Не знаю, точнее — не помню, как это все началось. Вообще-то, себя как личность я осознаю с трехлетнего возраста, а более-менее связно события, со мною происходящие, помню лет с четырех. А вот почему и когда точно я начал ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ — не могу вспомнить... Что-то смутное такое: два мужика каких-то на фоне желтых улиц, больше всего это похоже на сон, но уверен, что с мужиками этими доводилось встречаться неоднократно. Помню, что считал их друзьями. И эти красивые и странные желтые улицы... Все-таки, я склонен считать, что это были сны.
     Видимо, они и научили меня ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ. Пусть даже и во сне. Но и наяву у меня это получалось запросто. Помню, уже отчетливо, переполох по поводу моего исчезновения из детского сада во время тихого часа. Воспитательница стала трясти меня за плечи, когда я появился в группе только к ужину. Она сильно напугала меня тогда — настолько была страшной в своей истерике. И я никак не мог понять: из-за чего весь этот шум? Просто мне надоело спать, и я пошел погулять в какой-то красивый солнечный город на берегу теплого моря. Люди там говорили не по-русски, но были ко мне добры, даже угостили вкусным виноградом. И еще я играл там на песке возле самого моря с двумя мальчиками. А у нас в это время была зима и завывала вьюга.
     Я пытался рассказать все это воспитательнице, но она после этого рассердилась еще больше. Поверил мне только мой детсадовский друг Костя, да и то после того, как я подарил ему красивую ракушку, что дали мне мальчики с моря. Чтобы не расстраивать более взрослых и не прослыть лгуном, я после этого случая стал ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ только тогда, когда никто не мог заметить моего отсутствия. Например, ночью. Я лежал в постели и представлял разные красивые места: горы, леса, моря, теплые страны и сказочные города. Иногда картинка становилась вдруг очень отчетливой и яркой, как настоящей. Вот тогда я ПЕРЕМЕЩАЛСЯ. Как? Не знаю. Просто не могу объяснить! ПЕРЕМЕЩАЛСЯ — и все тут! Ну, а вернуться назад было и вовсе легко — стоило представить свою комнату отчетливо, до мелочей, лучше — с закрытыми глазами, и все — я ПЕРЕМЕЩАЛСЯ.

     Эти перемещения вошли у меня годам к семи в стойкую привычку. Почти каждую ночь я путешествовал. Иногда я это делал и днем, когда оставался дома один и знал, что в ближайшее время никто не придет. Но лет до десяти это все были ЗЕМНЫЕ перемещения (может быть, за исключением тех, первых, — на желтые улицы). А потом мы как-то шли из школы морозным зимним вечером, и кто-то из ребят сказал, глядя на полную Луну: “Интересно, а там живет кто-нибудь?”
     Дальнейшее я помню так, словно это было вчера. Мой лучший друг Андрей сказал:
     — На Луне никто не может жить, там очень жарко!
     — Дурак! Это на Солнце жарко, а на Луне холодно! — ответил ему Игорь, который увлекался всем космическим, и портреты космонавтов висели над его письменным столом, как члены Политбюро в кабинете директрисы.
     — И на Луне тоже жарко! — не сдавался Андрей.
     Тут в разговор вмешался Димка (он, по-видимому, и задал первый вопрос об обитаемости Луны):
     — На Луне ведь были космонавты, значит там нормально.
     Игорь просто взвился от такого заявления:
     — Никаких космонавтов там не было! Там были астронавты!
     — Никаких астронавтов не бывает! — заржал Димка. — Бывают аэронавты!
     — Да ты ничего не понимаешь! — совсем рассердился Игорь. — Лучше молчи, а то сейчас как тресну!
     — Я сам тебе сейчас тресну так, что ты улетишь на свою Луну!
     Короче, дело кончилось дракой, правда — непродолжительной, так как мы все-таки были друзьями. Чтобы окончательно помирить ребят, я сказал:
     — Ладно, завтра я вам точно скажу: жарко на Луне или холодно, и кто на ней живет!
     Друзья рассмеялись и стали испытывать на мне свои остроты, но я не дал им развить тему, так как понял, что и так ляпнул лишнего, и ловко выкрутился:
     — Я спрошу у папы, — непререкаемым тоном прервал я смех друзей.
     — А он у тебя кто: космонавт, или этот... аэронавт что ли? — хихикнул Димка.
     — Астронавт, а не аэронавт, дубина! — вновь вспылил Игорь.
     — Тихо-тихо, — остановил я вновь собирающихся вцепиться друг в дружку ребят. — Мой папа, конечно, не космонавт, но он — инженер, и уж про Луну точно знает больше нашего.
     Надо сказать, что в семидесятые годы инженер был довольно почетной профессией, и друзья безусловно согласились с моим доводом.
