Гитара, соединённая с блоком эффектов, ревела похлеще Минотавра в лабиринте. Ми-ми-бемоль-ре, си-си-бемоль-ля. Шесть тупых звуков, а сколько восторга!
     Они уже пришли обкуренные и подогретые. Мне оставалось только выпустить на волю несколько нот с нужным тембром, чтобы вся эта масса гормонов, амбиций, фантазий хлынула наружу. Парни крутились вокруг собственных талий со скоростью электромоторов, девицы размахивали в воздухе лифчиками и готовились продемонстрировать то, что в них находилось несколько минут назад.
     Неужели шесть простых звуков могут продлить оргазм целой толпы до десяти минут? После тоники я затихая прошёлся по арпеджио. Вроде круто! Электромоторы остановились, лифчики упали вниз и теперь волочились за хозяйками, как пудели на верёвочке.
     Следующую песню я аккомпанирую на акустике. Любимый белый фендер может пока поспать в футляре. Обложенный бордовым бархатом он выглядит мирно, как Дракула в гробу.
     Фендер у меня недорогой, но люблю я его больше, чем навороченную акустическую ямаху. Хотя и звук у неё хороший, и узоров с перламутром на цыганский табор хватит, но у фендера есть одно неоспоримое преимущество - подпись Пола Маккартни.
    
     Мы тогда ещё надеялись раскрутиться. За свои деньги добрались до Лондона, играли в кабаках. Даже победили на каком-то конкурсе, где великий Битлз присутствовал в качестве почётного гостя. Когда он нас поздравлял, я попросил автограф. Пол расписался прямо на гитаре несмываемым фломастером, а я, на всякий случай, заклеил это место прозрачной липкой лентой.
     Шустрый Сашка тогда говорил, что Маккартни не просто расписался, а приписал к цене фендера два нуля. А Сашка про цены знает всё. Поэтому я старался держать гитару поближе к себе, купил ей дорогой футляр.
     Сашка тогда, по глупости или специально, залепил про цену при всех. А не стоило! Вон, Валерка, наш солист, хоть под интеллигента косит - очки на носу, скромная причёха, а деньги лучше при нём не показывать - свистнет, как пить дать. У меня, говорит, клептомания. А по-моему просто ворюга. Да и солист - на полторы октавы. Я и сам так могу.
     Он тогда прилепился к нам, как жвачка к парадным брюкам, за поддачей бегал, аппаратуру таскал, а как приехали в Лондон, гонор панский прорезался:
     - Баста, я вам не шестёрка. Сами свои железяки таскайте. Я на себя беру микрофоны и усилитель.
     Жить с ним в номере никто не захотел, за вещи боялись, да и характер у Валерки гнилой. Пришлось мне. Но я придумал выход - я деньги отдал на хранение Валерке - не станет же он воровать сам у себя.
    
