавело от долгого неупотребления. Когда он об этом последний раз думал? Невозможно вспомнить даже это. Как он дошел до такой жизни, как сознательно загнал себя в "прокрустово ложе" полезного члена общества, "нумера" без самоидентификации из оруэллского кошмара, честно отрабатывающего свое благополучие? Как он мог позволить себе потерять себя?
     И вдруг это пришло, иголкой выскочило из глубины сознания, материализовавшись в емкое понятие: "Я - это моя личная свобода". О ней, о своей свободе, он думал больше всего, подчиняя ей свои решения. Это центральная тема, стержень, вокруг которого крутилось все остальное, и он достиг, получил свою личную свободу. Он не позволил никому охмурить, приручить, прикрутить себя к кому-то или к чему-то, забрать такое необходимое ему сладостное ощущение, главное место в его внутреннем Я.
     Свобода! Что такое была его свобода? Не подчиняться, по сути, никому, ни от кого не зависеть, не просить, не бояться, никуда не рваться, не завидовать - все это правильно, но сейчас цель всей его жизни теряла свои конкретные очертания, как-то тускнела, отступала на задний план, вытеснялась другой, более сильной категорией - наступала старость, фатальная, в сущности, вещь, которая неотвратимо и беспощадно съест все, что он завоевал, превратит в никому не нужный хлам не только его свободу, но и уникальность его личности, его переживания, его память.
     Старость - это трагедия, но трагедия мягкая, щадящая, растянутая по времени на полжизни. Гуманная трагедия с летальным исходом, поскольку альтернатива еще хуже. Все существо Юджина запротестовало против этого неумолимого, тягучего процесса сдачи позиций, медленной капитуляции перед самой жизнью, он даже посмотрел на себя в зеркало и, несмотря на то, что обнаружил там довольно-таки моложавое лицо, сурово произнес: "Старик. Бессмысленный старик, без чувств и эмоций".
     Поиск настоящей причины всех его бед был завершен, ящик Пандоры найден и открыт, тайный смысл происходящего понят, выхода не было. Негде искать спасение, нужно смириться, принять горькую правду, как яд очень замедленного действия, отложить трагедию на неопределенное время, но вдруг как будто прорвало плотину, державшую его мысли в болотном застое, нахлынул поток воспоминаний, давно и безнадежно забытые мысли всколыхнули воображение, образы старых друзей и любимых женщин встали перед ним.
     Первый поцелуй. Когда это было? Он увидел себя, тринадцатилетнего, стоящего в темноте за кулисами рядом с незнакомой красивой девочкой с глазами серны из другой школы. Сквозь маленькую щелку в занавесе, тесно прижавшись друг к другу, вместе смотрели они то в зрительный зал, то на ярко освещенную сцену, где проходил какой-то праздничный школьный концерт. Что-то неясное, волнующее, от чего туманило взгляд и теснило грудь, зрело в нем и, главное, каким-то образом передавалось ей. Он робко обнял ее за талию. Она часто задышала, но не отстранилась, и он поцеловал ее в губы, а она засмеялась. Больше он ее никогда не видел. Куда делась эта девочка? Помнит ли она тот поцелуй?
     Странное, тревожное волнение, охватившее Юджина требовало выхода, какого-то действия. Он нервно заходил по квартире, посмотрел на шкаф с книгами, неуверенно взял с полки чистый лист бумаги и вдруг, вспомнив предсказание Марго, улыбнулся какой-то особой, умиротворенной улыбкой. Он осознал, понял, что случайно, а может и не очень случайно, нашел очень особенный способ сделать оттиск своих мыслей, чувств, своего молодого Я. Всю жизнь это сидело в нем, просилось наружу, а он об этом даже не догадывался!
     Лицо Юджина приобрело сосредоточенно-мечтательное выражение, он осторожно взял ручку и, неуверенно пододвинув к себе чистый лист бумаги, неожиданно быстро начал писать...