     Я, конечно, не стал уточнять, что папа мой — инженер по холодильным установкам на мясокомбинате и про Луну знает вряд ли больше того же Игоря. Рассчитывал-то я, конечно, не на папу, а на себя. Короче, я решил ПЕРЕМЕСТИТЬСЯ на Луну!

     Сразу хочу сделать отступление и сказать, что про свои ПЕРЕМЕЩЕНИЯ я не рассказывал НИКОМУ на свете, кроме того, единственного, раза — воспитательнице и детсадовскому другу Косте. Тогда-то я еще не понимал, что ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ умеют не все, но, став постарше, понял, что скорее всего это умею делать только я один. И какое-то совсем недетское чутье мне подсказало, что говорить об этой своей способности никому не следует. То есть вообще никому: ни родителям, ни даже лучшему другу. А как мне хотелось рассказать о своих путешествиях Андрею! Но стоило мне только подумать об этом, как в голове словно срабатывало реле и вспыхивала надпись: “НЕЛЬЗЯ!”
     Вот и сейчас, когда в разговоре с друзьями я подошел к запретной теме, мозг мой возмущенно защелкал своими релюшками и выдал спасительную подсказку про папу. Но мне уже и самому захотелось узнать: что же там есть, на Луне?
     Дождавшись, пока дома все улягутся спать, я выскользнул из-под одеяла, полностью оделся, включая валенки, шубу и зимнюю шапку, рассуждая так: “Если прав Игорь, и на Луне холодно — то лишняя одежда не помешает; если же прав Андрей — то, во-первых, жар костей не ломит, а во-вторых, лишнюю одежду всегда можно снять”.
     Подойдя к окну, я увидел на ночном небе желтую, почти полную Луну, примостившуюся, как казалось, прямо на крыше соседнего дома. Секунд десять я всматривался в ее пятнистый круг, потом зажмурил глаза и...
     ...И понял, что задыхаюсь! Все я учел: и жару, и холод — не учел только того, что на Луне нет воздуха! И еще: при полном отсутствии атмосферного давления меня бы должно было разорвать на мелкие кусочки и усеять ими поверхность нашего ночного светила! Но этого почему-то не произошло. Я, кстати, не почувствовал и никакой жары, равно как и холода. Видимо, сработало какое-то защитное... не знаю даже что: поле, заклинание, чары какие-нибудь волшебные, с помощью которых я и мог ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ... Не знаю что, но от всех этих бед ОНО меня спасло. Не могло оно спасти меня только от отсутствия воздуха. А еще — от ярчайшего солнечного света, которым была залита лунная поверхность. Мне показалось, что я смотрю на электросварку без защитных очков. Я тут же зажмурился, так и не успев ничего рассмотреть на Луне и, задыхаясь в самом прямом смысле этого слова, лихорадочно стал вспоминать свою комнату. Вместо этого, в панике, я представил почему-то родительскую спальню и в ту же секунду очутился в ней. Я с шумом стал глотать воздух, а ноги мои сразу же вдруг стали ватными, и я кулем рухнул на пол.
     Очнулся я от резкого запаха. Это испуганная мама совала мне под нос ватку с нашатырным спиртом. Папа метался рядом, не зная, как и чем помочь маме. Увидев его, я хрипло спросил:
     — Папа, а на Луне кто-нибудь живет?
     — Господи, он бредит! — заплакала мама.
     — Со мной все в порядке!
     Я уже действительно почувствовал себя лучше и даже смог сесть на кровати, куда меня прямо в шубе и валенках положили родители.
     — Боже, как ты нас напугал! — всплеснула мама руками и принялась меня целовать.
     — Как ты очутился у нас в спальне, да еще в таком наряде? — задумчиво спросил быстро успокоившийся папа.
     — Ну я, это... — стал выдумывать я первое, что приходило в голову, — не мог уснуть и решил полчасика погулять. И зашел к вам, чтобы спросить разрешения.
     — Да, но дверь-то в нашу спальню была закрыта изнутри! — сказал папа, нахмурив лоб.
     — Петя, ну какая разница, — вступилась за меня мама. — Наверное, я забыла запереть сегодня!
     — Нет, когда я побежал за нашатырем — шпингалет был задвинут! — не унимался папа.
     — Наверно, это я случайно закрыл, когда вошел, — сделал я предположение.
     — Возможно, — явно сомневаясь произнес папа.
     — Сыночек, у тебя явное переутомление, — сказала моя добрая мамочка, трогая мой лоб — Бессонница, обморок — это тревожные симптомы! Завтра ты будешь отлеживаться дома, а я схожу в школу и поговорю с директором: что за дикая нагрузка в четвертом классе!
     — Не надо к директору, — испугался я. — У нас нормальная нагрузка! У меня наверно этот... преклонный возраст!
     Мама с папой синхронно рассмеялись.
     — Ты, наверное, хотел сказать: переходный? — спросил, булькая как чайник, папа.