     Когда это было? Ох, давно. С тех пор Маккартни совсем постарел, я поседел, группа наша и моя семейная жизнь разваливались и восстанавливались несколько раз, постоянно обновляя состав. Розовые надежды, как им и положено, рассыпались, разбились вдрызг о серые будни. Только подпись Пола Маккартни вечным талисманом напоминала о совсем нетуманном Альбионе, папиросках с марихуаной, двух дешёвых проститутках, купленных в последний день с Валеркой в складчину.
     С Салли получилось нехорошо. Её накачали водярой до такого состояния, что она забыла не только имена своих камерунских родителей, но и о производственных обязанностях. Просто завалилась на кровать и всю ночь икала, отражала смуглой задницей рекламные блики из окна.
     Вторая, длинноволосая блондинка Киса, оказалась землячкой, из Минска. Молодая совсем. Травила про богатеньких родителей, которые оплатили её учёбу в закрытой школе. Но, то ли деньги кончились, то ли порастратилась на наркоту, а может просто захотелось острых ощущений в некоторых частях тела с лабухом, которому сам Пол Маккартни подписал гитару. Так или иначе, пришлось ей отрабатывать трудодни за себя и за "уставшую" коллегу.
     А рано утром, пока она дрыхнула после трудов праведных, мы тихонько слиняли в аэропорт: Валерка оказался не просто вор, но и редкий жмот, пожалел двести баксов.
     - Нехорошо, - подумал я. - Не по-человечески. Может действительно обстоятельства вынудили девчонку выйти на "тропу войны", а мы у неё воруем честно заработанное.
     Поэтому до аэропорта мы не доехали. Возле остановки такси я заявил, что тянет на бабу - сил нет терпеть. А поскольку наши вчерашние шлюшки до сих пор небось мирно кемарят в номере, давай двести баксов на восстановление с ними молодого здоровья и хорошего настроения или сам становись в позу.
     За двести баксов Валерка точно бы зарезал собственную бабушку и стал раком сам, но на остановке при людях постеснялся, а бабушки рядом не оказалось, поэтому он сказал:
     - Знаешь что? Возвращайся в гостиницу, делай с девицами что хочешь, но денег я тебе не дам, ещё неизвестно сколько башней нам придётся отвалить на таможне.
     Драться из-за денег я не стал. Вернулся в номер. Девицы и вправду после гудежа спали - гранатой не разбудишь. Достал я гитару из футляра, да положил рядом с Кисой. Ну да, дурацкий ненужный жест, согласен. Но кто по молодости дурацких жестов не совершал?
     Валерка ушам своим не поверил:
     - Это двадцать грандов рублёвке подзаборной за так отвалил! Да ты, сука... да ты... Он так разошёлся, что руку в кулак начал сжимать.
     Хлёсткий, крепкий Валерка периодически посещал секцию по боксу, поэтому чуть что лез в драку, не разбирая свои ли чужие, есть повод или нет.
     Валерка сжал кулак, но ударил по-подлому ногой. И попал в футляр. Футляр отлетел, оставив пластмассовую ручку в моей ладони. Этой-то ручкой я огрел Валерку по носу. Он отшатнулся, тюкнулся затылком о фонарный столб и мирно так по нему сполз вниз. Ну всё, думаю, убил. Нет, поднялся. Стал сразу тихим и молчаливым. Помог мне собрать футляр, загрузить шмотьё в такси, и даже извинился.
     В Минске, в аэропорту Валерка сам вернул мне мои сто баксов, но приехав домой я денег не обнаружил. Вместо них в бумажнике лежала записка "Считай, что одолжил. Верну потом". Злиться на Валерку бесполезно - ему бы с его фокусами в цирке выступать.
     Я занял денег и купил с рук очень похожий фендер, сам расписался за Маккартни и заклеил прозрачной плёнкой. Ни Валерка, ни я никому не рассказали о случившимся. Все музыканты продолжали считать меня счастливым обладателем гитары с великой подписью.
    
     Чёрт, чуть не пропустил свою партию соло. Размечтался. Мне по этому поводу математик в школе говорил:
     - Толик, у тебя мысли, как ноги у школьницы, которую ещё никто не полюбил: правая нога не знает куда идёт левая.
     Для соло на акустике драйва недостаточно, нужна техника. А техники сколько ни есть, всё равно мало. Вон, наша солистка, к примеру. Джаз валит, казалось бы, не хуже Долиной. Но сама говорит, что ей над техникой ещё работать и работать.
     Уф, всё, отбарабанили. Кому-то танцули, кому-то пахота. Мне бы теперь банку весёлого мерло и в люлю, но нетушки - вон уже Лариска преданно заглядывает в глаза.
     Лариска - это наша солистка и есть. Для её тридцати двух у неё всё путём. Фигура, машина, муж-бизнесмен, дом с дачкой. Даже есть мужчина для души и тела, а попросту любовник, я имею в виду себя.
     - Антонович, ты просто не представляешь, какой он зануда, - жалуется она мне на своего Славика. - Я не успеваю открыть рот, а он уже спешит сообщить почему я не права.
     Лариске нравится называть всех по фамилиям. Даже своего Славика Барсуковым обзывает.
     Появилась у нас она недавно. Пришла в первый день вся из себя фифа. Сверху декольте до талии. Снизу разрезы до декольте. Запястья, уши и шея звенят камушками, что твоя церковная люстра.
     - Мужики, правду мне сказали, что вам клёвая солистка нужна?
     - Так у нас не кьевать, у нас петь жеятельно, - Васька-басист не выговаривает "л"; из-за этого понять его иногда невозможно.
    