     — Да, переходный, — подтвердил я.
     — Рановато что-то, — покачал папа головой.
     — Что ты хочешь — акселерация! — вновь вступилась за меня мама.
     На следующий день в школу меня все-таки не пустили, велев хотя бы денек отлежаться. Лежать мне ужасно не хотелось, но тут я вспомнил, что так ничего и не узнал про Луну, хотя и побывал на ней. Я вынул с полки второй том Детской Энциклопедии — “Мир небесных тел. Числа и фигуры” и забрался с ним в постель.
     Я стал читать про Луну, и вот тут мне стало по-настоящему страшно! Мало того, что там нет атмосферы — это я и так уже понял, на собственном, так сказать, опыте — так еще и температура на ней в разгар солнечного дня достигает 130 градусов Цельсия, а после захода Солнца опускается до —170! Тут бы никакая шуба не спасла! И ни о какой жизни на Луне, разумеется, и речи быть не могло.
     В общем, к приходу друзей я был более чем подкован по части Луны. Друзья, разумеется, прибежали ко мне сразу после школы, и первым вопросом Игоря было:
     — Ну, что там у нас на Луне?
     — Во-первых, на Луне нет воздуха и воды, — лекторским тоном начал я, — значит, там нет и жизни. Во-вторых, прав и ты, Андрей, и ты, Игорь: на Луне и жарко, и холодно.
     — На солнце — жарко, в тени — холодно! — догадался Игорь и от досады хлопнул себя ладонью по лбу.
     — Именно! — подтвердил я. — Причем больше ста градусов в ту и в другую сторону.
     — Ого! — удивился Димка. — А не врет твой папа?
     — При чем тут папа?! Вот! — я протянул ребятам том энциклопедии.

     Этот случай вызвал во мне жгучий интерес к астрономии. Я залпом проглотил второй том Детской Энциклопедии (до “Чисел и фигур”), за месяц “подмел” на предмет астрономии нашу школьную библиотеку и записался в Центральную городскую. Я стал читать все, что так или иначе связано с космосом, в том числе и фантастику.
     О! Я теперь мог дать сто очков форы Игорю! Я не просто мог отличить астронавта от аэронавта, но и назвать поименно и по датам все лунные экспедиции “Аполлонов”. Игорь слушал меня с завистью, но первенство мое безоговорочно принял.
     Надо ли говорить, что главной моей мечтой теперь стало ПЕРЕМЕЩЕНИЕ на какую-нибудь ОБИТАЕМУЮ планету?! Но я, памятуя свое бесславное путешествие на Луну, отнесся к этой своей затее очень осторожно. К тому времени, когда решение отправиться в Дальний Космос созрело во мне окончательно, мне исполнилось уже пятнадцать лет, то есть рассуждать более-менее здраво и логически я уже умел.
     Для начала я отмел все планеты Солнечной системы. Отправиться, скажем, на Марс было бы, конечно, чертовски интересно, но... Вставала каменной стеной та же, что и с Луной, проблема: отсутствие кислородной атмосферы, низкое давление, космическое излучение и тому подобные гадости. Хорошо — на Луне сработала хоть какая-то защита, а если это было только в первый — и единственный! — раз? Скафандр же мне раздобыть негде, значит, — Марс отпадает! То же касается и всех остальных родных наших “подсолнечных” планет: где-то слишком жарко, где-то слишком холодно; где-то бешеное давление, где-то его совсем нет; и уж совсем нигде нет атмосферы, пригодной для дыхания. Значит, надо искать подобную нашей Земле планету, и искать ее надо где-то очень далеко. Но как, если подобных планет нашей земной науке покуда неизвестно? То-то и оно! Проблема передо мной встала практически неразрешимая...
     Но ведь если чего-нибудь очень сильно хочешь, по-настоящему сильно, так, что жизнь — не в жизнь, и идешь к своей мечте целенаправленно и упорно, а не сидишь, сложив руки, — то она, мечта, когда-нибудь непременно сбывается. Во всяком случае, лично я в это верю. Вот я и не сидел сложа руки, а постоянно думал над решением своей проблемы. И додумался вот до чего. Раз в научных трудах нужные мне планеты пока не обозначены, не обратиться ли мне к той области литературы, где подобных планет — пруд пруди?! Поняли мою мысль? Ну, конечно же, — к ФАНТАСТИКЕ! Благо я ее к пятнадцати годам перечитал столько, что аж “из ушей капало”! Как я рассуждал: ведь если обитаемых миров — великое множество, то есть большая доля вероятности, что какой-либо из них может оказаться с достаточной точностью описанным каким-либо писателем-фантастом! И тогда, мысленно перебирая в уме по очереди все известные мне по фантастической литературе миры, я рано или поздно могу ПЕРЕМЕСТИТЬСЯ на тот из них, который совпадет с реальным! Что, нехороша разве идейка?
     Теперь каждый вечер перед сном я надевал новенький спортивный костюм, удобные разношенные кроссовки, брал свой походный рюкзачок с разными полезными мелочами и суточным набором еды и питья, и садился в кресло. Рюкзак я клал себе на колени, запрокидывал голову на мягкую спинку, закрывал глаза и начинал вспоминать. Как назло, в основном вспоминались совсем неподходящие — даже опасные — произведения. “Страна багровых туч” Стругацких, например. А ну, как существует подобная описанной им Венере планетка в далеком космосе! Ничего хорошего меня на ней не ждет! Только выгнал из своей головы Венеру — тут же вспомнилось продолжение — “Путь на Амальтею”, с падением в Юпитер. Час от часу не легче! Нет, к делу надо было подходить аккуратно и расчетливо.
     Я решил составить список всех фантастических книжек, которые смогу вспомнить, и отметить в нем те, в которых события происходят на “удобных” планет. К сожалению, подобный список оказался удручающе коротким, да и из “хороших” планет в нем были только Каллисто из одноименного романа Мартынова, Фаэна из “Фаэтов” Казанцева, пара “англо-американских” планеток, и совсем уж “на безрыбье” я приткнул туда и Марс из “Аэлиты” Толстого.
     Кто-то из вас, возможно, сейчас возмущенно вскрикнул: “И все?! А Хайнлайн, а Гаррисон, а Нортон, а Шекли, а Саймак, а Карсак, а...” Стоп-стоп-стоп! Это был КОНЕЦ СЕМИДЕСЯТЫХ ГОДОВ! Найти ЛЮБУЮ фантастику было делом не из легких, а тем более — ХОРОШУЮ, да еще и зарубежную! К тому же, не стоит забывать, что кое-что из прочитанного вами и готовое уже сорваться с вашего языка, тогда было просто еще НЕ НАПИСАНО!
     И тогда, перебрав свой небогатенький список и никуда, естественно, не ПЕРЕМЕСТИВШИСЬ, я на следующий же день пошел на штурм Центральной городской библиотеки. К сожалению, мой список после ее посещения пополнился совсем незначительно — внесли в него свою лепту лишь Снегов да Булычев, причем последний — преимущественного сказочными планетками “имени Алисы Селезневой”, хотя и довольно порой привлекательными для моего проекта. Прошерстив абонентский отдел и убедившись лишний раз, что фантастика в СССР — явно не лидер в области книгопечатания, я окончательно приуныл. Из задумчивости меня вывел голос молоденькой библиотекарши:
     — Если вы ТАК увлекаетесь фантастикой, что готовы заплакать от ее отсутствия — у нас еще имеются в читальном зале подшивки научно-популярных журналов, где часто публикуют фантастику.
     Уже почти потеряв всякую надежду, скорее из чувства уважения к симпатичной библиотекарше, которая искренне хотела мне помочь, я потащился за ней в читальный зал. Там девушка передала меня своей старшей, толстой и усатой, коллеге, объяснив ей, что мне надо.
     Толстая тетка с пыхтением достала со стеллажей пару потрепанных жиденьких связок “Техники-молодежи”, потом вынесла откуда-то из темноты более аккуратную подшивку — “Вокруг света” и гордо сказала:
     — Вот, читай! Только смотри — ничего не вырывай! Проверю!
     — И... это все? — обреченно выдохнул я, даже не обидевшись на слова усатой толстухи.
     — Будешь себя хорошо вести — дам еще “Науку и жизнь”, — смилостивилась библиотекарша. Потом она задумчиво пошевелила усами, чего-то вспоминая и, наконец, радостно сообщила: — Есть еще фантастика! В нашем городском “Рабочем” печатается повесть местного писателя Василия Сидорова! Очень интересно! Он сам к нам на прошлой неделе приходил, расписался на газете!
     Тетка-библиотекарь аж вся расцвела от этого воспоминания и тут же ринулась снимать с полки подшивку с “нетленкой” Василия Сидорова. Я уже заранее предчувствовал, что там за “перлы”, и оказался прав. Открыв наугад номер из середины подшивки, я увидел набранное крупным шрифтом: “Василий Сидоров. Свержение колдунов”. Выхватив взглядом кусок откуда-то из нижней части полосы, я прочитал:
     “Крестьяне в разноцветных одеждах после тяжелого, полурабского труда на полях и нивах колдунов устало возвращались в свои жилища. Ставшее лиловым, светило опускалось по зеленеющему небу за темно-синий холм, на котором зловеще возвышался замок кровожадных братьев Коу”.
     Я хмыкнул и отбросил газету на стол. Мозг по уже укоренившейся привычке перерабатывал всю эту белиберду в яркую картинку. Я устало прикрыл глаза, и тут кто-то выдернул из-под меня стул. Я довольно чувствительно приложился копчиком, так, что в глазах потемнело. Но зрение быстро восстановилось. Правда, я ему не сразу поверил. Потому что...