     - Антонович, ну мы едем? - Лариска уже выгнала свою ауди с парковки, и, раскрыв дверку, ждёт пока я загружу туда гитары. Мало того, что юбка сегодня на ней короткая, так ещё ногу из машины выставила. Сидит как порностар, всеми внутренностями наружу.
     - Лариска, ты когда нибудь следила за тем как ты сидишь? Тебя же пол улицы обозревает.
     - Ну и что? Я женщина ветреная, это значит ветер не только в голове.
     Я положил гитары в багажник и уселся рядом:
     - Трогайте, шеф.
     - У нас с тобой сегодня особая программа, дорогой. Поскольку мой Барсуков загулял по Польшам и Италиям, я решила ознакомить тебя с комфортом нашей спальни на даче. А то моя спина уже выучила расположение всех пружин на твоей диван-кровати. Так что запасайся, дедуль, виагрой и разминай имеющиеся физические ресурсы.
     Дача у Лариски оказалась совсем маленькая, но именно о такой я мечтал всю жизнь: два этажа, камин, пол с мохнатым ковриком, а-ля медведик, погибший в борьбе роковой. На стенах рога оленей и горных козлов.
     - Все рога Барсукова, - перехватила мой вопрос Лариска, - даже те, козлиные. Это после тебя, старого козла, появились.
     - Про рогатых барсуков я ещё не слыхал.
     - Новая порода. У них от Чернобыля потенция упала и разбилась. Вот им бог и компенсирует, - тут же нашлась Лариска.
     - А ты уверена, что твоих рогов тут нет?
     - Уверена! Не дал бог свинье рога.
     Последние слова донеслись уже из душа. Я тем временем обошёл комнату. На фото на столике длинноволосая Лариска со счастливым лицом обнималась с мордатым мужиком моих лет. Наверное, это и был Барсуков. Фотография немного выцвела, от чего её тёмные волосы отливали зелёным. Что-то в ней показалось неуловимо знакомым. Типаж? Леопардовая шуба?
     - Лариска, у тебя слабость к престарелым мужикам.
     Она ничего не ответила. Шум душа заглушал все посторонние звуки.
     - Ларис, а нафиг тебе сдалась эта музыка за копейки, когда у твоего Барсукова бабла лопатой не перекопаешь?
     Она опять не услышала.
     Наконец вода стихла. Лариска вышла в белом махровом халатике на ходу вытирая волосы.
     - У меня просто слабость к мужикам. Но к престарелым больше потому, что это обходится им это дороже, - оказывается она всё слышала. Просто обосновывала свою точку зрения.
    
     Мне снилось что я попал в КГБ. Молодой старлей выяснял, как я смел государственное достояние - гитару с подписью самого Пола Маккартни, оставить во враждебном государстве. Старлей включил настольную лампу и направил мне в глаза. Я испугался и проснулся.
     Солнце било в глаза и надо было задёргивать штору или просыпаться окончательно. Назад, к кгбэшникам мне не хотелось, и я выбрал второе - потёр щёки, потом глаза, потом потянулся. Испытанный приём. Работает даже тогда, когда на тебя давит вчерашняя бутылка абсолюта. Ларисы рядом не было. "В туалете," - успокоил я себя. Но в туалете было подозрительно тихо. Я приподнял голову. Её одежды не было тоже.
     Зато на столе лежала записка.
     "Неужели я настолько постарела, что ты меня не узнал? Валерка, так тот сразу. Впрочем, цвет волос и причёска меняют женщин очень сильно.
     Тогда, в Лондоне, я действительно попала в сложный финансовый переплёт. Твоя гитара не просто меня спасла. Я поняла, что в системе деньги-человек, лидерство должно остаться за человеком.
     Труднее всего оказалось попасть на приём к Полу. Но мне удалось. Когда я ему рассказала историю с подписанной им гитарой, он чуть не разрыдался у меня на плече и предложил выставить её на аукционе вместе с другими его вещами.
     На аукционе он присутствовал сам и повторил мою историю, добавив кое-что от себя. После такой рекламы, цена на неё подпрыгнула выше Биг Бен, и гитара ушла за триста пятьдесят тысяч фунтов.
     Это позволило мне поправить дела, закончить школу, консерваторию, я вышла замуж за Барсукова. Потом я разыскала тебя.
     А теперь посмотри в футляр."
     - Свистнула гитару, сучка, - ругнулся я вслух. - Побывав на панели, женщина способна на всё.
     В футляре лежала гитара, но не та, с фальшивой подписью, а настоящая, с подписью Пола Маккартни. Её невозможно было не узнать. В футляр была вложена ещё одна записка:
     "Как ты, наверное, догадался, Барсуков и был счастливым покупателем гитары. Но поскольку он в них не разбирается всё равно, я решила, что будет справедливо, если я ваши гитары поменяю.
     Разумеется, он держал её в витрине с сигнализацией, но для Валерки замков не существует. Он даже деньги с меня не взял за "работу". Сказал, что у него "профессиональный интерес".
     Да, чуть не забыла. Дачу на твоё имя я переписала ещё на прошлой неделе. Документы на столе."
     Я подошёл к столу. Фото, где Лариска обнимается с Барсуковым исчезло. Вместо него появилось другое, с совсем юной светловолосой девушкой.
     - Киса, - узнал я.
     "Твоя Киса," - прочёл я подпись по диагонали.
     Я люблю играть на фендере. Он мне нравится больше акустической ямахи. Я берегу его и стараюсь, чтоб он всегда был под рукой. Ценная вещь. Любой может позариться. Любой... кроме Валерки.