     ... лиловое светило опускалось по зеленеющему небу за темно-синий холм, на котором зловеще возвышался замок. Я сидел прямо посреди грунтовой дороги, даже скорее не дороги, а просто очень широкой тропы. Слева от меня начинался очень густой и очень темный лес зловещего синеватого оттенка. Справа тянулись до самого горизонта поля. А дорога, на которой я сидел, вела прямо к замку, до которого навскидку было километра два.
     Я поднялся на ноги. Как ни ждал я этого события, оно все-таки свалилось на меня совершенно неожиданно! Что теперь делать, куда идти — я не мог никак ничего сообразить. Утешало то, что в любое мгновение можно вернуться домой. Я уже начал даже было подумывать, а не вернуться ли сейчас действительно домой, или назад в библиотеку, все хорошенько обдумать, собраться, — ведь даже рюкзак мой, подготовленный к этому путешествию, остался дома! — а потом уж вернуться сюда! Но, поразмыслив еще, я решил, что возвращаться домой днем очень рискованно — мама сегодня дома, и я могу напугать ее до смерти своим появлением из ниоткуда. В библиотеку не хотелось возвращаться по той же причине: даже если мое исчезновение усатая библиотекарша и не видела непосредственно, то появление может заметить, да и не только она. Можно, разумеется, ПЕРЕМЕСТИТЬСЯ в любое другое место родного города, но опять же — не хотелось этого делать днем. Что, в конце концов, горит, что ли?
     А вот тут-то, похоже, действительно что-то горит! Во всяком случае, я почувствовал запах дыма. Но это был не горький дым пожарища, а уютный дымок обжитого жилья. Он шел с той стороны, откуда тянулась ведущая к замку дорога. Лиловое здешнее солнце пустило из-за холма свой прощальный лучик в ставшее совсем изумрудным небо, и густой зеленый мрак, как в толще океанских глубин, быстро накрыл собой все вокруг. Причем очень уж быстро! Темная зелень сгущалась и темнела все больше и больше, словно в темно-зеленую лужу выплеснули бутылку черной туши. Через пару минут стало совсем темно. Темно, как в фотолаборатории. Даже звезд не было, не говоря уже о чем-нибудь типа Луны.
     Вот теперь я действительно растерялся! Теперь хочешь — не хочешь придется возвращаться домой, невзирая на возможный риск. Я закрыл глаза, хотя мог бы этого и не делать по причине и без того кромешнейшей тьмы, и представил себя в своей комнате сидящим за письменным столом. Прошла секунда, другая, третья, но никакого стула под собой я так и не почувствовал. Может, нужно сесть? Да ну, какая разница, сотни раз я возвращался домой и стоя, и сидя, и лежа... Но все-таки я сел — снова прямо на дорогу. Уже начиная волноваться, я тщательно, с малейшими подробностями, вспомнил обстановку своей комнаты, вплоть до маленького чернильного пятнышка на обоях.
     Ничего! Что же это?! Я снова вскочил на ноги. Теперь я стал представлять читальный зал библиотеки вместе с усатой библиотекаршей... Мимо! Я поочередно вспомнил школу, квартиру бабушки, затем квартиры всех своих друзей и знакомых. Ничего не помогало! Я испугался по-настоящему!
     Но надо было что-то все равно делать! Не торчать же тут в этой чернильной тьме! Странно, но даже в стороне замка не было видно ни малейшего огонька. Может, он давно заброшен? Он этой мысли мне почему-то стало еще более жутко. И тут вновь на меня пахнуло сладким дымком жилья. Я, не раздумывая более ни секунды, двинулся в его сторону осторожными шагами.
     Идти вслепую, ориентируясь только на переменчивый запах, оказалось довольно трудным делом. Я то и дело сходил с дороги, спотыкаясь о кочки и камни, снова нашаривал ее ногой, делал несколько шагов по дороге и вновь оступался. Один раз я даже упал в какую-то неглубокую канаву, к счастью, без воды. Так я плелся уже где-то около часа по моим ощущениям, но не видел вокруг по-прежнему ни огонька, ни искорки.
     Но вот я в очередной раз упал — на этот раз потому, что дорога словно ушла из-под моих ног. На самом деле она никуда не уходила, а вдруг резко и довольно круто повела вниз. Я даже прокатился кубарем несколько метров, пока смог остановиться. И тут же увидел внизу огни. Видимо, это было село или что-то подобное, так как огней было довольно много. Они, мерцая и перемигиваясь, светили из окон домов, во всяком случае, так мне это показалось. Да так оно и было, потому что уже минут через десять я подходил к ближайшему дому.
     Дома тянулись вдоль дороги, по которой я шел, а также образовывали и перпендикулярные, и параллельные ей улочки. Примерно, навскидку, я насчитал не менее сотни дворов. Почему-то я не стал заходить в самый первый дом, а прошел еще три, пока не решился заглянуть на огонек к местным жителям.
     Только сейчас я вдруг подумал, что жители этой планеты могут оказаться совсем непохожими на людей, могут испугаться моего облика, встретить меня враждебно или вообще убить. А не испугаюсь ли я сам больше их? Вдруг это какие-нибудь бородавчатые жабы или огнедышащие драконы? Да ну, чушь! Не может быть! Я подошел уже вплотную к дому, и он оказался обыкновенной бревенчатой избой, точно такой же, как во многих русских деревнях. От дома пахло теплом, хлебом, каким-то настоящим уютом, какого никогда не испытаешь в городской квартире. Не могло так пахнуть из жилья жабы или дракона! И я потянул на себя дверь за большое железное кольцо.
     Если на улице какое-никакое освещение давали окна соседних домов, то в сенцах царила кромешная тьма, такая же, как там — на дороге, после захода солнца. Я вытянул руки и мелкими-мелкими шажками стал продвигаться вперед. Но хозяева, видимо, услышали, как кто-то открывал дверь, и распахнули дверь в избу. После темноты хлынувший оттуда свет показался мне чуть ли не солнечным, хотя исходил он из точной копии земной керосиновой лампы. На фоне этого яркого для моих глаз света я видел только силуэт существа, открывшего дверь. Но силуэт был похож на человеческий: с головой, двумя руками и ногами. И, хоть я был готов ко всему, совершеннейшим потрясением стали для меня слова, адресованные существом явно для меня:
     — Ну что, долго там топтаться будешь?
     Наверное, если бы я услышал что-нибудь типа: “Кам ин, плииз!”, я и то бы не удивился столь сильно. А от чистейшей русской речи я просто застыл как вкопанный.
     — Заходи, тебе говорят! — Существо, оказавшееся бородатым мужиком среднерусской наружности, бесцеремонно схватило меня за руку и втащило в избу.
     Я, моргая, привыкая постепенно к свету, настороженно осмотрелся. Помимо втащившего меня мужика, теперь стоявшего позади со скрещенными на груди руками, в избе сидели за дощатым столом еще четверо: женщина лет сорока и трое детей: две девочки и мальчик — лет где-то от семи до десяти.
     Налюбовавшись моим шоком, мужик вышел у меня из-за спины и встал прямо передо мной.
     — Ну, что? Удивлен? Думал марсиан увидеть? — и мужик раскатисто захохотал. Женщина и дети тоже стали смеяться. Мне стало очень неловко, и я, хмурясь и стараясь говорить твердо, произнес:
     — А что здесь, собственно, смешного? Вы кто такие?
     Мужик перестал хохотать и сердито сказал:
     — Ого! “Кто такие!” Это мы тебя должны спросить: ты кто такой?! Ты ведь в наш дом вломился!
     Но тут глаза мужчины озорно блеснули, и я понял, что он меня просто подначивает.
     — Вы меня, конечно, извините, — сказал я, стараясь быть очень спокойным, — но все это для меня очень неожиданно. Я совсем недавно прибыл на вашу планету и никак не рассчитывал увидеть здесь своих... земляков. Ведь вы же с Земли? — быстро спросил я, испугавшись вдруг чего-то.
     — С Земли, — утвердительно кивнул мужчина. — Но мы здесь уже лет десять, если не больше. И с тех пор гостей здесь не было! Да ты садись за стол, поешь с дороги, да все нам подробно и расскажи.
     Я действительно почувствовал, как в животе у меня заурчало от голода, так что приглашение это было как нельзя кстати. Уплетая за обе щеки совсем земные картошку с солеными огурцами и душистым деревенским хлебом, запивая их, правда, явно чем-то неземным, хоть и вкусным, я поведал хозяевам свою недолгую историю. Мужчина, назвавшийся Виктором, в свою очередь рассказал очень удивительную историю о себе и прочих землянах, оказавшихся столь далеко от родного дома. История эта, вкратце, сводилась к следующему.

     Виктор, как и все местные жители, кроме детей, родившихся уже здесь, был когда-то самым обыкновенным землянином. В том смысле, что жил на Земле и ни о каких далеких мирах даже не помышлял. Но однажды ему приснился странный, но очень отчетливый сон. Двое мужчин приятной интеллигентной наружности, представившиеся несколько странно (но это же был все-таки сон!): Мет Коу и Тет Коу, пригласили Виктора попутешествовать. Конечно же, во сне! В то же мгновение, едва Виктор согласно кивнул, он очутился в прекрасном, но удивительном мире! Небо в нем было зеленым, солнце — ярко-сиреневым, а трава и деревья — темно-синими. На вершине высокого холма стоял величественный замок, но братья Коу (Виктор решил так для себя — очень уж мужчины были похожи и внешне, и по именам) повели Виктора не к нему, а в противоположную сторону. Кругом простирались бескрайние поля, лес завораживал своей густой синевой, воздух был упоительно свеж и сладок — все в этом мире сразу же понравилось Виктору! Быстро, как и положено в порядочном сне, картинка сменилась. Виктор стоял посреди широкой сельской улицы, а по обе ее стороны возвышались совершенно новенькие, в янтарно-желтых бревнах, избы-близнецы. От них так и веяло уютом, покоем, свежестью. Виктор, хоть и был горожанином уже во втором поколении, почувствовал, как забилась в нем дедовская крестьянская жилка, как захотелось ему переступить порог своего — такого! — дома; жить в нем, петь песни, растить детей, захотелось пахать свою землю, сеять, собирать урожай... Мет и Тет Коу молча стояли рядом, наблюдая бурю эмоций и желаний на лице Виктора.
     — Хочешь жить здесь? — спросил один из них.
     — Да, — не задумываясь, ответил Виктор (это же был сон!).
     — Ты в любую минуту можешь оказаться здесь, — сказал казавшийся чуть более старшим брат. — Запомни хорошо это место и потом, когда проснешься и когда решишься окончательно, представь его себе во всех деталях. В ту же секунду ты окажешься здесь! Но... навсегда. Извини, это непременное условие. Ты предупрежден!
     В следующую секунду Виктор проснулся в собственной земной кровати. Но сон не забылся, не улетучился почти сразу, как это бывает почти со всеми снами. Он запечатлелся в памяти четче любой реальности. Пора было собираться на работу. Жена сонно заворчала что-то нечленораздельное, когда Виктор вылез из-под одеяла. В холодильнике, кроме двух яиц, лежала только половинка пожухлой луковицы. Наскоро проглотив подгоревшую глазунью и отхлебнув пару глотков омерзительного пойла под названием “Чай грузинский. Высший сорт”, Виктор выбежал в дождь. Или в снег, или в то и другое вместе — из-за неверного света горевших через один фонарей этого было не понять. Простояв минут пятнадцать на гудящей от раздраженных голосов остановке, Виктор с трудом втиснулся в отсыревший, вопиющий своей некрасивостью и неуютностью троллейбус и лишь еще через полчаса входил в серую громадину завода по производству шарикоподшипников. Простояв у станка тягучую, как жвачка, смену, Виктор проделал утренний путь в обратную сторону, точно так же давясь в чреве троллейбусного урода.
     Зайдя в квартиру, Виктор повесил мокрый серый плащ на вешалку, снял промокшие насквозь ботинки и прошел на кухню, откуда доносился озлобленный звон моющейся посуды. Там он увидел перед собой тусклые, как у протухшей рыбы, безразличные и пустые, как у наширявшегося наркомана (такое сравнение, правда, не могло прийти в ту пору в его голову) глаза жены, буркнувшей ему что-то вроде “Привет!”, а может — “Урод!” и принявшейся с еще большим остервенением и злостью надраивать бок кастрюли с метинами отколовшейся эмали. Виктор допил свой оставшийся с утра “Чай грузинский”, который в холодном виде был более приемлем к употреблению, чем горячий (а может, просто сильно хотелось пить). Затем он повернулся к жене и сказал: “Катя!”
     — Ну чего тебе опять? — недовольно огрызнулась жена, не отрываясь от кастрюли.
     — Хочешь жить в деревне? — тихо спросил Виктор.
     — Чего-о-о?! — наконец-то оторвалась жена от кастрюли. — А ну-ка дыхни!
     — Хы-ы-ы!!! — с остервенением выдохнул Виктор вместе с воздухом всю накопившуюся тоску и злобу, резко повернулся и бросился в спальню. Там он бросился ничком на заправленную кровать и впервые за много-много лет, горько, навзрыд, как в детстве, заплакал. А потом, успокоившись, перевернулся на спину, обвел взглядом комнату и закрыл глаза. Вызвать из памяти светящуюся желтыми стенами улицу не составило ни малейшего труда. А через мгновение он уже стоял на ней, и теплый ветерок ласково вытирал его невысохшие слезы.

     Как рассказал Виктор, такие же сны видели все, живущие здесь. И никто из них не жалел о сделанном выборе.
     — А братья? — спросил я.
     — Они живут в замке на холме, — ответил Виктор. — Мы растим хлеб, овощи, фрукты, разводим домашнюю живность, ловим рыбу, охотимся, а часть продуктов отдаем им.
     — Так вы — крепостные! — возмущенно ахнул я.
     — Можно и так сказать, — улыбнулся Виктор. — Только Коу никогда не устанавливают нам размер оброка, никогда и никого не наказывают, наоборот — помогают нам во всем.
     — Как, почему?! — ничего не понял я, вспоминая уроки истории о крепостничестве.
     — Да так, — пожал плечами Виктор. — Им по большому счету ничего от нас и не нужно. Они же колдуны.
     — Какие еще колдуны? — раскрыл я рот.
     — Самые обыкновенные. Волшебством и магией они могут обеспечить себя всем. Мы им нужны, может, — для общения, может, — они просто по доброте душевной сделали нам этот подарок, а чтобы мы не чувствовали себя им чем-то обязанными, великодушно принимают наши подношения. Нам же все равно всего хватает за глаза, а если вдруг чего-нибудь не хватает — Коу всегда нам помогают.
     — И что, никто-никто не захотел вернуться на Землю? — поинтересовался я.
     — Но таково ведь было условие договора, — удивился Виктор.
     — И все же?
     — Если честно, был тут один... — ответил Виктор неохотно. — Тоже, как ты, ворчал: “Крепостные! Средние века!”. Он сказал, что лучше уйдет в лес и будет жить один в землянке, чем ишачить на кого-то. Потом он, и правда, куда-то девался. Может ушел в лес, а может... Не знаю. Никто не огорчился его исчезновением.
     Даже если он действительно живет в лесу, ничего ему не грозит. Хищных зверей здесь нет, климат круглый год теплый.
     — А как его звали? — Во мне вдруг вспыхнула некая догадка.
     — Василием.
     — Сидоров? — вспомнил я фамилию доморощенного фантаста.
     — Сидоров! — удивленно вскинул брови Виктор. — А ты откуда знаешь?
     — Мне нужно срочно увидеться с братьями!

     Братья Коу сами пришли к нам на следующее утро. Они сели к столу после приглашения жены Виктора, и вместе с нами стали завтракать, словно обычные крестьяне. За все время завтрака они ни словом не обмолвились обо мне, только неспешно обсуждали с Виктором виды на урожай, расспрашивали о планах ближайшей охоты, обговаривали какие-то хозяйственные вопросы. Поев и поблагодарив хозяйку, братья пригласили меня выйти с ними на двор.
     Сев на лавку и закурив по ароматной сигаре, братья посмотрели на меня неожиданно добродушно и весело.
     — Ну что, помнишь нас? — спросил один из них, кажется, Мет.
     Я внимательно всмотрелся в будто бы действительно где-то виденные лица.
     — По-моему, я вас где-то уже видел, — неуверенно пролепетал я.
     Мет Коу засмеялся, а Тет Коу загадочным голосом, каким рассказывают сказки детям, проговорил:
     — И снились ему сны, и были в тех снах желтые улицы, и ходили по тем улицам два добрых волшебника!
     Я сразу все понял.
     — Так у меня тоже были такие сны?
     — Да, были. Но ты был слишком маленьким, чтобы воспользоваться ими так, как предполагалось нами. Мы тогда только попробовали, как отреагирует на наше воздействие ребенок. Мы “снились” тебе несколько раз, но ничего не получилось. А может, ты просто не захотел сюда, у тебя ведь все было в порядке.
     — Но ты неплохо попользовался нашим подарком в свое удовольствие! — заметил Мет Коу.
     — Вы вернете меня домой? — жалобно спросил я.
     — Но условия договора... — начал было Тет Коу.
     — Я не заключал с вами никакого договора! — встрепенулся я. — А если даже заключал, то я ведь был совсем маленьким, это нечестно!
     — Разве тебе не понравилось у нас? — улыбнулся Мет.
     — Не в этом дело, — я был готов расплакаться. — Но я хочу домой! Может потом, когда я стану старше...
     — Нет, договор не заключается дважды, — отрезал Тет. — Мы можем пойти тебе на уступку, так как ты был действительно слишком мал, чтобы делать осознанный выбор, и расторгнуть с тобой договор. Но больше ты НИКОГДА не сможешь ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ.
     — А разве, если я останусь здесь, я смогу ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ? — удивился я.
     — По своему желанию, как прежде, — нет, — ответили братья.
     — Тогда верните меня домой! — твердо сказал я.
     — Как тебе будет угодно, — подчеркнуто вежливо наклонили голову братья.
     — А зачем... — хотел спросить я у них о смысле и целях всего этого сказочного мира, но было уже поздно...
     Я сидел в читальном зале библиотеки за столом, на котором валялась брошенная когда-то мною подшивка “Рабочего”.
     — Ну что, подходит? — подняла на меня глаза усатая библиотекарша.
     — Этот Сидоров — идиот, каких мало! — грубо выпалил я. — Да еще и врун!
     Я повернулся и зашагал к выходу мимо разинувшей рот усатой тетки.

     С тех пор я никогда и никуда больше не ПЕРЕМЕЩАЛСЯ. С тех пор я не читаю фантастику. Теперь я ее ПИШУ.